Страница 60 из 80
Юрий Иванович вспомнил этот смех, вспомнил и парной запах, который долго-долго преследовал его и от которого зачахло, скисло ощущение праздника, пока вместо него не всплыли удивление, досада, а потом и стыд за себя.
И все же Юрий Иванович почти с нежностью смотрел на дом Божицких, потому что та радость, которую подарила его душе Лариса, была самым сильным и ярким воспоминанием далеких лет. Он испугался, что его могут увидеть, и хотел уже уйти, но калитка ворот широко распахнулась и в проеме ее появилась женщина.
— Заходите, заходите, — певуче пригласила она не совсем трезвым голосом. — Я в окно вас увидела, вышла встретить. Вы, наверно, родственник Володи?
— Нет, нет, — испугался Юрий Иванович. — Извините. Я не к вам. Я тут случайно.
Солнце высветило женщину, шагнувшую навстречу, и он сразу узнал Ларису. Конечно, она постарела, отяжелела, но голос тот же, те же черные блестящие глаза, та же манера кривить рот, растягивая слова.
— Так вы не на свадьбу? — слегка удивилась Лариса, поджала в раздумье губы. — Прошу прощенья, — но, оценивающе оглядев Юрия Ивановича с головы до ног, взмахнула беспечно ладонью. — Все равно заходите. У меня дочка женится, то есть... — мелко засмеялась, помотала головой, — замуж выходит. Поздравьте ее.
— Ну что вы, неудобно. Спасибо. Извините, — Юрий Иванович попятился.
— Неудобно только штаны через голову надевать, — решительно заявила Лариса. Подошла, слегка покачиваясь, и от этого казалось, что она, обтянутая серебристым, переливающимся платьем, подкрадывается. Взяла осторожно, но властно под локоток. — Идемте, идемте... — Почувствовав сопротивление, взглянула удивленно. — Вы что, обидеть хотите?
Юрий Иванович, улыбаясь, смотрел сверху и сбоку на нее, прислушивался к себе, к легкому запаху духов, к требовательному усилию ладони, и ему было одновременно и смешно и тоскливо. Лицо Ларисы ужесточилось, четче проступили морщинки на переносице и около прищуренных глаз, но вдруг глаза эти медленно раскрылись, в них мелькнуло недоверие, потом растерянность, потом изумление, потом радость.
— Бодров? — с сомнением и надеждой спросила она. Отступила на шаг, заулыбалась натянуто. — Ну, конечно, Бодров! — Дотронулась мизинцем до подбородка Юрия Ивановича, отдернула руку. — Надо же... Борода. Колючая какая. Откуда ты взялся?
— Да вот, еду... к морю, — Юрий Иванович смущенно почесал нос. — Завернул на денек.
— Господи, да ведь и впрямь Бодров! — женщина ахнула, хлопнула перед своим лицом в ладоши, отчего кольца на пальцах металлически стукнули. Покачала головой. — Солидный какой стал, важный. В больших чинах, наверно, ходишь, в большие люди выбился, — и переполошилась: — Чего же мы стоим? Пошли, я тебя дочке покажу, гостям представлю, — и уже уверенно схватила Юрия Ивановича под руку, прижалась к нему.
— Неловко как-то. Да и спят, пожалуй, еще... — упирался Юрий Иванович, хотя ему очень хотелось бы взглянуть на дочь Ларисы.
— Ничего, разбудим, — твердо пообещала женщина. — Нечего дрыхнуть, раз такой человек пришел.
— Не делай этого, не надо, — взмолился Юрий Иванович. Глянул на часы — «06.07» — и нарочито громко встревожился. — Опаздываю! Меня машина ждет, ехать пора!
— Подождет, никуда не денется, — голос у Ларисы был властный, пренебрежительный, но неожиданно сразу же изменился, стал неискренне умильным, чуть ли не заискивающим. — А вот и дочка моя, Оленька. Познакомьтесь.
В калитке, уперевшись руками в столбы, стояла, слегка постукивая носком белой туфельки, девушка в белом же, затейливом, платье. Лицо у нее было утомленное, бледное после бессонной, сумбурной свадебной ночи.
— Что это значит, мама? — холодно спросила Ольга.
— А ничего не значит. Мала еще допросы устраивать, — резко, почти крикливо, ответила мать. — Поздороваться надо сначала, — она еще плотней прижалась к Юрию Ивановичу.
Дочь еле заметно повела плечами, еле заметно усмехнулась.
— Здравствуйте.
А Юрий Иванович глядел на нее и видел ту, давнюю, хрупкую и стройную, Ларису — так похожа была Ольга на мать в молодости. Только у этой девушки взгляд независимей и уверенней, чем у Ларисы в юности, и губы откровенней кривятся в снисходительной усмешечке.
— Я школьный друг вашей мамы, — кашлянув в кулак, пояснил Юрий Иванович. — Мы целую вечность не виделись, и вот — случай помог. Я тут ненароком оказался. Мы с Владькой, с Борзенковым... — уточнил, глянув на Ларису: помнит ли она Владьку?
— Ах, так вы с Владиславом Николаевичем приехали? — Ольга смутилась. — Простите меня, я не знала. — Она слегка отступила в глубь двора. — Проходите, пожалуйста. Мы очень рады, — но в голосе была неуверенность, почти растерянность. Юрий Иванович догадался, что девушка обеспокоена: мало ли как гость воспримет беспорядок после пира.
— Прошу, ради бога, не обижаться и не сердиться, я не могу, — он прижал руку к груди. — Никак не могу... В семь у нас очень важный эксперимент, — и сделал серьезное, значительное лицо.
— Знаю, знаю. Пуск установки «Ретро». Я ведь тоже у Владислава Николаевича работаю. Программисткой, — Ольга откровенно обрадовалась, что приезжий отказался зайти, но сочла нужным сделать опечаленный вид.
— Все же надеюсь, что вы как-нибудь заглянете к нам? — и с уважением посмотрела на мать.
Та победно глянула на нее, приказала:
— Принеси нам сюда чего-нибудь, — открыла калитку в палисадник. — Мы выпьем за встречу и за твое счастье...
— Но товарищу...
— Бодрову, — с гордостью подсказала Лариса.
— Товарищу Бодрову, наверно, нельзя? — с утвердительными интонациями предположила дочь.
— Можно, — резко заявил Юрий Иванович. Ему не понравилось, что эта девочка решает за него, да еще так уверенно.
— Ты же знаешь, мама, что у нас... — Ольга сделала страшные глаза, растопырила в сдержанном возмущении пальчики.
— Ничего, давай, что осталось. Тащи водку, — разрешила Лариса. Пропустила Юрия Ивановича вперед, похлопала его по широкой кожаной спине. — Он хоть и академик, а прежде всего — мужик.
— Что-то очень уж ты меня вознесла — академик! — хмыкнул Юрий Иванович, втискиваясь между хлипким садовым столиком и скамейкой.
— А чем ты хуже Борзенкова? — удивилась Лариса. — Ты был способней, напористей, всегда на виду. — Она села напротив, перекачнулась, поерзала, устраиваясь поудобней. Оправила платье. — Владька членкор, а тебе, выходит, сам бог велел действительным быть. Пожалуй, уж и Героя Труда получил? А? — без любопытства, из вежливости, поинтересовалась и польстила неумело. — Глядишь, в твою честь улицы называть будут.
Юрий Иванович, хакнув, наморщил лоб, яростно почесал его. «Владька — членкор! — ошалело повторил он. — Академик! С ума сойти...»
— Чего молчишь? Засекреченный, что ли? — насмешливо полюбопытствовала Лариса. Уперлась локтями в стол, положила подбородок на сцепленные пальцы, и взгляд женщины, доброжелательный, ласковый, постепенно затуманился, стал далеким и печальным. — Ох, Юрий Иванович, — неглубоко, по-бабьи, вздохнула она, — как же я тебя, дура, любила, как сохла по тебе, как ревела... Сейчас даже вспомнить смешно.
Юрий Иванович рывком поднял лицо, заморгал, чувствуя, что кровь ударила в голову.
— Не веришь? — Лариса вяло улыбнулась. — И не надо, — потерла щеки ладонями, потом аккуратно, точно школьница, положила руки на стол, навалилась на них грудью. — Я ведь почти из-за тебя на второй год в девятом осталась. Думала, вместе учиться будем. А потом испугалась, в «А» попросилась. — Она засмеялась, крутанула головой. — Вот дуреха-то была, ей-богу. С Лидкой Матофоновой, выдрой этой, сдружилась. Она мне все про тебя рассказывает, лопочет вот так, — закатила глаза, прижала ладони к груди, быстро-быстро зашевелила губами, — а я думаю: придушила бы тебя, ведьму... Потом Тонечка эта появилась. Нашел тоже! — презрительно поджала губы, передернулась.
Юрий Иванович почувствовал, что покраснел окончательно, удивился: «Смотри-ка, краснеть не разучился!» Хотел сказать, что и он к ней, Ларисе, был, как бы это выразиться, неравнодушен, что ли, но вместо этого зло буркнул: