Страница 41 из 42
М1. Какой Виктюк, ничего не Виктюк, я американский журналист, не знаю никакого Виктюка. Просто Кеннет Суперстар — это женщина, нормальная женщина, но он трансвестит. Он сделал операцию по перемене пола. Или нет, давай лучше он ее не делал. Он просто переодетый, как папесса Иоанна, как Виола, как этот еще тип у Пикуля, ну не помню, «Пером и шпагой». Он мужик, но он баба, вот, и он всегда тебя любил, и поступил со своей любовью как положено — убил ее и надругался, но потом отомстил всему миру. Он тебя любил всю жизнь, понимаешь, нет? А потом, когда так тебя обгадил, не смог себе этого простить и хотел отравить себя ядом, но у него куражу не хватило, кишка оказалась тонкая у него, понял, нет? И он тогда меня, это самое, с марихуаной. Вот как я все придумал. Как тебе такой поворот, ты вообще чувствуешь, нет?
Ж. Скучно. Скучно все это, Крон, ужасно скучно. Да и вообще. Три часа уже. Все, поиграли.
М1. Какое поиграли, ничего не поиграли, я вообще, можно сказать, только появился, у нас двадцать минут еще…
Ж. Ну хорошо. Тогда я переодетая мужчина.
М1. Как мужчина?
М. Как мужчина?
Ж. Ну так, мужчина, мадам Баттерфляй, не знаю. Всегда была мужчина, и ум такой у меня мужской, и ноги волосатые, во. (Показывает ноги.) Если б я не эпилировала, ты бы давно заметил. Как тебе такой ход? На сколько это потянет?
М1. Ни на сколько не потянет, чушь собачья.
Ж. Ну вот видишь? Все, схема исчерпана, на будущий год другую придумаем. Самое обидное, что так ничего и не решили.
М (неожиданно серьезно). Ну, а что тут можно решить, девочка? Что тут можно решить, и кто может решать, кроме тебя?
Ж. Да ну помогите же мне уже как-нибудь! Четвертый год маемся этой фигней, я не могу уже, честное слово…
М1 (так же серьезно). Если не можешь выбрать из двух, найди третьего.
Ж (взрываясь). Где?! Кого?! Какого третьего я себе найду, кретин? Мальчика сниму? На девочек переброшусь? Все связано с двумя идиотами, все на них повернуто, сплю с одним — думаю про другого, приходит другой — жалею первого… Какой к дьяволу третий? Ты представь: будет какой-нибудь новый, он нормальный, хороший человек. Он любви хочет, большой и чистой. И получает меня, которая любила одного, встретила другого и теперь всю жизнь так разрывается, и врозь не может, и вместе не может… Господи, если бы хоть вместе жить, так ведь нельзя вместе! Все пробовали, все невыносимо. Теперь игрушки эти… блин…
М. Но ты же сама хотела игрушки. Вспомни, мы с тобой все время во что-нибудь играли. То ты была Мария-Антуанетта, а я Людовик. То еще что-нибудь…
М1. И мы играли! Ты же не можешь иначе, Женька, что ты нас-то винишь? У нас, конечно, было без Людовиков, у нас было попроще — но свое отыграли, и очень прилично. Я даже один раз был Елизавета. Нет, серьезно!
М. А она что, Мария Стюарт?
М1 (с застенчивой улыбкой). Нет, что ты, она была Глостер…
М. Какой Глостер?
М1. Да не знаю, ты у нас историк, а не я. Черт ногу сломит, там этих Глостеров было больше, чем Людовиков. Короче, было так: я, значит, девственница-королева, но она ужасно влюблена и все дела, и она мне показывает все мужские приемы обольщения. Чтобы я, значит, узнал себя и устыдился. А потом все-таки она овладела мной, конечно, ей же иначе неинтересно, — но прелюдия должна быть долгая и обязательно литературная. Да, я главное забыл — мы же все это время разговаривали пятистопным ямбом! Ты прикинь, всю дорогу ямбом. Потом привязалось, я уж иначе и не мог: «Любимая, ты вынесла ведро?»
Ж.
М 1.
Ж.
М1.
М. Вижу я, как вы счастливы…
М1.
Ж. снова всхлипывает.
М1. Ой, извини. Про отца я нечаянно.
М. Слушай, Жень… Может, мне действительно больше не ходить? А то я это… ну, сама видишь…
Ж. Крон, не сердись на него. Я сама его позвала.
М1. Слушай, но тебе что — действительно все время со мной скучно?
Ж. Да не скучно… но просто, понимаешь… А черт его знает, зачем я его позвала. Ведь не сказать же, что я его безумно люблю, верно? Ты и в постели лучше, если тут вообще применимы критерии. Хуже-лучше, какая гадость… Ну, назови это любовью, если тебе так больнее. Но это не любовь, правда, Крон. Я просто должна иногда его видеть, с ним в это играть… ну и вообще… Мне, кстати, понравилось в этот раз. Серьезно, Борька. Я никогда не знаю, что ты придумаешь.
М. Очень рад, что угодил тебе.
Ж. Нет, правда, не сердись.
М. Да ладно, чего там. Сердиться еще. Но просто каждый раз, как ты меня зовешь, я же надеяться начинаю, понимаешь? Я что-то такое придумываю, что-то такое разыгрываю… каждый раз все более серьезное, вот, видишь, до пистолетика уже дошло. Кстати, отдайте пистолетик.
М1. Ну нет, я из вас тут самый трезвый, пистолетик будет разобран на части и выброшен в мусоропровод.
М. Отдай, мне его возвращать.
М1. Какой пистолетик, ничего не знаю, еще стреляться надумаешь, нет уж, давай лучше вешайся.
М. Да вот еще. Нет, ничего же еще не кончилось. Я так чувствую, все это надолго… лет на пять по крайней мере. Жанр такой. Менаж а труа. А что вы думаете, бывает, редко, но бывает. Вот у Маяковского с Лилей, она не может без Оси, а Володя не может без нее. Или еще, были примеры, я просто сейчас не вспомню. Любовь — это же не всегда так, что бац — и влюбился, все, навек. Это действительно такая штука, что тут тебе и Бог, и дьявол, и иногда получается только мучение, а иногда только втроем. Вот, дамы и господа, есть такая женщина удивительная, она даже не красавица, хотя привлекательна, конечно, по-своему. Ей нравится все время играть, она только в это время и живет. Играть по-настоящему в ее жизни умел только один мужчина. Но потом она, видите ли, полюбила другого, тоже неглупого малого, но без всякой игры. Полюбила просто, по-бабски, несколько даже по-блядски, и вот она между ними разрывается — ни тебе полноценной семьи, ни тебе полновесного извращения. Иногда ей бывает скучно, она зовет свою прежнюю пассию, и он с ней опять играет. А потом приходит муж, и начинается срывание всех и всяческих масок. Причем что интересно — она очень, очень хотела бы жить нормальной жизнью, но вот не может, потому что рутина ей претит. А вместе с тем ее первый муж совершенно ей не годится, потому что в их отношениях она чувствует фальшь, нельзя же все время удерживать такую планку… Он для нее умен, он для нее слишком немножко ветреник, вообще он какой-то на всю голову неправильный. И если бы он знал, что это так кончится, он бы, конечно, вообще не стал с ней знакомиться, он ее оставил бы в покое и дал ей встретить хорошего человека. Только тогда ей никогда не было бы так интересно, но, с другой стороны, оно, может быть, и на фиг не надо, чтобы было интересно…