Беспамятный

«Истерика», услужливо подсказал внутренний голос, опять же как-то отстраненно и тихо, просто констатируя факт. Надо успокоиться и заняться делом. Иначе все впустую. Надо, согласился я сам с собой, и постарался сделать несколько глубоких вдохов-выдохов. Это помогло, трясти стало меньше. Следующим делом я запустил бортовой компьютер в режим самопроверки. Отчет был неутешителен — корабль лишился двух кормовых маневровых дюз, аппарели грузового трюма и частично обшивки на топе кормы и миделя. Но тем не менее комп полагал, что проход сквозь атмосферу нас не испепелит и не разорвет в клочья. И то хлеб, как говорится.

Не буду расписывать, как я полз по системе, как садился на космодром «Шабарда», ничего интересного в этом нет. Диспетчер был ленивым и сонным, автомата наведения на посадочную полосу у них не было, поэтому я просто постарался как можно более аккуратно водрузить мою посудину на еще не остывший после дневной жары раскрошенный бетон, и дождался досмотровой группы таможни. Пришедшие двое инспекторов долго цокали языками, разглядывая мои пробоины, согласились с мыслью о том, что пиратов развелось, как мух, и ушли. Я вышел из корабля, накрепко заперев свою каюту, прихватив три тысячи рублей и связавшись с техслужбой по поводу ремонта. Цены здесь неприятно отличались от Берно, но зато никто не задавал никаких вопросов. Обшивку починить? Починим. Аппарель заменить? Заменим. Дюзы заменить и прочистить выхлопные каморы? Заменим, прочистим, протестируем. С вас за все про все четыре тысячи рублей, раз вам удобнее считать в них, да и дозаправка в счет включена. Оплата по факту, с вами свяжутся.

Четыре тысячи рублей, конечно, сумма весомая. Но, как я подозреваю, это было политикой Ариэля — не задавать вопросов, а просто выставлять счета к оплате. Удобная политика, ничего не скажешь. А главное, скорее всего, прибыльная для администрации этого мира.

Их светило скрылось за горизонтом пару часов назад, и вечер целиком вступил в свои права. От космодромных плит тянуло теплом, и тот километр с небольшим, который я прошагал до стоянки такси, напоминал о чем-то добром и теплом, словно из детства. Знаете, такое дурацкое ощущение, когда никакой конкретики нет, просто когда-то давным-давно вы испытывали подобное. И оно было добрым. Теплым. Уютным. Безопасным и родным. Как яблоневый сад у дедушки, летним днем. Или как сгонять на велосипедах на рыбалку с друзьями, на каникулах. Вот что-то такое, словами не описать…

На стоянке дежурило две машины: люксовый седан и полугрузовой фургон. Странноватое сочетание, но что не сделаешь. Я подошел к о чем-то треплющимся водилам, покашлял, привлекая к себе внимание, и на интере назвал адрес. Один из них тут же сделал вид, что он тут вообще апельсины приносил, а ни разу не таксист, второй пожал плечами и назвал цену. Я спросил его, доставит ли он меня на авеню Паркхилл, 540, за три русских рубля, и он очень быстро согласился, пока я не передумал. И на полугрузовике мы рванули вдоль по шоссе, подальше от космопорта.

До названного мною адреса мы ехали где-то с полчаса, обогнув город по касательной, как я понял. И километр за километром менялся пейзаж, подсказывая, что кварталы вокруг все более и более респектабельны. А непосредственно Паркхилл — судя по местности вокруг, вообще была районом для не самых рядовых обитателей этого города. Липы и каштаны росли вдоль дороги, обрамляя собой тротуары. И новенькие дорогие модели авто, которые встречались на лужайках перед домами, подсказывали, что местные жители дорожат тишиной и покоем. Дом 540 ничем особенным не отличался, такой же шикарный особняк, как и соседние с ним. И точно так же на лужайке грелся под солнышком дорогой спорткар. Я расплатился с таксистом, выгрузил из багажника свою дорожную сумку, в которой путешествовали один из пистолет-пулеметов, смена одежды и белья, и некоторое количество денег. Дорожка, которая вела к дому, была заботливо выложена плиткой, и я мог бы поспорить, что по краям ее спрятались автоматические омыватели.

Дверь тоже вызывала ощущение дороговизны и стиля. Не то какое-то местное дерево, не то привозной дуб. Но солидно, красиво и весомо. Как и должно быть. Звонка не было, лишь молоток и медная табличка, в которую им полагалось стучать. Что я и проделал.

Выждав примерно полминуты, я уже собирался развернуться и уйти, и черт с ним, с доктором, но тут из-за двери послышались шаги, и вместо вопросов «кто там» или «как представить», дверь просто открылась. На пороге стоял высокий, около двух метров роста, и очень тощий человек, одетый в джинсы, рубашку и шлепанцы. К тому же голова его блестела свежевыбритой поверхностью кожи. Длинный, налысо выбритый, тощий и нескладный человек, с очень живым взглядом, тонкой полоской губ и свернутым на сторону носом. Ну и зрелище…

— Доктор Марат? — немного опешив, поинтересовался я.

— Oui, monsier, а с кем имею честь? — голос у него был под стать его внешности, звонкий и немного скрипучий.

— Вам обо мне должен был сообщить Саймон Баррет, капитан Баррет. Меня зовут Рикардо Альтез.

— Альтез? — Уголки рта доктора поползли вверх. — Не слышал. А вот про Рика Счастливчика мой друг Саймон мне недавно сообщал. Как дела у капитана Баррета?

— Хреново, — вывалил я напрямую. — Нет больше капитана. Саймон погиб несколько часов назад в этой системе. Его расстрелял рейдер, и, несмотря на то что «Пустотный Кондор» смог уйти в прыжок — на этом все и закончилось. Реакторы пошли вразнос, и Саймон спекся вместе с кораблем и всем экипажем. А меня направил к вам, свято веря в то, что вы сможете из моей башки, в которой поселилась амнезия травматического генеза, вытащить информацию. И я хотя бы буду знать, кому оторвать головы за смерть моего друга. Разрешите войти, док?

— Да-да, входите, — вид у него теперь был несколько ошарашенный. — Просто я как раз несколько часов назад и разговаривал с капитаном, и мне не показалось, что он чем-то встревожен. Но… Он за вас поручился, и стало быть, у меня в доме вам всегда рады. Проходите, располагайтесь пока в гостиной. Кофе? Чай? Виски? Ром?

Я прошел в огромную светлую гостиную, посреди которой уютно расположился гигантский диван-уголок, перед которым царствовал столик, не то действительно из монокристалла, не то удачно стилизованный. Решив, что время для церемоний осталось где-то под стволами Сахары и Гиппо, я уселся на диван, поставил сумку рядом с собой на пол, посмотрел на Марата и выдохнул:

— Знаете, док, я бы выпил сотку вискаря, если вы не против.

— Был бы против — не предлагал бы, — ответил он, прошагал к бару, добыл оттуда два стакана и налил в каждый на три пальца. Один поставил передо мной, второй оставил у себя в руке и отсалютовал:

— Мир праху Саймона. Вечная память, он был хорошим человеком.

— Мир праху, — отозвался я, отхлебнув где-то треть из своего стакана.

— Извините, Рик, льда не предлагаю, поскольку не люблю портить хороший виски этим мерзким водяным привкусом, надеюсь, что и так неплохо.

— Более чем, док, более чем. Кстати, Марат — это имя или фамилия? — я решил «вести себя как дома», к черту политесы. Если покойный Баррет и впрямь был другом врача, то здесь это будет восприниматься нормально.

— Фамилия, — улыбнулся он. — Меня зовут Анри-Жак, Анри-Жак Марат, доктор медицины Фартанского университетского сообщества, специализация — травматология, вторичная специализация — нейрохирургия.

— Рикардо, мать его, Альтез, кажется — вольный капитан, как дошел до жизни такой — не помню, надеюсь на вашу помощь в этом вопросе, — пожал я плечами.

— Помощь так помощь. Рикардо, давайте поступим так, вы сейчас расположитесь на втором этаже, в любой из восточных комнат, приведете себя с дороги в порядок, а через полчаса я жду вас в комплексе, это минус первый этаж, там не ошибетесь. Договорились? — он развел руками, как бы подсказывая мне, что дело прежде всего.

— Договорились, доктор, — я залпом допил виски и пошел располагаться.

Через полчаса я спустился по лестнице на минус первый этаж, поскольку подвалом это помещение назвать — язык бы не повернулся. Именно «минус первый этаж», поскольку спустившись я тут же попал в медкомплекс. Он начинался с тамбура-раздевалки, где я облачился в накидку наподобие хламиды, из тонкого шелка, взяв ее с вешалки. Вместо ботинок и прочих сапог на мои ноги в кои-то веки попали тапочки, такие же практически невесомые. А когда я вошел во вторую секцию тамбура, сначала началась дезинфекция меня, тотальная, ионно-магнитными волнами. И только когда система решила, что я достаточно простерилизовался, открылась третья дверь и я смог войти в гигантскую залу, уставленную по периметру оборудованием. Около одной из стенок сидел Анри-Жак, что-то занося в комп.