Алиби

Григоров задумался. Лицо его стало серьезным, даже печальным.

— Вас, вероятно, интересует его социальное происхождение. И оно самое обычное. У его отца была пекарня в Лозенце, а потом он стал работать пекарем в государственной пекарне. После гимназии Слави служил в армии, кажется, в шестом пехотном полку. Некоторое время был учителем в Лудогории. Зарабатывал деньги для дальнейшей учебы. Мы вместе подали заявление на юридический факультет. Он и в студенческие годы работал, чтобы содержать себя и свою младшую сестру. Она сейчас врач, живет в Ломе.

— Вы знаете ее адрес?

— Нет. Но его нетрудно узнать. Она участковый врач, замужем за доктором Бояджиевым. По окончании стажировки я стал судьей, а Каменов — юрисконсультом на одной небольшой фабрике. Но через год сократили штатную единицу, и он начал заниматься адвокатской практикой. Родители его умерли, когда он учился в университете, а после того как сестра вышла замуж, Слави остался совсем один. Я уже много раз говорил ему: пора бы подумать о себе, устроить как-то свою жизнь, жениться.

— Вы, вероятно, имеете в виду Стефку Якимову?

— Да. Они познакомились год назад — Слави любит ее, любит безумно.

— А она?

— Знаете... В сущности, я редко вижу ее. И всегда мимолетно. Они предпочитают быть одни. Раза два мы ходили втроем в ресторан. Я думаю, что Стефка искренне любит его. В своем первом браке она пережила тяжелое разочарование. Слави обеспечит ей спокойную, может быть, несколько заурядную, но безмятежную жизнь.

— Кто ее бывший муж?

— Эдакий стареющий бабник. Красавец и франт.

— Вы с ним знакомы?

— Нет, не удостоился этой чести.

— И все-таки ненавидите его!

— Почему я должен ненавидеть его? Я никогда с ним не встречался, совсем его не знаю, да и знать не желаю... Но имел возможность составить о нем свое мнение по тому, что слышал. И это мнение не слишком лестно.

Отношение Григорова к бывшему супругу Якимовой было, очевидно, отзвуком чувств Каменова.

— А как его зовут?

— Пьер, — ответил протяжно, с иронией Григоров. Пьер Хаджихристов.

— Они поддерживают какие-нибудь отношения? — я имею в виду Якимову и ее бывшего супруга.

— Нет, никаких. В этом я абсолютно уверен. Она любит Слави.

— Но тогда почему они до сих пор не поженились? — спросил Влахов.

— Мне кажется, что это дело недалекого будущего. Правда, Слави терзается мыслью, что он не достоин такой красавицы, как Стефка. Он сравнивает себя с Хаджихристовым. Тот, мол, красив, элегантен, у него прекрасное общественное положение и еще более блестящие перспективы. Но все это глупые, напрасные страхи Каменова...

— А как бы он повел себя, если бы Якимова вдруг оставила его?

— Я не верю в такую возможность, — решительно возразил Григоров. — Она ценит Слави как уравновешенного, прямого и честного человека. Знает, что он горячо, по-настоящему любит ее.

— И все-таки, если бы он вдруг убедился, что она разлюбила его? — упорствовал Влахов.

— О, это было бы настоящей катастрофой для него. Не знаю, как бы он пережил ее. Жизнь утратила бы для него всякий смысл...

— Он ревнив по характеру?

— Ревнив ли он вообще, не могу вам сказать. Это его первая настоящая, большая любовь, и Стефку он ревнует. И не потому, что она подает ему повод для этого, а единственно из-за его навязчивой идеи, что он ее не достоин. Впрочем, — опомнился Григоров, — мне не совсем удобно говорить об интимной жизни моего друга. Вы все еще не сказали мне, чем вызваны эти расспросы.

Влахов взглянул Григорову прямо в глаза и сказал:

— Вчера вечером Стефка Якимова была убита в своей комнате. Задушена. А Каменов исчез.

Судья онемел. Взгляд его сделался каким-то незрячим, ничего не выражающим.

Несколько минут прошло в молчании.

— Убита!.. — чуть слышно, сдавленным голосом проговорил наконец судья. — И вы... вы подозреваете...

— Я хотел бы найти Каменова и поговорить с ним. Прошу вас как судью и как его друга, если вы его встретите, если он позвонит вам или придет, помогите нам встретиться с ним. Ему нельзя убегать, нельзя скрываться...

Они вышли вместе. Судья пошел в столовую, а Влахов отправился в юридическую консультацию. Разговор с секретарем был недолгим.

Каменов сегодня в консультацию не явился. Мнение секретаря о Каменове полностью совпадало с характеристикой, которую дал своему другу Григоров. Коллеги уважали его как человека скромного, даже слишком скромного для профессии адвоката. Он занимался исключительно гражданскими делами, клиентуру имел небольшую.

Придя в управление, Влахов доложил о происшествии начальнику отдела и попросил разрешения объявить о розыске Каменова. Ломская милиция должна была проверить, не скрывается ли он у своей сестры. Были предупреждены пограничные заставы. В институте скорой помощи и в морге на запрос о Каменове ответили отрицательно.

К концу рабочего дня в кабинет Влахова вошел Гюзелев, оперативный работник, который был послан на проверку трамвайных билетов, найденных в сумке Якимовой.

Смуглый невысокий паренек с хитрыми цыганскими глазами проходил стажировку в группе Влахова. Гюзелев с таким энтузиазмом стал рассказывать о том, как объездил на трамваях всю Софию и ходил по домам кондукторов, будто по меньшей мере задержал убийцу. Влахов слушал его, не прерывая, хотя для следствия представляли интерес только два билета — номер 086243 и номер 086244, серии ФЖ, выданные в маленьком трамвайчике, который ходил между Павловом и Бояной. Гюзелев в конце концов нашел кондукторшу, продавшую эти билеты, и узнал, что она начала свой рейс в Бояне в воскресенье, в двадцать два часа тридцать минут, билетом номер 086237, серии ФЖ. Это означало, что Стефка Якимова и сопровождавший ее человек сели на первой же остановке.

Закончив доклад, Гюзелев заулыбался в ожидании похвалы. Но Влахов отослал его лаконичным: «Ты свободен!» — и погрузился в свои мысли.

Значит, Якимова действительно была в Бояне. С кем? Как она провела воскресенье? И имело ли все это какое-либо отношение к убийству? Единственным человеком, который мог что-то знать по этому поводу, была соученица Якимовой из Пловдива. Но кто она?

Необходимо было срочно направить в Пазарджик и Пловдив сотрудника, который бы выяснил этот вопрос. Влахов пошел к начальнику отдела, ожидая, что тот станет возражать и потом в конце концов согласится «из-за отсутствия людей» послать Гюзелева, которому эта задача явно не по плечу. Но, вопреки его ожиданиям, начальник сразу разрешил послать опытного оперативного работника из группы капитана Кузова.

Домой Влахов вернулся поздно вечером. Дети уже спали. Жена все еще хлопотала на кухне. Она молча собрала ему ужин. Сердилась. Она всегда сердилась, когда он опаздывал, не верила, что он задерживается по службе.

У него тоже не было желания разговаривать. Он быстро поел и лег. Закрыл глаза. Жена, как ни была сердита, сразу заснула. Влахов лежал, стараясь не думать о деле, но в уме его как бы сами собой возникали новые и новые вопросы. Почему Стефкина комната оказалась заперта, когда Доневы вернулись с экскурсии? И кто поздно ночью хлопнул входной дверью? Каменов? Или же человек, с которым Якимова была в Бонне? Почему Каменов скрылся? Что или кто помешал ему явиться в милицию?..

С улицы послышались звуки джазовой мелодии, пьяные голоса. Где-то пели, кричали. Наверно, в одном из соседних домов открыли окна. Было уже за полночь. Влахов хотел было встать и одернуть разгулявшуюся компанию, но побоялся разбудить жену. Покричат, попоют и утихнут. Лучше попытаться заснуть.

Вероятней всего Донева слышала стук хлопнувшей входной двери, когда Каменов выходил. В конце концов, кто, кроме Каменова, это мог быть? Но ведь все знали Каменова как человека, не способного на убийство... Значит, кто-то другой... Но кто?

Влахов проснулся рано, и первой его мыслью, которая словно бы созрела во время сна, была мысль о том, что если Каменов решил скрыться, ему понадобятся деньги, и если у него есть сбережения, он явится за ними в сберкассу. Там его можно будет задержать. Если же Каменов забрал их еще до субботы, до того, как Якимова отказалась пойти на экскурсию, это означало бы, что он действовал по заранее обдуманному плану.