Страница 4 из 126
— Осторожнее, — предостерег я инспектора, — на социалистов он тоже работает. Он несколько раз…
— …заходил к вам в кабинет, — закончил за меня инспектор. — Это делалось для отвода глаз, ваша честь. Он должен был это сделать, чтобы его товарищи по партии ничего не заподозрили. Каждый уважающий себя тайный агент работает на обе стороны. Мы, в полиции, понимаем и учитываем это.
Я первый раз в жизни видел перед собой тайного агента, и это произвело на меня такое же огромное впечатление, как и труп несчастной женщины, увиденный много лет назад морозной зимней ночью под Варшавой. В тот момент я и не подозревал, что вся моя жизнь пройдет в постоянной борьбе с подобными людьми.
Август Фремель заинтересовал меня. Как он работал?… Его методы оказались довольно простыми: он жил прямо в полицейском участке, под постоянным наблюдением и охраной, как полиции, так и армии. Его брат Рихард ходил по заводам и фабрикам, собирал информацию. У него было два тайных сообщника — члены социалистической партии, которые на самом деле сотрудничали с властями, получая за это, жалкие двадцать пять рублей.
Походив по митингам и собраниям и накопив достаточно информации, помощники передавали ее Августу Фремелю. Тот под личиной партийного лидера доводил дело до конца: выяснял, где спрятано оружие, где хранят нелегальную литературу, списки членов партии и партийную документацию. Он делал это с таким мастерством, что даже самые осторожные из его товарищей ничего не подозревали. Когда же его видели в городе идущим под конвоем солдат, никому и в голову не приходило, что это предатель. Все думали, что его ведут на очередной допрос.
Однажды братья Фремель и трое их сообщников возвращались в полицейский участок в сопровождении верховых уральских казаков. Когда они проходили по Константиновской улице, из окна одного из домов со свистом вылетела бомба — троих казаков и двоих полицейских агентов разорвало в клочья. Фремели и восемь казаков тоже не подавали признаков жизни. Каждый из них получил не менее двадцати ранений.
Такова была месть тех, кого предали и кто, наконец, понял, как их провели.
Подняли тревогу. Улицу тут же блокировали. Дом, откуда была брошена бомба, казаки тщательно обыскали, но все оказалось напрасным, лишь в одной из квартир они обнаружили мужчину, лежавшего на полу. Он слабым голосом просил о помощи, пытаясь вырваться из крепко державших его казацких рук. В комнате стоял такой шум, что никто не мог понять, в чем дело. Некоторые уже были готовы расправиться с пленником, как им думалось, виновником гибели их товарищей. Но оказалось, что тот тоже ранен и едва может говорить. Глазами он показал на кровать. Кто-то из казаков проследил за его взглядом. На кровати лежал мундир.
— Стойте! — закричал казак. — Это не он!
Так оно и было на самом деле. Увидев мундир, казаки признали в задержанном моего коллегу, судебного следователя Диста, который жил в этом доме и был случайно ранен осколком разорвавшейся мины. Вместо убийцы чуть не пострадал невиновный человек!
Кто-то из присутствовавших в комнате вдруг высказал догадку, что человек, бросивший бомбу, мог спрятаться в находившемся по соседству здании театра. Полицейские и солдаты блокировали все выходы из театра, чтобы никто не мог его покинуть незамеченным.
Один за другим зрители выходили через маленькую дверь. Каждый должен был пройти мимо Фремеля, который, стоя с забинтованной головой, пристально рассматривал всех, и горе тому члену партии, которого бы он увидел, даже если тот всего лишь только пришел посмотреть спектакль.
Мы с женой тоже были в театре, и когда выходили, Фремель поклонился мне. Один из зрителей, окинув Фремеля ненавидящим взглядом, процедил сквозь зубы, но так, чтобы было слышно мне:
— Эта сволочь — агент полиции. Ничего! Скоро мы и до него доберемся!…
Смешавшись с толпой, смельчак выскользнул на темную улицу. Угроза была вполне серьезной. Неделю спустя нам пришлось снимать Августа Фремеля с дерева. Товарищи, которых он предал, вогнали ему в голову восемь двенадцатисантиметровых гвоздей и еще живого повесили.
ГРОЗНЫЕ ДНИ В ЛОДЗИ
17 мая 1907 года было важным днем для братьев Познанских, владельцев ткацкой фабрики в Лодзи. Конфликт между рабочими и администрацией был мирно улажен, долгая забастовка закончена, и все ткачи, за исключением девяноста семи зачинщиков, возвращались на рабочие места.
Слава Богу! Станки снова работают, и через несколько часов будут выпущены новые ткани, как будто ничего и не случилось. Сказать по правде, все были рады, что переговоры закончились так благополучно, и снова воцарился мир.
Управляющие Розенталь и Сакс встретились в маленьком кафе неподалеку от фабрики и отпраздновали возобновление работы небольшим завтраком. Когда они возвращались на работу, дорогу им преградили трое.
— Собаки! — выкрикнул один. — Вы нас всех предали!
Управляющие узнали в них уволенных рабочих и попытались уладить дело. Один из ткачей поднял Розенталя и швырнул его словно тюк своему приятелю. Потом они набросились на него с напильником, раскроили череп и остановились, лишь, когда их жертва осталась неподвижно лежать в сточной канаве.
В это время управляющий Сакс отбросил своего противника боксерским приемом и, увернувшись, бросился бежать по улице с криками о помощи.
Вызвали меня.
Сакс, дрожа всем телом, умолял ничего не предпринимать, ведь от этого зависит его жизнь. Я попытался убедить его, что все будет сделано с величайшей осторожностью, что я, как представитель закона, просто не могу остаться в стороне и бездействовать. Убийцы должны понести наказание.
— Как зовут тех троих, которые убили вашего коллегу? — спросил я любезно Сакса.
— Я… я не помню, — ответил Сакс, боявшийся, что ему будут мстить те, кому удалось бежать. Я не мог винить его за это, ведь в то беспокойное время мы каждый день узнавали о людях, вступивших в конфликт с рабочими и отправленных к праотцам какой-то тайной организацией. Даже дети бросали бомбы и делали адские машины из консервных банок и негодных химических реактивов, чтобы взорвать, скажем, няню, которая отказалась дать яблоко! Бомбы находили в лукошках с земляникой, в почтовых бандеролях, в карманах пальто, на митингах и даже на церковном алтаре!