Неверный шаг

Румен явно задирался, но Эжен не обиделся.

— А почему бы и нет. Раз у вас так много красивых курортов, и индустрия развивается такими быстрыми темпами — В следующий раз я возьму с собой маму... Пусть она убедится в том, что социализм не «черный», а «золотой»!

— Молодец! Ты — прирожденный агитатор! — засмеялся Румен. — Надо порекомендовать тебя в комсомол!

В Берковице все вышли немного поразмяться. Городок так понравился Эжену, что все решили остановиться здесь на обратном пути. Поднялись на холм, откуда открывался очень красивый вид. Эжену вдруг захотелось, чтобы Франсуаза стояла рядом с ним... Осмотрели остатки крепости. Трифон Йотов рассказал, как в 1923 году восставшие захватили солдатские казармы.

— Я читал поэму Гео Милева «Сентябрь»... на французском... Теперь смогу прочесть ее в оригинале, — заметил Эжен. — Мне ее подарил Румен...

Йотов давно не бывал в родных краях. За последние годы все вокруг несказанно изменилось, похорошело. К селу теперь вело широкое асфальтовое шоссе. Они выехали в Заножене и остановились у Старой реки, напротив водяной мельницы. Мельница была давно заброшена, но выглядела живописно на фоне гористого пейзажа. Отчий дом Трифона Йотова был совсем рядом. Сердце его сильно забилось. На миг он позабыл обо всех обидах и огорчениях, будто снова вернулся в далекое детство: вот, прыгая с камня на камень, он перебирается через бурную речку, ему очень весело и одновременно страшно смотреть вниз... А вот он шарит руками под камнями, пытаясь поймать рака... Как давно все это было! Интересно, дома ли отец? В молодости он работал писарем в Берковице, но после Сентябрьского восстания фашисты вышвырнули его на улицу как неблагонадежного. Он вернулся в село, женился, вырастил двоих сыновей... После смерти жены дедушка Йото жил бобылем. Сколько Трифон ни звал его в Софию, он так и не решился приехать — не хотел беспокоить сына и невестку... Хорошо хоть Трифон иногда наезжает с семьей проведать старика, второй, Васил, как уехал, так и пропал в своем Париже.

Толкнув калитку, они очутились в ухоженном саду. К дому вела вымощенная плитами дорожка. Эта романтическая сельская обстановка привела Эжена в неописуемый восторг. Он в упоении слушал шум бурной речки, щебетанье ласточек, любовался начавшим уже желтеть буковым лесом, что стоял за рекой подобно прекрасной декорации..

Дедушки Йото в доме не оказалось. Они отыскали его в огороде. Старик сидел на низенькой трехногой скамеечке и окучивал кусты помидоров, увешанные красными сочными плодами. Увидев гостей, дедушки Йото разволновался.

— Трифон, что же так, неожиданно... А это кто с вами?

Когда старику сказали, что привезли к нему парижского внука, он чуть не заплакал.

— Значит, и ты тоже — Евгений... Писал мне твой отец, да я уж, внучек, и не чаял тебя увидеть. Ты передай отцу, что негоже так... Скоро уж сорок лет минует, как он уехал в эту вашу Францию, чтоб ей пусто было, и ни разу не побывал на родной земле... Женился, сына растит... Неужто ему не хочется повидать родные места, неужто не жаль родины?!

— Дедушка, я непременно ему все передам...

— Хорошо хоть болгарскому языку тебя выучил... А я уж было подумал, что он там совсем офранцузился. Видно и впрямь, кровь-то людская — не водица, завсегда в человеке говорит...

— Дедушка, ты знаешь, я здесь впервые почувствовал, что во мне тоже течет болгарская кровь...

— Значит так, Эжен, французский паспорт мы у тебя изымем, а взамен получишь болгарский, понял? — подскочил со смехом Румен.

— Понял и говорю: согласен! — сказал Эжен ко всеобщему удовольствию.

— Что же мы стоим, пошлине дом... — спохватился дедушка Йото.

В домике все сияло чистотой. Деревянные полы были застланы пестрыми домоткаными дорожками. На полке у очага выстроились кастрюли да котелки, начищенные так, что солнце отражалось в их блестящих боках. Как оказалось, младшая сестра дедушки Йото присматривает за ним — прибирается в доме, готовит и стирает. Пока гости рассаживались за столом, старик принес из огорода корзину, доверху наполненную спелыми помидорами. Он развел огонь в очаге, велел Румену принести из сеней лукошко с яйцами и принялся готовить огромную яичницу.

— Дед, что ты делаешь! — ужаснулся Румен. — Можно подумать, что целая рота солдат собирается обедать.

— Яички свеженькие, а я еще и немного брынзы добавлю, так что пальчики оближете, — ласково приговаривал старик. — Кушайте на здоровье...

После обеда Трифон предложил осмотреть водопад за околицей села, известный еще тем, что им любовался Димитр Благоев, основатель социализма в Болгарии.

Когда гости уехали, к дому дедушки Йото подошел рассыльный из общинного совета:

— Дед, ты сказал профессору, чтобы он зашел в общину?

— Ах, я старый осел! — принялся сокрушаться старик. — Совсем из головы вылетело. — А что? Что-нибудь случилось?

— Да нет, ничего особенного, — успокоил его рассыльный, решив не тревожить старика понапрасну вестью о случившемся в квартире его сына...

А гости тем временем осмотрели скромные памятники погибшим во время Сентябрьского восстания. Из тридцати шести участников восстания, уроженцев этого края, одиннадцать было родом из Заножене.

Потом решили побывать в курортном городке Вершец, который был совсем рядом. И вскоре они уже гуляли по аллеям небольшого парка, что раскинулся на берегу реки. Когда-то здесь были густые заросли орешника. Трифон Йотов в детстве приходил сюда с мальчишками лакомиться орехами. Теперь же осталось всего лишь несколько жалких кустов. Маргарита постлала одеяло у самой воды, но никто не захотел к ней присоединиться. Румен увлек за собой Эжена к реке, журчавшей меж округлых, словно пасхальные яйца, камней. Евгений с отцом решили прогуляться по берегу. Каждый из них молчал, думая о своем. Евгений с благодарностью вспомнил о Чавдаре, выразившем готовность помочь Руже. Чавдар попросил ее нарисовать план дачи, а также указать на фотографиях людей, приходивших к ее отчиму, и вкратце охарактеризовать каждого. О Дюлгерове она с уверенностью сказала, что с отчимом его связывают какие-то сделки. А взглянув на фотографию Эриха, заявила: «Это Ганс, приятель отчима еще со времени, когда он жил в Германии. Он часто бывает в Болгарии». Отец же при виде этой фотографии, воскликнул: «Это Эрих!» «Интересно, что бы все это могло означать?» — думал теперь Евгений, вышагивая рядом с отцом. «И откуда отец знает этого Эриха — Ганса?» По обоюдному молчаливому согласию они не стали обсуждать случившееся... «Бедная Ружа! С каким ужасным человеком ей приходится жить под одной крышей! Ничего, скоро я заберу ее от так называемого «отца» и она будет со мной, только со мной!..»

А Трифон Йотов, находясь в плену детских воспоминаний, с тихой грустью думал о родных местах. Как изменилось все вокруг, как постарел его отец... хотя дух его по-прежнему бодр... И все такой же неунывающий...

37

Двое мужчин проводили взглядом машину Йотовых. Потом зашли за угол и выждали еще около получаса. Все было спокойно. Посовещавшись, мужчины разошлись в разные стороны. Каждый из них сделал круг возле дома. Спустя некоторое время они вновь сошлись у подъезда. Было ровно четырнадцать часов.

Издали за ними незаметно наблюдал высокий юноша, прятавшийся за стволом дерева. К нему подошел другой. Они немного поговорили, и высокий не спеша направился к ближайшей кабине телефона-автомата.

— Товарищ Выгленов! Только что они вошли в подъезд дома Йотовых.

— Один из них фотограф, верно? А другой?

— Герчо сказал, что это садовник с дачи...

— Постарайтесь их не вспугнуть, пусть сделают свое дело. Рангелу и Герчо непременно потом проследить за ними... Обе машины держать наготове. Я скоро буду. Ты непременно дождись меня...

Высокий вернулся к Герчо. Там уже был и Рангел.

— Приказано проследить до конца. Глаз с них не спускать... А я останусь ждать тут...

— Я, стало быть, беру на себя фотографа, — сказал Рангел. — А ты, Герчо, другого. Смотри, он прыткий...