Страница 3 из 50
Работал Имре много. Обычно он приезжал в свой кабинет к семи утра, за час до начала рабочего дня, и трудился до шести-семи вечера. Утром, когда административное здание еще пустовало и в нем царила тишина, он мог сосредоточиться на проектах и отчетах, оценить предложения, изучить материалы, подготовленные к совещаниям, а главное — разобраться и вникнуть в оперативные документы, поступавшие из лабораторий, где велись эксперименты, и из цехов, выпускавших готовую продукцию.
Сегодня, однако, часы показывали только шесть, а он уже сидел за своим столом. Раскрыв рабочую папку, обтянутую сафьяном, он сосредоточенно читал подшитые в ней документы, исполненные на венгерском и русском языках. Правда, говорил он по-русски с трудом, но знал язык достаточно хорошо, чтобы, читая, заметить опечатки или неудачно переведенную фразу. Впрочем, международный отдел его института работал безукоризненно. Дочитав до конца, Имре захлопнул папку и подумал: «Надо будет отметить внеочередной премией и референта и машинистку».
Он откинулся в кресле, включил радио и минуту спустя услышал знакомые сигналы точного времени, затем голос диктора произнес:
— Говорит Будапешт, радиостанция имени Кошута. Местное время семь часов утра, восьмое июня тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, четверг. Приветствуем наших слушателей, отправляющихся сейчас на работу. Институт метеорологии сообщает прогноз погоды...
В этот момент резко распахнулась обитая изнутри кожей дверь и быстрым шагом вошла Тереза Кипчеш, его секретарша, весело напевая. Ее стройную, по-мальчишески чуть угловатую фигуру ладно облегал кремового цвета костюм с коричневой блузкой. Белокурые тонкие волосы, разделенные посередине пробором, едва прикрывали уши, а с боков были чуть-чуть подвиты парикмахером. Эта искусная прическа делала ее несколько продолговатое лицо более круглым, смягчая резкие волевые черты, — Тери было за тридцать.
Увидев директора, сидящего за столом, Тереза смутилась:
— Извините. Я думала, что вы еще не пришли. Простите за вторжение!
— Все в порядке, Тери. — Имре выключил радио. — Очень рад, что и вы явились сегодня спозаранку. Тери опустила глаза, улыбнувшись:
— Как вы сегодня элегантны, товарищ Имре! Наверное, посвятили больше времени своему туалету, чем всегда?
— Пожалуй. — Имре легко поднялся с кресла и вышел из-за стола. Ему приятна была эта внимательность секретарши, хотя в ее больших зеленоватых глазах он уловил скрытую усмешку. Он сделал еще шаг вперед и, потянувшись, расправил плечи, как все высокие люди, привыкшие сутулиться. Затем машинальным жестом одернул пиджак и провел ладонями по белым и уже редеющим волосам.
— Почему это вас удивляет? Разве в другие дни я выгляжу хуже? Впрочем, вы правы: сегодня особый день. Мы подписываем соглашение о сотрудничестве с советскими и немецкими товарищами. Это требует некоторой торжественности, не правда ли?
Девушка рассмеялась.
— А поскольку государственный секретарь тоже будет присутствовать при подписании, — продолжал Имре с полной серьезностью, — о его костюме вы также получите точный отчет, обещаю вам. Взамен же прошу вас напомнить мне программу на сегодняшний день.
Тереза выбежала к себе в приемную и через минуту вернулась, вооруженная блокнотом и карандашом. Она присела на столик, стоявший у стены, открыла блокнот и начала перечислять:
— В девять, как вы уже сказали, торжественное подписание в министерстве. В одиннадцать вы проводите совещание руководителей отделов и цехов. К четырнадцати часам вас ждут на Будапештском химическом комбинате, где продемонстрируют в действии защитные пластины с новым покрытием. В шестнадцать часов вам следует быть на заседании бюро райкома партии, а вечером вы собирались посетить вашего друга Додека. Подполковник Рона специально звонил мне вчера, чтобы я не забыла напомнить вам об этом.
— Да, да, навестить Додека. — Имре задумчиво посмотрел в окно. — Навестить моего напарника. — Он с минуту помолчал, затем снова взглянул на Терезу: — Так что еще?
— Звонили из туристического агентства «Ибус». Там все в порядке. Им удалось составить небольшое турне по европейским странам для ваших молодых, как вы и просили. Сегодня уже можно взять проездные документы.
— Спасибо, Терн, это хорошая новость! — отозвался Имре, и в голосе его прозвучала радость. — Между подписанием в министерстве и совещанием я сумею выкроить четверть часа, чтобы заехать за ними. Представляете, как будут рады моя дочь и зять?
— Прекрасный свадебный подарок вы им приготовили! Лучшего и пожелать нельзя, право.
Оба помолчали. Неслышно ступая по толстому ковру, Икра прошел в угол кабинета и опустился в кресло возле курительного столика. Опершись на руки, он некоторое время смотрел в окно отсутствующим взглядом.
— Пока они будут путешествовать, буду их ждать, — сказал он негромко. — А что потом? А потом я останусь совсем один. Вернувшись, дочь переедет к мужу.
— Почему вы не женитесь, товарищ директор? — Тереза повернулась к нему лицом. — Ведь прошло уже два года, как умерла ваша жена. В народе говорят, мужчине трудно жить одному.
Имре ничего не ответил.
Тереза поняла, что перешла границу дозволенного, и поспешила перевести разговор на другую тему.
— Позвольте задать вам один вопрос, — сказала она и, поскольку Имре ободряюще поднял на нее глаза, спросила: — Каждый раз, когда вы говорите о товарище Додеке, вы почему-то называете его напарником. Что это значит?
Имре насупился.
— Вы сегодня, Терике, просто беспощадны...
Девушка покраснела.
— Прошу прощения...
Она встала, захлопнула блокнот и щелкнула кнопкой шариковой ручки.
— Я приготовлю вам кофе.
Тери была уже у двери. Имре ее остановил.
— Скажите, Терике, как давно мы работаем вместе?
— Шестой год, товарищ директор.
Минут десять спустя, когда Тереза вернулась с подносом, на котором дымился кофе в белой чашке, на ней был надет голубоватый, тщательно накрахмаленный рабочий халат. Директор сидел на прежнем месте в углу и читал отчет за неделю, судя по надписи на папке, из лаборатории номер два. Тери молча поставила перед ним поднос с чашкой, сахарницей и крошечным сливочником.
Имре взглянул на нее: ее лицо, как и подобает дисциплинированной секретарше, было серьезно и сосредоточенно.
— Принесите ваш кофе сюда и садитесь вот здесь. — Он указал на соседнее кресло.
После того как Тери выполнила его просьбу, Имре раскрыл длинный серебряный портсигар, лежавший на столе, и предложил ей сигарету. Оба закурили.
— Значит, почему напарник? Это длинная история, Тери. Началась она тогда, когда вас еще не было на свете, в годы войны.
Поздней осенью сорок четвертого, когда коммунистическая партия, находившаяся в глубоком подполье, провозгласила переход к вооруженной борьбе против немецких оккупантов и их доморощенных прихвостней-нилашистов, я стал членом одной из групп Сопротивления. Мы добыли себе оружие — несколько пистолетов, солидный запас патронов и, помнится, даже с десяток гранат. Успешно завершили несколько диверсий и вооруженных нападений, но вот однажды вечером — это было в начале декабря — вблизи площади Кальвария неожиданно напоролись на эсэсовский патруль. Их было трое. Так же как и нас — Балинт Рона, его младший брат и я. Мы открыли огонь чуть ли не в упор, эсэсовцы не успели даже схватиться за автоматы. Мы оттащили трупы в кусты, отобрав оружие и боеприпасы. Рона заметил, что командир патруля, лейтенант, убит выстрелом прямо в лоб. Мундир его остался цел, даже без капли крови. Мы стащили с него мундир и со всеми документами унесли с собой на нашу базу. Разумеется, документы двух других патрульных мы тоже прихватили. В те дни в осажденном Будапеште на улицах и площадях валялись десятки неубранных трупов, и мы были уверены, что, поступив таким образом, затрудним опознание убитых, если даже кому-нибудь и придет в голову их искать.
— Я знала, что вы были партизаном, — сказала Тереза, — мне говорили об этом, а потом я видела у вас партизанскую медаль. И все-таки...