Страница 53 из 57
Когда они достигли окраин Бантука, стало довольно холодно, звезды исчезли и начал накрапывать дождь. Бантук был типичным яванским прибрежным городком, не слишком большим и не слишком маленьким, причудливо вобравшим в себя черты старого и нового, являя собой как бы смесь Индонезии образца столетней давности и далекой Голландии современного периода. На берегу, вдоль изгиба бухты, ютились ветхие полуразвалившиеся хижины, возведенные на длинных бамбуковых шестах выше уровня паводка, с подвешенными сетями для лова рыбы во время прилива. До середины пляжа тянулся изогнутой формы мол, заходивший за один из мысов бухты и обеспечивавший укрытие баркасам, рыболовецким судам и накрытым тентами прахоэ. За хижинами беспорядочно выстроились два или три ряда деревянных лачуг с соломенными крышами, похожих на те, что встречаются в деревнях в глубинных районах острова. И уже за ними находился деловой и торговый центр города, ограниченный домами и строениями, плавно редевшими к окраине, где начиналась отлогая долина. Замыкавшую с ее стороны часть Бантука вполне можно было назвать типичным нидерландским пригородом, хотя и лишенным широких протяженных бульваров, таких, как Батавия или Медан, зато с маленькими опрятными бунгало и причудливыми колониальными особняками, каждый из которых был окружен великолепно ухоженным садом.
В эту часть города и вел Телак своих спутников. Они стремительно миновали затемненные улицы в центре Бантука, даже не пытаясь прятаться или пробираться задворками, — на осторожность времени не оставалось. Несколько человек, вышедших на мокрые от дождя вечерние улицы, заметили их. Николсон, полагавший, что японцы объявили в Бантуке комендантский час, понял, что ошибался, ибо некоторые кофейни оказались по-прежнему открытыми, и их хозяева-китайцы в блузах навыпуск стояли под навесами у входов, безразлично взирая на бегущих.
Преодолев около полумили в глубь города, Телак перешел на шаг и жестом указал Николсону и Маккиннону встать в спасительный мрак высокой ограды. Впереди, не далее пятидесяти ярдов, вымощенная щебнем дорога была перекрыта высокой стеной с аркой посередине, сводчатый проход которой освещался парой электрических фонарей. Два человека, прислонившись к дугообразным стенам, разговаривая, курили. В сильном свете даже на расстоянии бросались в глаза серо-зеленая униформа и фуражки японской армии с изогнутыми тульями. За воротами просматривалась круто поднимавшаяся подъездная аллея, освещенная рядом фонарей. Аллея вела к массивному белостенному особняку. Арка скрывала большую его часть, оставляя на обозрение лишь крыльцо с колоннами и два залитых светом эркера. Николсон повернулся к тяжело дышавшему рядом Телаку.
— Это здесь? — были первые слова, произнесенные им со времени ухода из кампонга.
— Это тот дом, — прерывисто проговорил Телак. — Самый большой в Бантуке.
— Как и следовало ожидать. — Николсон помолчал, утирая пот. — Они прибудут этой дорогой?
— Другого пути нет. Они пройдут здесь. Если, конечно, еще не прибыли.
— Если еще не прибыли, — эхом отозвался Николсон. Впервые страх чуть не привел в смятение рассудок, грозя свести на нет весь замысел; но старший помощник безжалостно отогнал его. — Если они уже там, рассчитывать не на что. Если нет, то мы можем немного отдышаться — мы не должны действовать полумертвыми от усталости. Как вы считаете, боцман?
— У меня руки чешутся, сэр, — тихо сказал Маккиннон. — Давайте начнем прямо сейчас.
— Много времени это не займет, — успокоил его Николсон, и повернулся к Телаку. — Над стенами, я вижу, шипы?
— Верно, — мрачно ответил Телак. — Сами по себе шипы — дело преодолимое, но они под током по всему периметру.
— Так это единственный вход? — тихо спросил Николсон.
— И единственный выход.
— Понятно. Даже очень. — Минуты две разговор не возобновлялся. В тишине слышалось лишь становившееся более ровным дыхание. Николсон с нечеловеческим терпением ждал момента, когда силы восстановятся максимально. Наконец он выпрямил плечи, вытер ладони об обгоревшие остатки своих защитных штанов и повернулся к Телаку.
— По этой стороне мы миновали высокую стену примерно шагов за двадцать отсюда?
— Правильно, — кивнул Телак.
— За стеной, близко от нее, растут деревья?
— Я тоже их заметил, — опять кивнул Телак.
— Давайте вернемся туда. — Николсон, держась ограды, неслышно направился обратно.
Все было проделано за какие-то две минуты, и в двадцати шагах никто не услышал и намека на звук. Николсон лег на землю у основания стены и тихо застонал. Тишина. Он застонал громче и жалобнее. Через несколько секунд один из часовых выпрямился и настороженно уставился на дорогу. Мгновение спустя второй проделал то же самое. Солдаты переглянулись, торопливо перекинулись парой фраз и, поколебавшись, побежали вниз по дороге. Один включил на ходу фонарь. Николсон заохал еще громче и скрючился на земле, повернувшись к подбегавшим спиной, чтобы в нем не сразу узнали уроженца Запада. В мечущемся луче фонаря он уловил мерцающий блеск штыков — любой взвинченный до предела охранник, вероятно, все-таки предпочел бы иметь дело с трупом, нежели с живым неприятелем, независимо от того, сколь сильно он ранен.
Громыхая по мощеной дороге тяжелыми ботинками, солдаты перешли на шаг, остановились рядом с лежащим, наклонились над ним и в таком положении умерли: один — со всаженным в спину по самую рукоять кинжалом спрыгнувшим сверху со стены Телаком, второй — с сомкнувшимися вокруг шеи жилистыми руками Маккиннона, сразу как Николсон внезапно выбил ногой винтовку из его рук.
Старший помощник быстро вскочил и всмотрелся в бездыханные тела. Слишком малы, с горечью подумал он, слишком заметно малы. Он рассчитывал на униформу для маскировки, но они одна не была впору никому из них. Времени же терять было нельзя. Телак и Николсон подняли одного охранника за лодыжки и запястья и, раскачав, перекинули с помощью Маккиннона через высокую стену с глаз долой. Второго постигла та же участь. Вскоре все трое уже были на территории особняка.
Хорошо освещенная подъездная аллея была окаймлена высоким кустарником и подстриженными деревьями. По правую руку, за деревьями, шла лишь стена с электрическим ограждением поверху. Слева покато расстилалась широкая лужайка, кое-где с небольшими прогалинами, но в целом прекрасно ухоженная, с разбросанными по ней Небольшими купами карликовых деревьев. Свет на лужайку лился с аллеи и фасада дома, освещая ее, впрочем, лишь частично. Бесшумно перебегая от одного дерева к другому, они достигли кустарников, примыкавших к крыльцу особняка. Николсон наклонился к уху Телака.
— Вы были здесь прежде?
Телак покачал головой в темноте.
— Что-нибудь знаете о других дверях? Не слышали, окна зарешечены, оснащены сигнализацией или под напряжением?
Телак не знал.
— Это решает дело, — прошептал Николсон. — Парадная дверь. Они не рассчитывают, что такие посетители воспользуются парадной дверью. — Оттянув ремень, Николсон вытащил врученный ему Телаком паранг и медленно встал с колен. — Без шума, безо всякого шума. Быстро, тихо и спокойно. Мы не должны обеспокоить хозяев.
Он почти шагнул вперед, когда под давлением Маккиннона вновь почти упал на колени, подавив приглушенное восклицание. Маккиннон весил добрых двести фунтов и был феноменально силен.
— Кто-то приближается, — выдохнул Маккиннон. — Должно быть, здесь есть наружная охрана.
Николсон секунду вслушивался, затем покачал во мраке головой, ничего не слыша. Но боцману он все-таки верил — слух Маккиннона был под стать его удивительному зрению.
— Не по гравию, а по бордюру, — пробормотал Маккиннон. — Идет в эту сторону. Я возьму его на себя.
— Оставьте, — решительно покачал головой Николсон. — Слишком много шума.
— Но он услышит наши шаги по гравию. — Голос Маккиннона стал еще тише, и теперь и до Николсона донесся шелест ног по мокрой траве. — Шума не будет. Обещаю.
Николсон кивнул и в знак согласия сжал руку боцмана. Человек находился уже практически напротив них, и старший помощник поежился. Этот солдат должен был стать четвертой за ночь жертвой тихого и мирного шотландца-боцмана, и пока что лишь одной из них удалось издать некое подобие звука. Как же долго можно прожить с человеком — три года в данном случае — и так его толком и не узнать…