Страница 10 из 60
— Да, Проджети ходила за мной, как за грудным ребенком, кормила с ложки, — подтвердила Тиана.
Проджети застыла неподалеку от стола, делая вид, что без нее ужин не состоится.
— Когда приходит беда, очень важно иметь рядом верного человека, — согласился Отто. Опередив Проджети, он разлил вино и поднял бокал, глядя в глаза Тиане. — За вас!
— За встречу! — Бойкость Тианы в клубе сменилась дома на неожиданную робость и застенчивость.
— Вино в ЮАР отменное, — заметил Отто. — А вот местной еды боюсь, мне успели рассказать про жареную шкурку дикобраза!
— Это еще не все! — засмеялась Тиана. — Они едят жареных термитов, червяков и гусениц!
— Вы очень любезны, что пригласили меня на свинину с капустой!
— Мистеру немцу надо хоть однажды попробовать подрумяненных скарабеев! Это так вкусно, что можно умереть от удовольствия! — вставила Проджети.
— Я бы предпочел умереть до этого, — шепнул Отто.
— Проджети, ты свободна. Можешь идти, — сказала Тиана.
— А кто же уберет со стола? Вам нельзя этого делать! — возмутилась помощница.
— Обещаю ничего не трогать до твоего прихода утром! Иди, тебя ждут дети. А мы поговорим о делах, — успокоила ее Тиана.
— Конечно, я уйду, раз мешаю. Только не забудьте выпить на ночь лекарство! — обиженно напомнила Проджети.
Она вела себя как мать, не желающая отпускать взрослую дочку на танцы.
Ее мощные бедра заколыхались в сторону лестницы, а пухлые губы забормотали:
— Конечно, Проджети больше не нужна. Только потом коты залезут на стол, побьют посуду, загадят скатерть, а мэм непременно забудет выпить таблетки!
— Проджети — мой маленький домашний тиран, — шепнула Тиана и подняла взгляд на репродукцию Дали. — Откуда такие обширные искусствоведческие знания?
— Я закончил в Италии школу и институт Данте Алигьери. Обучался не только языку, но и истории искусства.
— А вы не так просты, Отто, как кажетесь на первый взгляд! — И она кокетливо поправила платье на плече.
Готовность женщины к интиму Отто безошибочно определял по тому, какую одежду она надевала на свидание. Степень готовности всегда оказывалась прямо пропорциональна простоте сбрасывания одежды.
На Отто всегда посягали женщины с обширным гардеробом, и они выбирали наряд из множества вариантов. Судя по бежевому трикотажному платью Тианы, степень готовности была высокой. Оно сдергивалось одним жестом, как ткань на открытии памятника.
— Отец до войны имел маленькую галерею. Если б я сидел на одном месте, то тоже покупал бы картины. А так собираю марки. Альбом с марками — это маленькая картинная галерея, которая всегда с тобой, — признался Отто. — Носишь с собой в альбоме целый мир. — Надо было отметить качество еды, а она и вправду была великолепной. — Ваша Проджети великолепно готовит.
— Да, она знает, что нужно положить в мясо. Похоже, Отто, что в Блантайре я вас совсем-совсем не разглядела!
Она продолжала удивляться, ведь на первый взгляд тот немец с ручищами и плечищами мясника показался ей привлекательным исключительно своей животной силой.
— В Блантайре для этого было слишком мало времени и слишком много повстанцев! — улыбнулся Отто.
Тиана протянула кусочек мяса одному из голубых котов, сидящих как сфинксы. Тот неторопливо и осторожно взял его зубами с ладони, а второй с интересом покосился на это, но не шелохнулся.
— Те самые Ньютон и Эйнштейн? — улыбнулся Отто.
— Ну и память у вас! Когда они подросли, Ньютон оказался девочкой. Теперь только они моя семья. И Проджети. Это волшебные существа. Когда начинается приступ головной боли, они ложатся рядом, и становится легче.
Отто протянул руку к коту, но тот зарычал как маленькая собака.
— Осторожно, могут вцепится. Ужасные характеры! Когда не в духе, царапают даже меня!
— Пожалуй, кошка — это даже лучше, чем альбом с марками. Но ее труднее таскать за собой по всему миру, — усмехнулся Отто.
— Не надо шутить при Проджети о духах, для нее это очень серьезная тема, — попросила Тиана. — Они всю жизнь общались с духами, и мне кажется, приняли христианство потому, что в христианстве есть понятие «Святой Дух»… Это моя личная гипотеза!
Отто был покорен Южной Африкой, но даже за такой короткий срок пребывания в Йоханнесбурге начал не столько понимать, сколько чувствовать, что за буйной энергетикой и неотесанной красотой края стоят вещи, едва видные глазу белого человека. Тиана словно читала его мысли.
— Расскажите мне о своем видении на рынке, — попросила она без всякого кокетства.
Отто помялся, налил вина, выпил. Честно говоря, он не понимал, в какой системе координат обсуждать свое наваждение. Входят подобные истории в ритуал местных ухаживаний или, напротив, выдают в нем мистического идиота?
— Если серьезно, то я видел его на рынке второй раз. А впервые — когда бродил по лесу среди каких-то гигантских деревьев с дымчато-голубыми стволами.
— Это была эвкалиптовая роща возле старых золотых приисков, — кивнула Тиана.
— Там было настолько красиво и спокойно, что даже промелькнула мысль — умирать надо именно в таком райском уголке. И в эту же минуту он появился метрах в двадцати. Я не сразу его заметил, потому что его прикрывал щит в человеческий рост…
Отто рассказывал таким ровным голосом, что было непонятно, издевается он, интересничает или действительно пережил нечто, не укладывающееся в его картину мира.
— А потом из-за щита появился высокий полуголый человек с хвостами белых быков на лодыжках и запястьях и в колпаке с белыми перьями? — спросила Тиана ровно тем же тоном.
— Откуда вы знаете? — От неожиданности Отто даже подвинул бокал, словно протестовал против невозможности ее слов.
— А в другой руке у него было копье с железным наконечником?
— Точно!
— Большое?
— Большое копье с очень большим наконечником. Оно было выше его самого! Метра два, не меньше. Я не успел его толком разглядеть, так как он растворился в воздухе. А на его месте росли цветы, похожие на эти гладиолусы… — Отто показал на букет, который Проджети поставила на подоконник в деревянную вазу, выточенную местными умельцами.
— Как историк скажу вам, что это дух великого зулусского вождя Чаки. А гладиолусы считались оберегами воина от гибели даже в Древнем Риме, — спокойно сказала Тиана и принялась за еду. — Воину вешали на шею луковицу гладиолуса.
— И эти духи у вас постоянно расхаживают перед туристами? — усмехнулся Отто, не поняв перемены ее настроения.
— Расхаживают. У вас культурный шок, как у всякого европейца. Он пройдет, как только адаптируетесь. Только не будьте занудой и не трясите священным писанием. — Теперь она говорила в учительской манере. — А чтобы не думать лишнего, считайте, что это что-то типа Летучего Голландца!
— Ничего другого мне и не остается, — пожал плечами Отто, не поняв ее раздражения.
— Моя мама из буров, но она хотела, чтобы я получила европейское образование, и дала мне возможность учиться в Англии. Я благодарна ей за широту взглядов, ведь буры ненавидят британцев.
— Да, я помню ваш спор с тем джентльменом в Блантайре.
— Поймите — это не спор! — Она отодвинулась от стола, и голос ее стал резким. — Они не пишут в своих учебниках истории, что сгоняли в концлагеря всех жителей, заподозренных в связях с воюющими бурами: жен, детей, стариков, соседей! Известно одиннадцать крупных лагерей, в которые посадили двести тысяч человек. От истощения и болезней умирало от пятидесяти до семидесяти процентов заключенных. Англичане уморили в концлагерях минимум двадцать шесть тысяч человек, три четверти погибших — дети!
— Никогда не знал об этом, — вставил Отто, прерывая ее длинный возмущенный монолог.
— Не знали потому, что британское правительство уверяло мировую общественность, будто создало сеть лагерей для беженцев по просьбе мирного населения! Англичанка Эмили Хобхауз побывала в концлагерях Трансвааля и Оранжевой и подготовила отчет об этих «убежищах». Она дала в британские газеты фотографии истощенных бурских детей, умирающих от голода. Но правительство запретило публикацию и фотографий, и отчета!