Убийство в ЦРУ

Коллетт приготовила себе чашку чая, облачилась в ночную рубашку и забралась в постель, оставив чай на маленьком столике рядом. Приняты три решения: она отпрашивается с работы и немедленно отправляется в Лондон и Вашингтон; она встречается со всеми, кто был близок с Барри и по крайней мере разбирается в ее чувствах; и она начинает — с этого самого момента и впредь — считаться с возможностью, что ее подруга Барри Мэйер умерла прежде всего из-за сердечного приступа, по крайней мере до тех пор, пока не выявится нечто осязаемое и достоверное для доказательства обратного.

Она уснула, тихо плача, после того как вопросила хриплым низким голосом: «Что произошло, Барри? Что на самом деле произошло?»

4

«Коллетт, будь добра, как приедешь, сразу ко мне. Джо».

Записка висела на телефоне в ее кабинете на втором этаже посольства. Выпив чашечку кофе, Коллетт пересекла холл и оказалась у кабинета Бреслина.

— Входи, — сказал он. — Закрой дверь.

Джо глотнул кофе, содержавший — Коллетт знала — здоровую порцию «живой воды» (знак внимания от какого-то приятеля из посольства США в Копенгагене, который никогда на забывал засунуть бутылку спиртного в мешок с диппочтой).

— Что стряслось?

— Прогуляться хочешь?

— Еще как.

Прогулка предлагалась не потому, что Джо хотелось размять ноги. Значит, то, что он собирается сообщить, важно и не для чужих ушей: известно, что Бреслин делался сущим параноиком, когда приходилось вести подобные разговоры внутри посольства.

Они спустились по широкой лестнице, устланной потертой красной ковровой дорожкой, прошли через дверь, которую с помощью электроники открывала и закрывала дежурная из прихожей, миновали венгерского служащего посольства, который обследовал металлодетектором очередного посетителя, и вышли на яркий солнечный свет, щедро заливший Сабатшагтер, или Площадь Освобождения.

Стайка школьников собралась у основания громадного памятника-обелиска в честь советских солдат, освободивших город. Улицы были заполнены народом: кто торопился на работу, кто спешил на Ваши-утша и параллельный ей бульвар с магазинами, куда любым мотосредствам въезд был запрещен.

— Пошли, — предложил Бреслин, — давай пройдемся до Парламента.

Они двинулись вдоль набережной Дуная, пока не достигли увенчанного куполом неоготического здания Парламента с его восьмьюдесятью восьмью статуями, изображающими венгерских монархов, полководцев и знаменитых воинов. Бреслин взглянул на купол и улыбнулся.

— Хотел бы я оказаться здесь, когда они и впрямь создадут Парламент, — промолвил он.

С тех пор как заправлять всем стали Советы, Парламент продолжал действовать, но всего лишь номинально. Подлинные решения принимались в неказистом угловатом здании, стоявшем дальше по набережной, там, где засела ВСРП — Венгерская социалистическая рабочая партия.

Кэйхилл, не отрывая взгляда от курсирующих по Дунаю судов, спросила:

— О чем ты собираешься мне рассказать?

Бреслин вытащил из пиджака трубку, набил ее табаком и поднес зажженную спичку.

— Не думаю, что тебе придется отпрашиваться с работы, чтобы выведать, что произошло с твоей подругой Барри.

— Ты что имеешь в виду?

— Судя по тому, что сказал мне сегодня утром Стэн, тебя собираются просить об этом официально.

Стэнли Подгорски был главой резидентуры, отделения ЦРУ, действовавшего под крышей посольства. Из двух сотен американцев — служащих посольства — примерно половина являлись людьми ЦРУ и отчитывались перед резидентом.

— Почему меня? — удивилась Кэйхилл. — Меня на следователя не готовили.

— А почему нет? Сколько следователей в Компании ты знаешь, кого к этому готовили бы? — Признание вызвало улыбку у молодой женщины. — Ты же знаешь, как это делается, Коллетт: такой-то знает такого-то, на которого поступил разовый компромат, и получает задание — разовый следователь. Думаю, настал твой черед.

— Потому что я знала Барри?

— Именно.

— И это не сердечный приступ?

— Нет, судя по тому, что я слышал.

Они подошли к строительной бригаде, которая кувалдами крушила старый причал. Когда они приблизились настолько, что в жутком грохоте даже с помощью совершенных «дальнобойных» микрофонов невозможно было бы различить произносимые слова, Бреслин сказал:

— Она везла кое-что, Коллетт, и, очевидно, очень важное кое-что.

— И оно пропало?

— Точно.

— Идеи есть?

— Как не быть. Это либо мы, либо они. Если это они, то у них материал, а мы в панике. Если это мы, то один из наших держит то, что было у нее в портфеле, и, возможно, собирается продать материал другой стороне. — Он вытащил трубку изо рта. — Или…

— Или то, что было у нее, нужно ему для другого, может, личные счеты, обвинения, шантаж — что-то в этом духе.

— Да, что-то в этом духе.

Она прищурилась под яркими лучами выглянувшего из-за облака солнца и сказала:

— Джо, мы здесь не только для того, чтобы ты просто заранее уведомил, что Стэн собирается поручить мне разобраться со смертью Барри. Что еще? Он попросил прощупать меня, так?

— В общих чертах.

— Я сделаю это.

— В самом деле? Никаких колебаний?

— Никаких. Я хотела заняться этим на свой страх и риск в свободное время, если помнишь. А так я даже не теряю отпуск, что мне причитается.

— Вот что значит деловой подход.

— Вот что значит слишком долго работать на «Фабрике Засолки». Мне вернуться и сказать ему или это сделаешь ты?

— Ты. Я к этому не имею никакого отношения. И еще один, последний, совет, Коллетт. Стэн и кабинетные мудрецы в Лэнгли плевать хотели на то, как и от чего умерла Барри. Их вполне устраивает, что у нее был сердечный приступ. То есть им известно, что его у нее не было, только она значения не имеет. Имеет значение портфель.

— Что в нем было? От кого он?

— Может, Стэн тебе расскажет, только я в том сомневаюсь. Ты ж знаешь: кому-надо-знают.

— Если мне предстоит выяснить, кому он достался, мне надо знать.

— Может, надо, а может, нет. Пусть решают Стэн и Лэнгли. Пусть они установят правила, а ты им следуй. — Он взглянул на нее поверх очков, как бы усиливая смысл последних слов.

— Обязательно. И — спасибо тебе, Джо. Я сразу же иду к Стэну.

Подгорски занимал кабинет, на двери которого висела табличка: «РЕМОНТ ПИШУЩИХ МАШИНОК». Похожими табличками украшались многие кабинеты ЦРУ в посольстве: предполагалось, что они отвратят случайных посетителей. Обычно так и было.

Стэн сидел за обшарпанным столом с длинным рядом выжженных отметин от великого множества сигар, забытых во время разговора на краю столешницы. Он был невысок и плотно сбит, вся голова покрыта шапкой седых волос — предмет его необычайной гордости. Кэйхилл он нравился, причем с первого дня ее прибытия в Будапешт. Был он проницателен и крут, но с проблесками сентиментальности, которую он расточал на всех, кто с ним работал.

— Вы говорили с Джо? — последовал вопрос.

— Да.

— Имеет смысл для вас?

— Полагаю, что так. Мы были дружны. Я должна была встречать ее в этот раз.

Он кивнул, хмыкнул, пробарабанил пальцами по столу.

— Вы встречали ее по нашим делам?

— Нет, сугубо личное. Я не знала, летит она с доставкой или нет.

— Она вам когда-нибудь рассказывала, чем занимается?

— Чуть-чуть.

— И ничего об этой поездке?

— Ничего. Она никогда не вдавалась в детали своих поездок сюда. Все, чем она занималась здесь, сводилось к встречам с клиентами ее агентства вроде Золтана Рети.

— Его здесь нет.

— Знаю. Вчера вечером он позвонил мне из Лондона и оставил сообщение на автоответчике.

— Вам показалось странным, что его здесь нет?

— Между прочим — да.

— Намечалась ее встреча с ним и с одним из партийных шишек по поводу того, как обеспечить Рети доступ к деньгам, которые он зарабатывает на Западе своими книжками.