Страница 21 из 28
Мы крались, словно тени. Я гордилась собой. Передвигалась так же незаметно, как и мои товарищи. А они удивлялись тому, что женщина способна на такой беззвучный шаг. Мы приблизились к шатру Джаха.
Он был огромным и хорошо охранялся. Джах понимал, что у многих есть причины ненавидеть его. В каждом углу горел огонь и стоял стражник.
Нарайян выругался, затем проныл какую-то мантру. Зиндху что-то проворчал. Нарайян шепнул:
— Приблизится нет никакой возможности. Эти стражники наверняка из тех, кому он доверяет. К тому же они знают нас.
Я кивнула, оттянула своих товарищей назад и попросила:
— Дайте подумать.
Пока я думала, они шептались. Они от меня ничего особенного не ждали. Мне известно одно короткое заклинание: можно на какой-то миг ослепить человека так, что он того и не заметит. Сейчас это будет кстати, если, конечно, у меня получится. Получилось. Это было в сущности что-то вроде детских считалок, простых, как подмигивание. Целый век я его не использовала. Рискованно. Если бы я произнесла его неправильно, дозорные увидели бы меня и подняли тревогу. Однако другого способа проверить действенность заклинания не было.
В конце концов, я рисковала только собственной жизнью.
Я настолько сосредоточилась, словно это было самым опасным вызовом дьявольских сил, которое я когда-либо совершала. Я произнесла его трижды, на всякий случай, но и закончив, не была уверена, получилось ли. По виду стражи определить это было трудно.
Зиндху и Нарайян все еще шептались.
— Идем, — сказала я и вернулась к границе освещенного кострами крута. Кроме стражи, никого не было.
Наступил момент, когда нужно было проверить заклинание на деле или давать задний ход.
Я пошла прямо на стражников.
Нарайян и Зиндху выругались оба и попытались окликнуть меня. Я махнула в их сторону рукой. И стала невидимой.
Стражник и вправду меня не видел.
Сердце мое часто-часто забилось, как тогда, когда я вызывала лошадей. Я дала знак Нарайяну и Зиндху, чтобы они оставались вне поля зрения охраны. Потом стража может вспомнить тех, кого они видели. А их непременно подвергнут допросу.
Они проскользнули, как псы, им все еще не верилось, что они невидимы. Им отчаянно хотелось узнать, что это такое я сделала и как. И наверное, они не прочь научиться этому трюку. Но не посмели ни слова произнести вслух.
Я чуть-чуть отодвинула полог шатра и не увидела никого. Пространство внутри было разделено небольшими перегородками. Я проскользнула в ту часть, которая, видимо, служила приемной и занимала большую площадь. Она была великолепно обставлена — еще одно доказательство того, что Джах ценил собственный комфорт выше благополучия своих солдат и безопасности родины.
Но я еще ребенком усвоила, что уважение и преданность людей можно завоевать, разделив с ними общие трудности.
Нарайян, глаза которого еще не вернулись на место от удивления, жестом напомнил внутреннее расположение шатра, о котором он узнал от своих шпионов. Я кивнула. Было очень поздно, и Джах наверняка спал. Мы двинулись в направлении его «спальни». Кинжалом я отодвинула перегородку, а Нарайян и Зиндху достали свои румели.
Я знала, что движения мои бесшумны. И уверена, что и мои товарищи двигались столь же тихо. Но, когда мы вошли, Джах вскинулся со своих подушек и бросился между Нарайяном и Зиндху, раскидывая их в разные стороны. Затем он кинулся на меня. В спальне горела лампа, так что он видел нас достаточно хорошо, чтобы узнать наши лица.
И все же он неисправимый идиот, этот Джахамарадж Джах. Он даже не вскрикнул. Все, что он сделал, — так это попытался улизнуть.
Рука моя дернулась в сторону желтого треугольника у талии, затем взметнулась вверх и сделала бросок. Словно живой, мой румель змеей обвил его шею. Я схватила свободный конец и, туго затянув петлю, обмотала тканью запястья, ни на минуту не выпуская ее из рук.
И все же, будь я одна, мне ничто бы не помогло — ни удача, ни интуиция, ни судьба. Джах обладал огромной силой, он вполне мог бы вытащить меня наружу. Или стряхнуть.
Но Нарайян и Зиндху охватили его за руки и, разведя в стороны, загнули их и повалили его наземь. Дело сделала бычья сила Зиндху, а Нарайян помогал ему заломить жрецу руки.
Упершись коленями в спину Джаха, я старалась не дать ему возможности дышать.
Чтобы окончательно задушить человека, требуется какое-то время. Движения опытного удушителя обычно столь быстры, что шея у жертвы оказывается сломанной и смерть наступает почти мгновенно. Но я еще не совсем навострилась обматывать запястья. Поэтому мне пришлось держать румель довольно долго, пока Джах мучился. У меня затекли плечи и руки, прежде чем он дернулся последний раз.
Нарайян освободил меня. Я дрожала, высвободившись, от напряжения, ощущая нечто сходное тому, что испытываешь после оргазма. Ничего подобного тому, что я только что совершила, мне до сих пор делать не доводилось. Я сделала это собственными руками, без всякого волшебства, без обычного оружия. Нарайян усмехнулся. Ему это чувство было знакомо. И он, и Зиндху выглядели неестественно спокойными. Зиндху прислушивался, пытаясь определить, не вызвали ли мы переполох своим шумом. Мне казалось, мы грохотали, особенно пока боролись, но судя по всему, волновалась я напрасно. Никто не явился и никто не поинтересовался нами.
Зиндху бормотал какие-то заклинания. Нарайян на минуту задумался, затем посмотрел на меня и снова ухмыльнулся. Кивнул головой.
Зиндху на четвереньках ползал среди того беспорядка, который мы устроили у Джаха. Очистив небольшое пространство, он еще раз осмотрел все вокруг.
Пока я наблюдала за Зиндху, пытаясь понять, что он такое затеял, Нарайян извлек из-под темного облачения, которое он надел специально по случаю, странный предмет. На конце этого инструмента было что-то вроде молотка и одновременно кайла, и весило оно по меньшей мере фунта два. А может, и больше, если оно было вылито из серебра и золота. По крайней мере, складывалось такое впечатление. В его рукоятку из черного дерева, отделанную слоновой костью, были вкраплены рубины. Отражая свет лампы, они сверкали, словно капли свежей кропи. Тихо и не очень методично Нарайян стал постукивать им по земле.
Этот инструмент был явно не предназначен для этого. Уж я-то умею отличить инструмент от предмета культа, даже если он мне незнаком.
Нарайян взрыхлил землю. Зиндху с помощью оловянной миски вычерпал землю на ковер, который он предусмотрительно перевернул, стараясь не сорить вокруг. Я никак не могла взять в толк, что у них было на уме. А они были слишком заняты своим делом, чтобы тратить время на объяснения. И все время они напевали что-то вроде литании. Что-то насчет предзнаменований и пророчества ворон, то и дело упоминая Дщерь Ночи и еще кого-то — людей-нелюдей, — непонятно.
Мне оставалось только наблюдать.
Время шло. На минуту я встревожилась, когда снаружи менялась охрана. Но стражники обменялись лишь парой слов, и новый караул не заглянул в шатер. Услышав глухой удар и сдавленный хруст, я повернулась посмотреть, чем заняты мои товарищи.
Они вырыли яму. Почти в три фута в глубину и не очень широкую. Для чего — я не могла понять.
Они показали мне.
Повертев перед моими глазами своим инструментом, Нарайян стал дробить молотком своего инструмента кости Джаха. Точь-в-точь как тогда в ложбинке делал это камнем Рам с телом убитого мной воина.
— Прошло довольно много времени с тех пор, как я делал это последний раз, но навыка не утратил, — прошептал Нарайян.
Поразительно, но оказывается можно, раздробив конечности и сложив их, превратить тело огромного человека в малюсенький узелок.
Распоров у Джаха напоследок живот, они поместили «узелок» в яму. В довершение Нарайян ткнул кайлом в череп мертвеца. Он вытер свой инструмент, и вместе они закидали яму с останками Джаха землей, хорошенько ее утрамбовав. Через полчаса не останется и следа.
Они закрыли место копрами, сложили оставшуюся грязь в узел и в первый раз за все это время взглянули на меня. Мой безмятежный вид их явно удивил. Они ждали, что их действия вызовут во мне ярость или отвращение. Или что-то вроде этого. Одним словом, какого-то проявления женской слабости.