Страница 12 из 28
Осколок разума, пульсирующий в какой-то точке его мозга, наблюдал, воспринимал и смутно дивился плавному полету в нескольких футах от поверхности земли, над местом, где ему редко приходилось бывать. Иногда над ним мелькали ветви деревьев, иногда боковым зрением замечал проносящиеся мимо холмы. Как-то он увидел себя среди высокой травы. А то вдруг почудилось, что несется над широким пространством воды.
Время от времени он чувствовал на себе взгляд огромного вороного скакуна. Казалось, что он где-то его видел, однако части этой картины никак не соединялись в единое целое.
Иногда фигура в бесформенной робе верхом на животном низко склонялась пустым капюшоном.
Было подозрение, что все это вполне реальные вещи… Но их смысл не поддавался пониманию. И только лошадь напоминала что-то знакомое.
Черт. Он не мог вспомнить, кто он. Какого-либо порядка в мыслях не было. То, что, вероятно, происходило с ним когда-то, теперь предстало воочию, создавая впечатление чего-то реального.
Эти картинки были фрагментами битв. Края их были зазубренными, а середина ярко-алой — как кровь. Сцены резни и бойни.
Иногда всплывали имена и названия. Лорды. Чары. Берилл. Розы. Лошадь. Деджагор. Курганье. Мост Королевы. Снова Деджагор. Деджагор появлялся очень часто.
Иногда пред ним возникало лицо женщины с дивными голубыми глазами, длинными черными волосами. Убрана всегда во все черное. Должно быть, она много значила для него. Да. Единственная женщина… Она появлялась и тут же исчезала, вместо нее всплывали другие лица. Они, в отличие от сцен кровопролитий, имен не имели. Но были ему знакомы. Словно призраки, ждущие, когда он наконец присоединится к их компании.
Время от времени он ощущал боль в груди. И чем сильнее она была, тем с большей готовностью он ее встречал. В такие минуты мир приобретал вполне реальные черты. Но потом возвращалась некая сущность в черном, и он опять погружался в мир своих грез.
Кто этот спутник в черном — может, Смерть? Являлось ли его состояние свидетельством перехода в иной мир? Но ответы были непосильной задачей для его разума.
Он никогда не был религиозен. Он верил, что смерть — то, что ему представлялось, когда просто перестаешь существовать, подобно раздавленному жуку или утонувшей крысе, а бессмертие означает лишь память в сердцах тех, кого ты оставил. Краткое бодрствование редко прерывало долгий сон. Он потерял ощущение времени.
В какой-то момент его коснулось чувство: такое уже когда-то было, как это дерево, одинокое, наполовину засохшее, мимо которого он прошел и оказался вскоре в сумрачном лесу.
Дерево почему-то много значило для него.
Он проплывал сквозь лес, оставив его позади, пересек поляну и очутился в каком-то помещении. Внутри было темно.
Краем глаза заметил свет лампы. Опустился, спина его оказалась на плоской поверхности.
Появилась фигура в черном и склонилась над ним. Его коснулась рука в черной перчатке. И он потерял сознание.
Он проснулся голодным как волк. Грудь пронзило резкой болью. Его кинуло в пот. Голову сдавило так, будто она была набита мокрой ватой. У него был жар. Сознание работало вполне ясно, чтобы по этим симптомам он мог поставить себе диагноз — ранение плюс сильнейшее переохлаждение. Может стать летальной комбинацией. В голове была полная чехарда. Воспоминания кувыркались, как шаловливые котята, без всякого смысла.
Он вел войско в сорок тысяч человек на битву при Деджагоре. Из этого ничего хорошего не вышло. Он пытался собрать оставшихся людей. Но откуда-то пущенная стрела пронзила его кольчугу и грудь, чудом не задев жизненно важные органы. Он упал. А знаменосец надел на себя его доспехи, надеясь с помощью этой героической иллюзии, предотвратить неизбежное.
Очевидно, Мургену это не удалось.
Из пересохшего горла вырвался хрип, словно его душили.
Явилась фигура в черном.
Теперь он вспомнил. Тот, кто неотступно следовал за Черным Отрядом, в вечном сопровождении вороньих стай. Попытался сесть.
Он знал эту страшную сущность!
Догадка пронзила его, как удар молнии, внезапно став вердиктом.
Душелов!
Этого быть не могло… Чтобы мертвец бродил вот так…
Душелов. Бывшая когда-то наставницей, затем хозяйкой, а уже потом врагом Черного Отряда, все это было, однако, очень давно. Считалось, что она умерла пятнадцать лет назад.
Ведь он был там. Видел, как ей отрубили голову… Он сам помогал ее поймать…
Он снова попытался встать. Какая-то непонятная сила побуждала его сразиться с тем, с чем биться было невозможно.
Рука в перчатке остановила его. А мягкий голос произнес:
— Не напрягайся. Ты еще не вполне здоров. Ты так долго ничего не ел и так мало пил. Проснулся? Понимаешь, что происходит?
Он сделал попытку кивнуть головой.
— Прекрасно. Я собираюсь чуть-чуть приподнять тебя. И накормить бульоном. Зря не трать силы. Дай своему организму восстановиться.
Усадив его, она заставила его попить бульону через соломинку. Он выдул около пинты и сумел удержать бульон в себе. Вскоре почувствовался некоторый прилив сил.
— Пока хватит. А теперь попробуем умыться.
Увидев, как отвратительно грязен, он прохрипел:
— Как долго?
Она сунула ему в одну руку сосуд с водой, а в другую соломинку.
— Пей. И не разговаривай. — Она стала разрезать на нем одежду. — Прошло семь дней с тех пор, как тебя, Костоправ, ранили.
Голос ее сейчас был совсем другой. Он менялся каждый раз, когда в разговоре возникала пауза. Сейчас он казался почти мужским, грубым и в нем угадывалась насмешка — хоть он и не представлял собою удачный объект для издевок.
— Ваши товарищи до сих пор удерживают Деджагор, к большому неудовольствию Хозяев Теней. Командует Могаба. Он упрямый, но его легко вывести из равновесия. Несмотря на все свое упрямство, он не сможет удерживать Деджагор вечно — силы, брошенные против него, слишком велики.
У него вертелся на языке вопрос. Она опередила. Насмешливым голосом спросила:
— Она? — И злобно хихикнула: — Да. Она жива. Иначе все это не имело смысла.
Раздался другой голос, на этот раз женщины, однако звучавший напряженно, как натянутая тетива:
— Она пыталась убить меня! Ха-ха! Да. И ты тоже, любовь моя, был там. И помогал ей. Но я не держу на тебя зла. Ты был во власти ее чар. И не сознавал, что творишь. Но ты реабилитируешься в моих глазах, если поможешь мне отомстить ей.
Он не ответил.
Она мыла его, обильно расходуя воду. Из-за ранения он потерял в весе, но по-прежнему производил впечатление огромного мужчины, ростом в шесть футов и четыре дюйма. Ему было около сорока пяти, каштановые волосы, ничем не примечательные, с залысинами на лбу. Холодно-голубые узкие глаза жестко глядели из-под сурово сдвинутых бровей. Тронутая сединой борода обрамляла тонкие, почти никогда не улыбавшиеся губы. Лицо испещрено следами ветряной оспы, а также угрей. Когда-то оно, может, и казалось симпатичным, но время беспощадно. Теперь, даже в минуты покоя, оно было жестким и несколько отрешенным.
Сейчас он мало походил на того человека, которым был всю свою сознательную жизнь — на летописца и лекаря Черного Отряда. Теперь его внешность больше соответствовала той роли, которую ему пришлось взять на себя, — Капитана. Он выдавал себя за подростка-хулигана, который только и ждет, чтобы затеять драку. Но эта роль была ему явно не по душе.
Душелов скребла с поистине материнской тщательностью.
— Пощади мою кожу.
— Рана заживает слишком медленно. Тебе придется корректировать мои действия.
— Тоже мне, нашлась целительница. Скорее убийца.
Ее заботливость беспокоила Костоправа. Хоть жизнь и не представляла никакой ценности. Кто он такой, в конце концов? Старый наемник, всем осточертевший, чудом оставшийся в живых. С трудом выдавил из себя вопрос.
Она захохотала. В смехе звенел восторг ребенка.
— Месть, мой дорогой, мягкая и коварная. Причем я до нее и не дотронусь. Она угробит себя собственными руками.