Страница 20 из 25
Поэтому Хемпель перешел к другому вопросу, который его волновал.
— Надо как можно скорее сообщить в милицию о событиях этой ночи.
Брона медленно повернулся к нему. Его лицо, заслоненное широкими полями шляпы, оставалось в тени, и Хемпель не мог видеть его выражения.
— А зачем?
— Прежде всего для того, чтобы проинформировать следственные органы о дальнейшем ходе дела. А потом не забывайте, что Болеша арестован по обвинению в убийстве. Последние события делают его вину очень проблематичной.
— Почему?
— Как это почему?! — возмутился журналист. — Трудно сидеть под арестом и одновременно бегать ночью по подземелью! Я не могу себе представить, что здесь действует шайка. Я убежден, что убийца Процы и наш противник одно и то же лицо.
— Откуда такое убеждение? — спросил Брона.
Хемпель замолк, удивленный. В душе он должен был признать, что Брона прав: никаких конкретных доводов в подтверждение своего тезиса он не имел. Но уже просто из упрямства стоял на своем.
— Откуда? Оттуда, что существование шайки в таком узком кругу лиц, как у нас, быстро было бы раскрыто.
— Я не утверждаю, что вы неправы. Даже наоборот, я тоже думаю, что здесь действует один человек. Но надо понимать, что это только субъективное убеждение. А ваш последний аргумент слаб, и я могу тотчас же его опровергнуть.
— Прошу! — вызывающе бросил Хемпель.
— Шутки с Шароткой были организованы группой людей. А разве существование этой «шайки» так легко было раскрыто?
— Вы правы, — признал журналист.
— Не исключено, что и в данном случае действует, если не шайка, то преступник, сообщник Болеши, который после его ареста продолжает начатую совместно акцию. Я не вижу поводов, по которым надо было бы так поспешно обнародовать события минувшей ночи.
— Как же так?! А вы не опасаетесь, что таинственная личность просто может сбежать? Тогда не будет никаких шансов его схватить! Главной цели он уже достиг — добыча у него в руках. Кто знает, может, он уже теперь далеко от нас!
— Ну он не дурак, чтобы сделать такую глупость.
— Глупость? Почему?
— Очень просто: убегая, он сразу себя выдаст. Я уверен, что наш противник настолько сообразителен, что понимает это. Да и зачем ему спешить? Если он досрочно покинет пансионат, описание его внешности дойдет до всех железнодорожных станций, до всех постов милиции. В таких условиях, вопреки вашему мнению, у него было бы мало шансов избежать ареста. А пока мы не знаем, кто это, противник имеет над нами перевес. Не беспокойтесь, наш таинственный «товарищ по отдыху» будет сидеть тихо до конца смены и выедет вместе со всеми, если только...
— Если только?..
— Если только нам не удастся разоблачить его за оставшиеся несколько дней.
— Гм... — буркнул Хемпель. — Я вижу, что вы садовник, здорово знающий свою специальность.
— Профессия садовника не лишает человека способности мыслить логически, — сухо парировал Брона.
— Значит, по-вашему, человек, который будет отсутствовать в ближайшее время, явится разыскиваемым нами преступником?
— Если только его отсутствие не будет объясняться другими причинами.
Хемпель пожал плечами, после чего сказал с иронической усмешкой:
— Преступником... или новой жертвой.
Брона промолчал. Минуту спустя поднялся и потянулся за кошелкой. Хемпель остался на месте.
— Мне кажется, — сказал он, подняв голову, — что надо бы сказать пару теплых слов этим шутникам.
— Да. Им следует надрать уши и объяснить Шаротке смысл его приключений. Обе эти беседы вам надо провести как можно скорее.
Хемпель хотел спросить, почему именно он должен выполнить эту миссию, но Брона перекинул корзинку через плечо и ушел.
Так закончился последний разговор Хемпеля и Броны. Дальнейшие события наступили настолько стремительно, что не было времени на их обсуждение. И начались они с совершенно незначительного факта, который оказался пресловутым камешком, увлекшим за собой всю лавину.
Хемпель после разговора с Броней безуспешно искал Кушара или кого-нибудь из его «шайки». Он увидел их только за обедом. Идя в столовую, он вспомнил слова Броны и раздумывал, все ли будут на месте.
Все были на месте, кроме Броны.
Когда обед уже начался, а его место продолжало оставаться пустым, журналист забеспокоился всерьез и обратился к Колярской:
— Вы не знаете, почему Брона не явился к столу?
Взгляды всех устремились на пустое место садовника. Колярская смутилась и с беспокойством взглянула на Хемпеля.
— Не знаю. Я только сейчас заметила, что его нет.
Журналист подумал, что мнение Броны об отсутствующих кидает подозрение именно на него. При мысли, что он вместе с Броной ждал в подвале таинственного пришельца, журналист почувствовал, как холодный страх сжимает ему горло.
А может, Брону постигло несчастье? Он был очень смел, но и осторожен, рассудителен...
Тишину прервал голос Шаротки:
— Не следует поддаваться психозу. Не обязательно любое отсутствие имеет одинаковое значение.
— Браво, пан Анзельм, — отозвался Сосин. По его тону было трудно понять, шутит он или говорит серьезно.
Однако у Иоланты не было сомнений в отношении намерений своего товарища, так как она бросила вызывающе:
— Я совершенно согласна с паном Анзельмом! Никто не хочет признаться, но все мы трусим и в самом незначительном факте усматриваем неизвестно что!
— Говоришь так для того, чтобы в первую очередь успокоить себя, — спокойно ответил ей Сосин.
Хемпель последним поднялся из-за стола. Он уже хотел уходить из столовой, когда заметил Колярскую, которая жестом просила его приблизиться.
— Пан Оскар, — шепнула она ему, — телефон не работает...
— Что вы говорите! Испортился?
— Не знаю. Это все больше действует мне на нервы.
— Пока ничего никому не говорите. Я думаю, что Брона скоро появится.
Когда журналист выходил из гостиной, то услышал голоса, доносившиеся с террасы. Пошел туда и застал почти всю «шайку», разместившуюся в шезлонгах. Темой разговора было отсутствие Броны. Хемпель прислонился к двери и ждал. Когда разговор оборвался, он взял слово.
— Для полного комплекта нам не хватает Сосина, но, несмотря на это, я хотел бы провести с вашим актерским ансамблем маленькую беседу. Вы наверняка уже знаете от Кушара, что ваше представление под названием «Духи в замке» раскрыто. В связи с этим несколько слов.
Нельзя отрицать, что режиссура всей комедии была неплохой. Инсценировка, грим и так далее. Но есть два аспекта, которые портят вкус этого паштета, и о них я решил с вами поговорить.
Итак, пункт первый. Ваш спектакль не вызвал бы никаких замечаний, если бы он был направлен против кого-нибудь из вас. Однако мишенью своих шуток вы избрали человека значительно старше вас, что уже само по себе портит игру, кроме того, человека мягкого, добродушного, прямолинейного в своих поступках и мыслях. Шутить над таким человеком, конечно, легче всего. Но при таких обстоятельствах любая, даже самая остроумная, шутка становится безвкусной. Кроме того, вы проявили большое легкомыслие: вам не пришло в голову, что старый человек мог поплатиться здоровьем? Ведь никто из вас не знал, позволяет ли состояние его сердца переносить такие переживания.
Хемпель сделал паузу, уселся на балюстраду и продолжал:
— Теперь второй пункт. В организованный вами фарс вплелась драма. И вы настолько замутили фон этой драмы, дезориентировали поиски настоящих следов, что таким образом облегчили действия преступнику. И это может еще принести всем нам много неприятностей. Вот все, что я хотел сказать. Жалко, что здесь не было Сосина, но я надеюсь, вы передадите ему, о чем мы говорили.
Журналист поднялся с балюстрады и направился к двери. Иоланта сорвалась с места и преградила ему дорогу. Хемпель увидел в ее глазах слезы.
— Я хочу вам сказать и не только от своего имени, потому что ребята наверняка чувствуют то же самое, что мне очень неприятно из-за пана Анзельма. Я его очень полюбила — он действительно такой, как вы сказали, и потому... Но сначала я представляла его совсем другим. Мы извинимся перед ним, и я надеюсь, он нас простит. А что касается трагической смерти Процы, то мы ведь не могли предположить, что такое случится...