Янтарное море

Дальнейшее было как сон, как смутные очертания дна сквозь толщу воды, когда погружаешься в море и пытаешься разглядеть рыб, раковины, крабов, — все опасно и неопределенно. Но утром вспомнил: обещал нечаянным гостям устроить их с жильем, обещал помогать, мало ли что еще обещал!

Утром Янис почувствовал себя несколько легче. Во-первых, его постояльцам было совестно, что вчера они напились, как свиньи, во-вторых, они несколько притерпелись к нему, приобвыкли, — спокойная ночь, казалось, обещала им такой же спокойный день и еще много-много других дней, они как бы укрылись от опасности за спиной Приеде — и были благодарны ему. И когда он, не очень скрывая, как ему все это неприятно, сказал, что пойдет к знакомому человечку насчет будущей квартиры, все трое согласно кивнули. Конечно, они еще не доверяли ему, но в их положении и недоверие следовало скрывать, а Приеде, сам не понимая как, нашел верный тон в отношениях с ними, чуть-чуть иронический, чуть-чуть удивленный, но в то же время и покровительственный. Да он и на самом деле чувствовал себя так: покровительственно. Что они могли без него? И длинный — Вилкс — первым отозвался на этот тон, уже говорил без повелительных интонаций, второй — Лаува — еще хотел бы покомандовать, но он и сам был под началом. Опасаться по-прежнему приходилось только колючего Эгле, этот, кажется, и родился с рукой в кармане, и в люльке держал не детские погремушки, а боевой пистолет. Впрочем, Приеде уже понял, — это у Эгле не от храбрости, а от страха…

И вот он шел по улице, свободный человек и в то же время связанный всеми возможными узами с теми, кого до сих пор презирал, именовал даже про себя убийцами, подлецами, особенно после того, как сам прикоснулся к ним и вдруг понял, какова пропасть, отделяющая этих людей от всех прочих, таких, как он, что-то строящих, что-то делающих. Их назначением было разрушать то, что строили Приеде и другие. В то время, когда Янис попал к ним в лапы, он был еще молод, он страстно хотел жить, не очень-то представляя, для чего, собственно, живет человек. Но теперь, когда он понимал, что жизнь это и есть созидание, все эти разрушители оказались так далеки от него, что ничего, кроме ненависти, не могли возбудить в нем. И он шел и думал, что делать дальше?

Пообещав так неосмотрительно, что устроит своих неожиданных гостей с квартирой, он еще не представлял тогда всей ответственности. Но кому бы мог он порекомендовать этих людей с их пистолетами, с радиостанциями, ядами, шифрами, с их намерениями и надеждами? Самое удобное место для них — тюрьма… Конечно, может быть, что завтра же другие такие же темные люди, как эти опасные посетители, пристрелят Приеде — он помнил угрозы Силайса, — но, право же, гораздо легче пострадать самому, чем позволить этим людям совершать преступления. Нет, Янис Приеде не может громоздить ошибки одну на другую.

Он словно очнулся ото сна и огляделся с растерянным видом. И тут же понял, что бессознательное чувство ярости против нарушителей его спокойствия само толкало его именно туда, куда в конце концов он и решил прийти. Приеде стоял на углу улицы Ленина напротив обычного городского дома, похожего на все другие жилые и официальные дома, отличавшегося только скромной табличкой: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров Латвийской ССР».

Было какое-то мгновение, когда Янис приостановился, как будто у него захватило дыхание. Это была слабость. Но он уже знал, к чему может привести слабость. И, преодолев это состояние, когда все мускулы становятся словно ватными, ноги подкашиваются, в глазах плывут цветные пятна, он пересек улицу и, не оглядываясь, не думая больше, следят за ним или нет, вошел в приемную Комитета.

— Мне нужно дежурного! — с трудом произнес он, словно задохнулся от быстрого бега.

Сотрудник, сидевший в приемной, едва взглянув на Приеде, ничего не спросил, снял трубку телефона, сказал кому-то: «Вас просят!».

Вскоре из внутренней двери вышел молодой человек, внимательно оглядел Приеде и жестом руки пригласил войти. Там, в небольшом кабинете он усадил Приеде в кресло, подумал и, видя его взволнованное состояние, налил стакан воды, который и пододвинул к нему. Только после этого он спросил:

— Что у вас стряслось?

Видно, так хорошо выглядел Приеде в эту минуту, что дежурному понадобилась не обычная фраза, а именно это тревожное: «Что стряслось?»

— Вчера ко мне пришли трое неизвестных и обратились с условной фразой, которая свидетельствует о том, что они явились в Ригу тайно, с опасными целями, прямо из-за рубежа. Они ночевали у меня и сейчас находятся у меня, и из разговора с ними я выяснил, что они прибыли сюда со шпионскими заданиями, которые мне пока неизвестны.

— Вы сказали, фраза… Это что же, пароль?

— Да.

— Заранее обусловленный?

— Да.

— А почему они назвали пароль именно вам, а не кому-нибудь другому?

— Да не обо мне сейчас речь, а о них! — с отчаянием сказал Приеде. — Если я не вернусь домой в ближайшее время, они могут уйти, исчезнуть…

— Да, вы правы! — сказал дежурный.

Не отрывая настороженного взгляда от лица Приеде, дежурный набрал номер телефона и сказал кому-то:

— Товарищ полковник, срочное дело! Тут у меня сидит человек с вопросом по вашему ведомству… Есть, товарищ полковник!

Положив трубку, дежурный вынул из ящика стола лист бумаги, сказал:

— По существу вашего заявления с вами будет разговаривать полковник, который скоро приедет сюда. А до его приезда я попрошу вас письменно изложить все, что вам стало известно о людях, явившихся к вам:

— Их надо немедленно арестовать! — вскрикнул Приеде в полном отчаянии. — Они скроются!

— Скажите-ка лучше, под каким предлогом вы ушли?

— Искать для них квартиру…

— А как вы думаете, сколько понадобится времени, чтобы найти безопасную квартиру для трех человек?

— Н-не знаю… — растерянно протянул Янис.

— Ну вот, и они тоже не знают! — с ударением сказал дежурный. — Так что спокойно напишите все.

И Приеде принялся писать.

Он писал минут десять или пятнадцать, стараясь ничего не забыть, как вдруг стукнула дверь, и дежурный встал.

— Здравия желаю, товарищ полковник! Заявитель излагает свое заявление.

Янис поднял глаза от листа бумаги и замер. Полковник внимательно посмотрел на него, потом сказал:

— Здравствуйте, Приеде.

— Здравствуйте, товарищ Балодис… — сказал Приеде, вставая.

Хотя дежурный и назвал Балодиса полковником, но ничего военного в его обличье не было. Штатский костюм, широкие, на манер морских, брюки, свежая сорочка с галстуком, шведское пальто, которое он снял перед тем, как садиться, и швырнул на спинку стула. Широкие плечи, огромные руки, фигура из одних костей и мускулов, — все это было от прежнего Балодиса, сильного, смелого, острого на шутку и резкого на слово человека, а вот эти морщинки, эти круги под глазами — это было уже новое.

— Я слушаю, — сказал Балодис, предлагая Янису сигарету.

Приеде не заметил, как по какому-то знаку в приемную вошла скромная женщина, уселась в сторонке, разложив перед собой ручку, чернильницу, тетрадь. Он увидел ее уже позже, когда разгоряченный, стал представлять, как втискивались неизвестные посетители в его квартиру. Заметив женщину, он растерянно умолк.

— Продолжайте, продолжайте! — подбодрил его Балодис. — Стенограмма заменит ваше письменное объяснение, на подготовку которого потребуется время, а оно для нас сейчас дорого. Почему вы назвали им отзыв, когда услышали пароль? — продолжал Балодис.

— Я вдруг подумал: а может, у них таких, как моя квартира, на примете несколько? Тогда они уйдут, и я уже ничего не смогу сделать…

— То есть, не сможете помочь им? — вдруг спросил присутствовавший при разговоре дежурный.

— Не стройте из меня дурака! — угрюмо сказал Приеде. — Я хотел сделать именно то, что и сделал, — прийти к вам.

Услышав, что «гости» были вынуждены отпустить Приеде на поиски квартиры, Балодис задумчиво сказал: