Факел

— Я люблю весну! — вдруг воскликнула Дафна. — И птиц, и молодую зелень. Я люблю жизнь, но почему-то… — Она запнулась. — Почему-то я не…

— Но почему-то, — закончил за нее Эврифон, — ты боишься, что не будешь любить человека, которого я избрал тебе в мужья.

Она кивнула.

— Видишь ли, Дафна, девушек всегда выдавали замуж только так. Разве может девушка сама судить, какой человек будет ей подходящим мужем? Живя под кровлей родительского дома, она не видит мужчин и легко может ошибиться. Многие девушки при первом знакомстве с женихом испытывали такие же страхи, а потом бывали счастливы. Если юноша и девушка никого не любили прежде, они начинают любить друг друга, когда родительская воля или случай сводит их вместе. Любовь вроде лихорадки: если один болен ею, в уединении дома, спальни и ложа другой не может не заразиться. Ты сама убедишься в этом, когда поближе познакомишься с Клеомедом, станешь его женой, родишь ему детей. Афродита сильна. Когда почва готова, она бросает в нее свои семена, и жизнь продолжается — бесконечный цикл жизни, цикл любви, рождения, роста и снова любви. Только в любви можем мы обрести надежду на бессмертие здесь, на земле.

Дафна отрицательно покачала головой, а ее отец продолжал:

— Но союз мужчины и женщины обещает не только любовь. В нем… как бы это сказать… можно обрести счастье, спокойствие, общие надежды и цели. Будь жива твоя мать, она сумела бы объяснить это тебе лучше, чем я. Клеомед красив, здоров и со временем будет очень богат. Все это тоже имеет немалое значение.

Дафна задумчиво посмотрела на отца.

— Я знаю, что я, как и всякая девушка, должна выйти замуж и иметь детей: таков наш удел. Но почему необходимо, чтобы этот удел был обязательно тяжким? Разве не лучше, чтобы мне нравился человек, за которого я выхожу замуж? Я видела Клеомеда всего один раз. Когда ты привел его к нам в дом, я сначала испугалась… И все же мне было радостно, я словно чего-то ждала. Мне хотелось поговорить с ним, узнать его поближе. Я была бы рада, если бы он мне понравился. Но он, кажется, ни о чем таком не думал. Он только старался обнять меня и поцеловать. — А мне почему-то это было очень неприятно, и я убежала. Я ничего не могла с собой поделать.

На лице ее отца было недоумение, и она, покраснев, продолжала:

— Неужели я так непохожа на других женщин? Одного брачного ложа для счастья мне мало.

«Чек-чек!» — хохотал самец сороки на кипарисе. — «Чек-чек!»

— Взгляни на него, — сказала Дафна. — Наверное, как только он встретил первую же самку, еще не нашедшую самца, они не стали тратить время на поиски и сразу принялись вить гнездо. Но я человек, а не птица, не овца. Пожалуй, ты слишком долго позволял мне жить с тобой и вести твое хозяйство. Я была счастлива в нашем доме, но я успела вырасти. Дочерей следует выдавать замуж, не дожидаясь, чтобы они научились думать. — Она умолкла, однако ее отец ничего не сказал, и она продолжала: — Я уже давно хотела поговорить с тобой об этом, но смущалась, а ты всегда был, занят. — Она устремила взгляд в синюю даль. — Когда девочка превращается в девушку, у нее бывают свои мечты, к ней приходит пеннорожденная Афродита и нашептывает чарующие обещания о супружеской любви и о радостях материнства. Тогда мы еще не думаем о тяготах жизни и о ее цели.

Эврифон хотел что-то сказать, но дочь положила руку ему на плечо.

— Дай мне кончить, раз уж я начала. Если девушка, как я, растет в счастливом доме, где ее не торопят с замужеством, Афродита теряет власть над ней, и тогда к ней приходит Артемида, девственная сестра Аполлона. «Беги всех мужчин, — предостерегает она, — не расточай себя случайно и понапрасну. Ведь потом уже ничего не исправишь. Зато, когда наступит твое время, ты узнаешь настоящее счастье». — Дафна улыбнулась отцу и закончила: — Пойми меня правильно. Я хотела, чтобы меня догнали, хотела, чтобы меня кто-нибудь завоевал. Но если не найдется человека, которого я полюбила бы всем сердцем, то позволь мне присоединиться к свите Артемиды и охотиться за какой-нибудь другой добычей.

Эврифон покачал головой.

— Дафна, я никогда с тобой об этом не говорил… Все ли ты знаешь о любви? — Он еще раз пожалел, что рядом с ним нет жены, которая подсказала бы ему нужные слова. — Ты когда-нибудь испытывала к мужчине то чувство, которое я имею в виду?

— Да, отец.

Эврифон посмотрел на нее с удивлением.

— Неужели?

— Да. Ты помнишь молодого асклепиада, который приехал из холмистой Эолии учиться у тебя медицине… Пи-рама? Помнишь, он умер от лихорадки?

— Я очень хорошо его помню, — угрюмо сказал Эврифон. — В бреду перед смертью он много говорил о тебе. Ты хотела навестить его, а я не позволил. Но ведь он не был ни богат, ни знатен. Я боялся…

Дафна грустно кивнула.

— Пирам понравился мне с первой встречи. Наверное, я полюбила бы его, если бы боги не взяли его в царство мертвых. Не знаю. Но с тех пор я всех других мужчин сравниваю с ним… Ты ведь помнишь, когда он заболел, мать тоже была больна лихорадкой, и они умерли в один и тот же день. Вот почему я тогда не сказала тебе о Пираме: ведь ты так нуждался во мне.

Эврифон резко отвернулся от дочери и отошел на другой конец террасы. Несколько минут спустя Дафна приблизилась к нему.

— Отец, — сказала она и, не услышав ответа, повторила: — Отец, ты всегда был ласков со мной… Я была так счастлива, ухаживая за тобой. Нельзя ли мне не выходить замуж и стать асклепиадом… хотя я и женщина?

Но Эврифон молчал.

— Ну, так поговорим о чем-нибудь другом… Расскажи мне про этого косского асклепиада Гиппократа. Наверное, он и все другие асклепиады интересуют меня потому, что я не могу сама стать врачом и очень жалею об этом. Он еще так молод, почему же его считают великим целителем?

Эврифон откашлялся и повернулся к дочери, стараясь казаться спокойным.

— Гиппократ наделен замечательным умом. Мне говорили, что он некоторое время учился у Сократа и был его любимым учеником. Но прославился он потому, что те, кого он вылечивал, рассказали о нем всему свету. Когда боги милостивы к врачу, заболевают и выздоравливают люди полезные. С Гиппократом так и случилось. Богатый македонец, полагавший, что Гиппократ его вылечил, рассказал о нем царю Пердикке, когда тот заболел. Поэтому Гиппократа пригласили лечить Пердикку, и об исцелении царя, конечно, узнал весь мир… Но все-таки, Дафна, ты ведь дашь Клеомеду возможность познакомиться с тобой поближе? Может быть, он тебе все-таки понравится.

— Хорошо, отец, раз ты меня об этом просишь. Ведь ты обещал мне, что не станешь выдавать меня замуж насильно.

Она оперлась о парапет террасы и поглядела вдаль, где по сиреневому морю скользили белые точки парусов.

— Мир так прекрасен, а мне так грустно. И ты будешь грустить, оставшись один в нашем доме, если я покину тебя.

Днем Дафна попросила служанку проводить ее в комнату Пенелопы. Тяжелый занавес на двери был плотно задернут. Отослав служанку, Дафна спросила:

— Можно войти? Это я — Дафна, дочь Эврифона.

Не дождавшись ответа, она повторила:

— Пенелопа, можно мне войти? Гиппократ велел, чтобы ты пошла со мной погулять.

В комнате послышалось приглушенное восклицание, и Пенелопа отдернула занавес. Внутри было темно, так как окно тоже было плотно занавешено.

— Я не спала, — смущенно пробормотала Пенелопа. — Видишь, я совсем одета.

— Значит, ты сидела тут в темноте? — удивленно спросила Дафна.

Кивнув, Пенелопа отдернула оконную занавеску.

— Когда я так закрываюсь, они оставляют меня в покое — мать и служанки. Эней велел мне побольше лежать и не мыться. А Гиппократ сказал все наоборот, и я чудесно искупалась, оделась и совсем готова. Я думала, придет Пиндар.

Робко улыбнувшись Дафне, она посмотрелась в зеркало и накинула плащ.

— Какой красивый! — сказала Дафна. — И этот желтый оттенок очень подходит к твоим темным волосам и глазам.

Закинув за спину длинные косы, Пенелопа бросила на Дафну взгляд, в котором радость мешалась с тревогой.