Факел

Тут раздался звук, которого она ждала, — заскрипели ворота. Это он!

Во двор вошел Гиппократ. Он держался с таким достоинством, что Дафне невольно вспомнился трагический актер, выступающий на середину сцены, чтобы произнести свой монолог. Он хмурился. Хмурился и ее отец, который вышел встретить его. Они пересекли двор и скрылись в ятрейоне.

Нет-нет, Олимпия солгала! И все же… мужчины ведь не похожи на женщин. Почему он не поцеловал ее, когда она ждала его поцелуя?

Направляясь сюда, Гиппократ по дороге вспоминал тот далекий год, когда он несколько месяцев прожил в Книде, учась медицине у Ктесиоха, бывшего тогда главой книдских асклепиадов.

Эврифон поздоровался с ним очень сухо. Не успели они сесть, как Эврифон начал без всякого предисловия:

— Я пригласил тебя посмотреть Фаргелию. Как тебе, конечно, известно, она была беременна.

— Фаргелия?! — воскликнул Гиппократ. — Нет, я этого не знал. Она говорила мне что-то такое про свою служанку. Тут, наверное, какая-то ошибка.

— Очень странно, — заметил Эврифон. — Эта красавица, несомненно, влюблена в тебя. Она просила меня сделать ей операцию, чтобы она могла вернуться в Македонию вместе с тобой.

— Но ведь я решил не возвращаться в Македонию, — возразил Гиппократ. — Это какое-то недоразумение. Ты уверен, что она беременна?

— Недоразумение! — вспылил Эврифон. — Никакого недоразумения тут нет и быть не может. И я считаю, что заняться этим делом обязан был ты. Олимпия по доброте сердечной пожалела Фаргелию и привезла ее сюда на триере Тимона. Она сказала мне, что после отъезда Дафны ты виделся с Фаргелией каждый день, а теперь ты утверждаешь, будто ничего не знал! — Эврифон засмеялся.

Гиппократ покраснел от гнева и лишь с большим трудом заставил себя сдержаться.

— Я виделся с Фаргелией в те дни только потому, что посещал умирающего раба Кефала, в доме которого она жила. Будь добр, говори яснее.

— Ну хорошо, — ответил Эврифон. — Произошло вот что. Фаргелия приехала сюда незадолго до начала праздника. Она жаловалась на опухоль внизу живота, и мой помощник привел ее ко мне. Она солгала мне — утверждала, что никак не может быть беременна и что ее месячные продолжаются, как всегда. При ощупывании я обнаружил, что матка значительно увеличилась и стала мягкой. И все же я поверил ей. Мне следовало бы вспомнить слова Олимпии о том, что эта женщина была гетерой, подругой многих мужчин при дворе царя Пердикки.

— Она была женой его приближенного, — возразил Гиппократ.

— Да, я знаю, — сухо сказала Эврифон. — Она мне это говорила. Но как бы то ни было, я решил оперировать ее. Возможно, я сделал бы то же, если бы и знал правду, — не могу сказать. Плод оказался живым, в возрасте от двух до четырех месяцев. Фаргелия была влюблена в тебя и тосковала, когда ты уехал из Эг. Это произошло почти четыре месяца назад, не так ли? Быть может, сам того не зная, я оказал тебе услугу.

Гиппократ растерянно глядел на Эврифона, Он был оскорблен и рассержен, но главное было другое: слышала ли обо всем этом Дафна и что она подумала?

— Твои любовные дела, — продолжал Эврифон, — меня не касаются. У многих молодых людей бывают такие истории, но потом они остепеняются. Однако Дафна говорила мне, что она была счастлива в Галасарне. Насколько я понял, ты… как бы это сказать… ты почти объяснился ей в любви. И у меня не укладывается в голове, как ты мог десять дней ухаживать за моей дочерью, а потом, вернувшись в Меропис, ежедневно видеться с этой Фаргелией. И мне говорили, что ты посещал ее тайком. Дафна делает вид, будто не находит в этом ничего особенного, но…

— Так, значит, Дафна знает про Фаргелию? — перебил его Гиппократ. — А ты считаешь Фаргелию моей любовницей? Это неправда. Я лечил ее мужа во время его последней болезни. После его смерти я ее всячески избегал. На Кос она приехала совсем недавно, чтобы лечиться у меня от головных болей. Я люблю твою дочь, Эврифон. Для меня она — единственная женщина в мире.

— Дафна знает, — сказал Эврифон. — Она даже знает, почему я хочу, чтобы ты осмотрел Фаргелию.

— А почему? — спросил Гиппократ.

— Потому что у нее лихорадка. Я думаю, что она умрет.

— Как! — воскликнул Гиппократ. — Бедняжка…

— Да, — согласился Эврифон. — Это очень грустно. Очень. Однако пойдем к ней. Это недалеко. Я поместил ее в доме у одной вдовы, которая часто дает приют нашим больным.

Они вышли в тенистый двор и направились к воротам. Печально покачав головой, Эврифон продолжал:

— Там лежала еще одна моя больная. У нее была лихорадка, вызванная опухолью горла. Она умерла через два дня после приезда Фаргелии. Во время игр в Триопион пришел мой помощник и сообщил мне, что Фаргелии стало очень плохо. Бывают времена, когда боги посылают нам одно несчастье за другим.

— Может быть, тут дело в богах, а может быть, в чем-то другом, — ответил Гиппократ. — Я видел, как то же произошло с женщиной, которая родила вполне здорового ребенка. Она жила в одном доме с мальчиком, который был болен рожей. Он выздоровел, а она умерла. Их обоих лечил один и тот же асклепиад.

Эврифон вдруг остановился и выпрямился во весь рост, что делал крайне редко. И тут оказалось, что он едва ли не выше своего молодого широкоплечего спутника. Глядя на него теперь, трудно было решить, занимался ли он когда-нибудь атлетикой. Плечи у него были сутулые, шея худая и морщинистая, лицо непроницаемое. Обычно ход его быстрой мысли можно было разгадать только по выражению глаз, и лишь порой зажигавшаяся в них насмешливая искорка подсказывала людям, хорошо знавшим старого асклепиада, что он говорит несерьезно.

Но сейчас в них не было веселого блеска.

— Ты не позаботился о своей подружке, — сказал он холодно. — Я же сделал для нее все, что было в моих силах, да и для тебя тоже. А теперь ты, даже не поглядев на нее, торопишься упрекнуть меня за недосмотр.

— Да нет, я имел в виду совсем не…

Но Эврифон властно поднял руку.

— Погоди, — сказал он. — Мне очень жаль, что это дело затрагивает тебя как человека. Меня же оно затрагивает как асклепиада. Дафна, вероятно, была потрясена, хотя она мне ничего не говорила. Однако оставим в стороне наши личные взаимоотношения. Как врачи, мне кажется, мы понимаем друг друга. На празднике Аполлона некоторые из моих друзей не поняли твоей речи. Они решили, что ты сошел с ума и поносишь книдских асклепиадов. Но я тебя понял. Я знал, что ты говоришь искренне. Ты высказывал мои собственные мысли, говорил о пути, которому я был бы рад следовать, если бы мог. Мы в Книде тоже способны на дерзание, и у нас тоже есть свои возвышенные мечты.

В это время из ятрейона по ту сторону двора вышел высокий сгорбленный старик с длинной седой бородой. Гиппократ узнал прославленного врача Ктесиоха, у которого когда-то учился. Вслед за ним из ятрейона вышла группа молодых учеников.

— Вон идет наш бывший наставник, — сказал Эврифон. — Теперь, когда я, сменив его, стал главой здешних асклепиадов, он больше не живет тут, но часто приходит сюда беседовать с учениками, и я рад этому. Сначала я хотел бы показать тебе, как живут, лечат и учат книдские асклепиады сейчас. Я заходил к Фаргелии совсем недавно, и она спала. Последний раз ты был здесь еще в юности, так разреши, я покажу тебе, какие изменения я тут произвел.

Ятрейон и все прочие здания располагались на плоской вершине небольшого холма, которая была обнесена высокой стеной. Стоя спиной к воротам, Эврифон указывал на различные строения и пояснял:

— Вон там, справа, дом, в котором живем мы с Дафной. Операции и некоторые другие виды лечения по-прежнему производятся в ятрейоне. Слева палестра, она осталась такой же, какой ты видел ее когда-то.

Они направились к палестре и заглянули в открытую дверь.

— Мы реже лечим гимнастикой, чем твой брат Сосандр. Мы предпочитаем массаж и многого добиваемся с помощью растирания оливковым маслом, к которому добавляем различные лекарства. Масло хранится вот в этих амфорах. Мы переливаем его вон в тот чан и подсыпаем туда нужные снадобья. Если ты помнишь, на месте этого строения за палестрой прежде был дворик при доме Кте-сиоха. Мы его перестроили и теперь храним там наши папирусы. Это наша библиотека, где и ученики и асклепиады могут спокойно заниматься чтением. — При этих словах взгляд Эврифона оживился, а в голосе зазвучала гордость. — У нас собраны здесь все труды Алкмеона и много других сокровищ. В доме, примыкающем к хранилищу, где прежде жил Ктесиох, теперь живет его сын Ктесиарх с больной женой и единственным сыном. Вон он как раз бежит сюда. Видишь, одна из дверей их дома выходит в библиотеку, и когда она не заперта, мальчик часто прибегает к нам, чтобы поиграть с Дафной… Что это у тебя, Ктесий? Покажи-ка.