Страница 22 из 32
— Что, у начальника полиции задрожали поджилки?
— Что ты, что ты! Да я костьми лягу… У меня с ними довоенные счеты.
— Ладно, замнем для ясности. — И Роман поднялся. — Ты парень, видать, что надо. Извини, мне пора, служба, а я хочу еще к Ирине заглянуть. Ты тут насчет Ирины — смотри!
— П-пальцем, пальцем никто не тронет, Рома. Хочешь, я возле ее избы усиленный пост поставлю? Я для друга, что хочешь, я такой.
— Спасибо, Паша, но это лишнее. Может, еще и на свидание под охраной полиции будешь водить? Но, понимаешь, все же при посторонних неловко целоваться. Бывай.
Ирина была дома одна. Дом — рубленый, пятистенный, на стенах множество фотокарточек, в рамках иконы в позолоченных окладах, в красном углу светилась лампадка, на нее и уставился Роман, войдя в теплую уютную избу.
— Удивлен? — насмешливо спросила Ирина. — Думал, увидишь тут портреты Ленина, Сталина? Это дом старосты. Он человек очень набожный. И я, между прочим, по воскресеньям тоже хожу в церквушку. Приходится. Есть вопросы?
— Нет. Здравствуй, Ирина. У тебя все в порядке?
— Как видишь… Здравствуй, Роман. — По-мужски, ногой выдвинула из-под стола, накрытого белой скатеркой, старинный венский стул. — Садись, гостем будешь. А у тебя как?
— Тоже, как видишь. Повышение получил, с вашим начальником полиции пытаюсь дружбу завести. Бутылку шнапсу сейчас распили.
— Это хорошо. Но ты с ним не особенно… Собака подворотная. А теперь слушай. И не бойся — тут никого. Скажи, у вас есть такой — Бордюков?
— Был.
— А где сейчас?
— Я тебе уже говорил, заброшен за линию фронта. По имеющимся у нас данным их диверсионная группа полностью уничтожена. А что?
Все еще хмурясь, Ирина секунду-две молча глядела на него, затем сказала:
— Бордюков жив.
— Как жив?.. Впрочем, да, он был задержан.
— Он из-под ареста бежал, — сказала она.
— Бежал?! — Романа словно подбросило. — Это точно?
— Так мне сказано.
Бежал…
Роман снова устало опустился на стул и, уставясь насупленным взглядом в скатерку, покусывал ноготь. Спокойно, спокойно, надо разобраться… Со слов Копицы Роман уже знал, как была ликвидирована группа Курочкина и что Бордюков задержан, но что он бежал… Значит, Васю отправили сюда еще до его побега. И если Васе удалось перейти линию фронта, то почему бы и Бордюкову… Правда, Васе помогли свои: его проводили войсковые разведчики… Но Бордюков и сквозь землю пролезет, там ему теперь не светит.
— Когда ты об этом узнала?
— Вчера. Я сразу же хотела тебе сообщить, но ты не пришел на свидание. Как ты думаешь, Роман, он может здесь объявиться?
— Все может быть. Надо всегда быть готовым к худшему.
— Послушай, Рома, может, тебе к партизанам?.. Я могу это устроить.
— Без паники, Ира. Пока.
— Постой. — Она придержала его за рукав, подняла на него свои строгие глаза и, чуточку поколебавшись, с какой-то отчаянной решительностью обвила его шею и поцеловала в губы.
— Ты что, Ира?
— Пойдем, я провожу тебя, — сказала она и первая вышла во двор.
…Снова же намного позже будет установлено, что примерно в то же время, когда Роман Козорог, каждодневно рискуя жизнью, наконец-то с помощью партийно-партизанского подполья приступил к выполнению своей главной задачи, Никон Покрышка добрался до своего Дома. Некоторое время скрывался, но был задержан полицией, и там сказал, что он не хотел воевать, прострелил себе руку, показал шрам, а потом перешел линию фронта. О том, что он бежал из плена — не сказал.
Некоторое время спустя он уже надел форму полицая. Логика поступков, логика характера привела к логическому завершению.
23
Подъезжая к «лагерю», Роман еще издали заметил, что там что-то происходит: весь личный состав выстроен на плацу, у здания стояло две легковые и две грузовые машины, несколько мотоциклов с колясками, с установленными на них пулеметами. За пулеметами сидели власовцы.
— Что такое? — спросил часового у ворот, слишком придирчиво проверявшего его документы.
Роман смотрел на часового строго, стараясь не выдать внезапного волнения, охватившего его.
Часовой, одетый в новую красноармейскую форму «хабэ», лишь на пилотке вместо звездочки — кокарда, еще раз сличил фотокарточку на пропуске с лицом Романа, сказал:
— Майор Козорог?
Роман вызывающе прикрикнул:
— А ты что, не видишь?
— Как раз вовремя. Подполковник Лыньков вами уже интересовался.
— Зачем?
— Откуда мне знать? Сказано, как только вы явитесь — в строй.
— А что это за парад?
— Приехал генерал Власов.
— А майор Фишер здесь?
— Все в штабе. Проезжайте, товарищ майор.
Ух как же Козорога каждый раз коробило, когда он здесь от этих подонков слышал такое святое слово «товарищ», но и сам был вынужден называть их «товарищами».
Укрыв мотоцикл под навесом сарая, Роман пошел вдоль строя с правого на левый фланг, желая удостовериться, есть ли еще тут Вася Копица. Вздохнул — есть. Бедняга, он еще не знает, какая мина замедленного действия под него подведена. Едва Роман успел пристроиться к левому флангу, как раздалась зычная команда дежурного по лагерю офицера:
— Смирно! Равнение на… право!
Из помещения штаба вышел Власов в генеральской форме, подполковник Лыньков, майор Фишер и еще какой-то человек в штатском. А, это опять появился господин Обухов. Значит, запахло смаленым. Он тут уже несколько раз бывал. Отпрыск бывшего петроградского заводчика Обухова имел какое-то свое «дело» во Франции, говорят, это он финансирует власовскую шпионско-диверсионную школу. Вот для кого нужна эта банда головорезов. Дежурный, взяв под козырек, направился к ним строевым шагом.
— Господин генерал…
— Отставить, — вяло махнул рукой Власов. — Какой же я господин, все вы мои соратники, товарищи по оружию, — сказал он громко и зашагал к возвышенности посредине строя. Высокий, сутулый, шагал он быстро, глядя себе под ноги и сопровождающие его едва поспевали за ним. Остановясь на возвышенности, он круто, через левое плечо, повернулся лицом к строю и приказал — Вольно.
— Вольно! — прокричал дежурный.
— Здравствуйте, братцы, здравствуйте, мои боевые орлы! — Голос у Власова был несколько с хрипотцой и то вдруг срывался на зычные выкрики, то переходил почти на доверительный шепот.
Солнце било в лицо Власова, и Роман разглядел его во всех подробностях: лицо дряблое, бабье, нос утиный, на котором зеркально поблескивали большие очки.
— Здесь назвали меня «господином», нет, это вы «господа», потому что вам господствовать в новой России, вы ее обретете с помощью наших союзников… Братья, а я вас иначе не могу назвать, потому что мы с вами братья по оружию… Наступает решающий час… Николай Васильевич, — обратился он к Обухову, — пользуясь случаем я хочу представить вам… — Власов повернул голову к стоявшему позади Лынькову — и тот скомандовал:
— Коршунов, Бурчик, Копица, Козорог, Колодяжный, два шага вперед!
Все они вышли из строя и замерли по стойке «смирно». Власов, опять же глядя себе под ноги, спустился с возвышенности, пожал каждому руку, троекратно поцеловал и возвратился на прежнее место. «Так вот для чего ждал меня Лыньков», — отметил про себя Роман.
— В лице этих храбрых воинов, я пожал руку и поцеловал всех вас, господа. Я говорю «господа», потому что вскоре вы будете господствовать на своей свободной земле, — повторил он. — Чем больше ратных заслуг, тем больше привилегий в мирной жизни.
В это время кто-то крикнул: «Воздух!», шеренги вздрогнули, изломились, Власов внезапно присел, но тут же опять выпрямился, снял фуражку немецкого образца с высокой тульей, вытер платком вспотевшую залысину и сказал:
— Без паники, боевые друзья. Что, вы не видели эти фанерные самолеты? А вам, подполковник Лыньков, приказываю: всему личному составу сегодня свободный день…
— Я с вами… — фальцетом прокукарекал Власов, снова водрузил на голову чем-то похожую на челнок фуражку и, слегка сутулясь, быстро зашагал к штабу.