Пожиратель Душ

Лицо словно вытесано топором, кожа обветренная, задубевшая. Сияющая золотистая пудра не столько скрадывала грубоватость черт, сколько придавала Марго порочно-разбитной вид. Такое же впечатление производил и парик (в этот раз на ней был красный, с россыпью локонов). Глаза обведены угольно-черными контурами, на губах ядовито-малиновая помада. Она была крупной девахой, но двигалась плавно, вкрадчиво, скользящей поступью (это у охотников профессиональное), а бедрами покачивала, как распоследняя портовая проститутка.

Поглядев на нее, Клетчаб в душе содрогнулся и поскорее сделал большой глоток жгучих зеленоватых «слез». Он должен переспать с этой оторвой. Просто для того, чтобы потом всем рассказывать, что он ее трахнул, не испугался. Одного раза хватит, но ради этого раза он должен… должен… В общем, надо себя заставить.

Он еще отхлебнул, допил до дна, поставил бокал мутного стекла на исцарапанный деревянный подлокотник (в «Морском быке» посуда дешевая, потому что бьют ее, не напасешься) и с улыбкой поднялся навстречу даме.

Клетчаб умел изображать светского человека, даже мог при случае сойти за высокородного. Когда обыграл в пирамидки тех двух надутых тупаков, Мефанса цан Гишеварта и Ксавата цан Ревернуха, он косил под разорившегося аристократа. Перед Марго он тоже играл роль галантного кавалера: во-первых, чтобы побыстрей добиться поставленной цели, во-вторых, если ей чего-нибудь покажется не так, она может и затрещину отвесить, а рука у нее тяжелая, лучше не нарываться.

Приходилось быть щедрым. Дать-то она даст, но перед этим надо потратиться на напитки и лакомства, какие подороже, – это Луджереф слышал от тех, кто уже имел с ней дело. Если светские манеры денег не стоят, то на деликатесы для этой оторвы хочешь не хочешь, а раскошеливайся! Клетчаба это насилие над его бумажником делало взвинченным и агрессивным. Суммируя в уме расходы (здешнее фирменное мороженое – 30 рикелей за порцию, тропические плоды айлюм – 62 рикеля за штуку, меньяхский сладкий бальзам – 917 рикелей за графин с маслянистой темной влагой… ишь ты, еще и засахаренные эсшафаны ей подавай!), он прикидывал, за чей счет покроет убытки.

Сначала они сидели на восточной веранде, где мебель массивная и дорогая, но вся покорябанная, скрипучая от старости, и арочные проемы занавешены шторами в виде рыбацких сетей. Потом, когда розовато-серая мгла снаружи сменилась ночной темнотой, а из проемов потянуло сыростью, перешли в зал с камином, над которым висела громадная, с автомобильный капот, голова морского быка (она по сей день там висит).

Зал большой, ярко освещенный, грязноватый, воздух так насыщен винными парами, что можно захмелеть от одного запаха, и народу – не протолкнешься.

Скоро их стало трое. К ним за столик подсел некто Банхет – тщедушный, робеющий, хорошо воспитанный молодой человек в коричневом старомодном костюме с вышитыми зонтиками и коротковатыми рукавами. Как понял Луджереф, кто-то уже успел познакомить его с Марго, и теперь этот доходяга надеялся на более короткое знакомство.

Угощая загадочно улыбающуюся даму (истинная прорва, и как у нее в желудке столько всего помещается!), Клетчаб краем уха слушал болтовню своего конкурента. Тот приехал в Хасетан с поручением от одного высокородного богача-коллекционера из Венбы, чтобы купить для него «тафларибу» – изящные миниатюрные статуэтки из благородной кости или поделочного камня. Их вырезали древние кибадийцы, которые когда-то жили на побережье Рассветного моря, а потом были ассимилированы иллихейцами. По свету гуляет множество подделок, но Банхет утверждал, что он в этом разбирается, так как изучал искусствоведение в Раллабском университете, а сейчас работает консультантом по антиквариату. Здесь он в командировке за счет заказчика.

Луджереф внутренне сделал стойку и ухмыльнулся: вот кто возместит ему расходы на Марго!

Банхет был в натуре тупаком. Его близоруко прищуренные светло-карие глаза, безвольные черты гладко выбритого болезненного лица, прилизанные блондинистые волосы, книжная речь университетского всезнайки – все вызывало у Луджерефа презрение и приятное сознание собственного превосходства. Клетчаб обронил, что у него имеется несколько «тафларибу». Ученый размазня сразу клюнул и сказал, что хотел бы на них посмотреть.

– Главное, смотри получше, – посоветовала Марго. – А то подсунут какую-нибудь херню.

Она употребила слово, которое пришло в благословенный иллихейский из варварского языка иммигрантов.

– Не беспокойтесь, я специалист, – застенчиво улыбнулся Банхет.

Словно школяр, который, слегка смущаясь, рассказывает о своих хороших оценках, чтобы выклянчить рикель на конфеты. Тьфу… Клетчаб смачно и красиво сплюнул на пол и заказал еще портвейна. Сегодня вечером он просадил кучу денег и потому чувствовал себя широкой натурой, бесшабашным гулякой – в Хасетане таких уважают.

Повезло, однако же, что подвернулся этот Банхет. Во-первых, пожива. Во-вторых, поглядев на них двоих и сравнив, Марго скорее сможет оценить достоинства Луджерефа. Хоть она и оторва, а ударить перед ней лицом в грязь не хотелось.

– У вас такая опасная профессия… – восторженно глядя на нее, пролепетал Банхет. – Все эти существа, на которых вы охотитесь, они же могут убить человека…

– Могут, – голос Марго звучал хрипловато, словно у нее в горле шуршал бархат. – А мы можем убить их. Твари непобедимы только на своей территории. Когда они отправляются гулять, мы их выслеживаем – и все, кончено время игры.

– Дважды цветам не цвести.

Ну, совсем не в тему ляпнул, но Марго неожиданно оживилась, улыбнулась, словно признала в нем старого друга, и спросила:

– Неужели ты читал Гумилева?

– Читал. В оригинале.

И после этого Банхет залопотал не по-иллихейски – на языке сопредельного мира, которого Клетчаб Луджереф тогда еще не знал.

Началось самое натуральное западло. Марго и набившийся в компанию тупак игнорировали Клетчаба. И его представительный вид, и дорогой костюм с якорями и крабами, и то положение, которое он занимал в воровском обществе Хасетана, и даже то, что он платит за выпивку и закуску – все это ровным счетом ничего не значило.

«Опустили ниже плинтуса», – припомнилось дурацкое выражение, услышанное как-то раз все от той же Марго.

Банхет – вылитый простофиля с журнальной карикатуры, и если оторва уйдет отсюда не с Клетчабом, а с ним, это будет по всем понятиям позор!

Вокруг галдели, смеялись, флиртовали, ссорились. В густом, как суп, воздухе плавал ароматный цветной дым из расставленных по углам курильниц.

Подошел пьяный Гаверчи, низенький, с невозмутимым древесно-коричневым лицом и уныло свисающими усами. Ему было наплевать на то, что около его подружки увивается сразу двое ухажеров. Как он сам говорил: «Баба есть баба, что с нее взять? Главное, что Марго на охоте не подведет». Потоптавшись возле их столика, потащился в бар, где компания охотников глушила сиггу.

Рогатая голова морского быка над камином недобро скалилась, в стеклянных глазах величиной с блюдца горели электрические лампочки. Клетчабу, через «не могу» дожевывавшему приторный эсшафан (раз уж он заплатил из своего кармана за этот окаянный деликатес, он съест не меньше, чем Марго и Банхет!), показалось, что правый глаз насмешливо подмигнул.

Надо показать им, кто здесь самый крутой. Силком с Марго ничего не сделаешь, такая сама кого хочешь изнасилует… Остается одно – одержать моральную победу.

Запив засахаренную гадость портвейном, Клетчаб заговорил вальяжно и пренебрежительно:

– Банхет, вы, я вижу, большой знаток всякого антикварного дерьма, вас в ваших университетах всему научили… А знаете ли вы, как отличить подлинную кибадийскую вазу от тех, что делают хасетанские народные умельцы по двадцать пять рикелей за штуку?

У этого ходячего недоразумения в костюме с зонтиками были припасены ответы на любые вопросы. Только ведь здесь главное не правильный ответ, главное – с какой интонацией ты говоришь, как смотришь на собеседника, сколько в тебе куража… Сразу видно, чего стоит хлипкий умник из Раллабского университета и кто такой Клетчаб Луджереф! В общем, для кого было «кончено время игры», так это для Банхета, а Луджерефу все-таки удалось утвердить свое пошатнувшееся превосходство.