Пожиратель Душ

Когда вышли из ресторана, Банхет ждал снаружи.

– Я понял, что вы меня обманули, – сообщил он дрожащим голосом. – Луджереф, я очень прошу вас, отдайте мне, пожалуйста, или настоящие «тафлариб», или деньги. Это же не мои деньги, а заказчика, и я должен что-то ему привезти. Вы понимаете, я человек небогатый, у меня могут конфисковать имущество, чтобы возместить ущерб. Пожалуйста, отдайте хотя бы половину! Знаете, мне даже домой вернуться не на что…

– Иди отсюда, тупак, – ухмыльнулся Клетчаб.

Оллойн и Амата захихикали. Банхет опять заладил свое: пусть они войдут в его положение и вернут по крайней мере часть денег или ему останется только пойти утопиться.

– Иди, топись! – крикнул пьяный и веселый Клетчаб.

Тупак не отставал, и Стенпе ткнул его кулаком под ребра, а когда он пошатнулся, нелепо взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, Прыгунец добавил по шее. Поделом тупаку!

– Эй, вы тут чего?

Та же самая компания охотников. Марго отпихнула парней от Банхета. Поднять на нее руку ни тот, ни другой не посмели – она тебе эту руку или вывихнет, или сломает, такое уже бывало.

– Полюбовничка твоего учим! – дурачась, объяснил Клетчаб.

– Что случилось?

Банхет принялся, чуть не плача, рассказывать про шкатулку с «тафларибу». Луджереф, Стенпе, Прыгунец, Оллойн и Амата перебивали и передразнивали, давясь от смеха.

Гаверчи и двое других охотников поднялись по белым полукруглым ступеням в «Невод», крикнув Марго, чтобы догоняла.

– Клетчаб, ты должен вернуть ему деньги, – выслушав всю историю, потребовала Марго.

– Это не твое дело! – Такая наглость его возмутила. – Законов Хасетана не знаешь? Я в ваши охотничьи дела не лезу, и ты в наши воровские не лезь. А этот тупак будет брехать – на перо напорется.

Марго нахмурилась, но промолчала. Повернулась к Банхету так резко, что ее куцый хвостик дрогнул над лоснящимся воротником охотничьей кожаной куртки.

– Послушай, тебе лучше поскорее отсюда уехать. Нашел, с кем связаться! В другой раз башкой думай, понял?

– У меня будут большие неприятности, – ответил тот тихо и безнадежно. – Если я вернусь без денег и без «тафларибу»… Не знаю, что я теперь буду делать. У меня даже на дорогу денег нет.

– Тогда не возвращайся в Венбу, а сматывайся куда-нибудь, понял? Лучше на юг, за горы. Погоди… – расстегнув куртку, она вытащила из-за пазухи расшитый бисером дамский бумажник. – Одна, две, три… ага, четыре с половиной. Бери билет на пароход и уматывай в южные края. Как-нибудь там устроишься… Идем, посажу тебя на такси, чтобы эти уроды деньги не отобрали.

– Вы очень добры и милосердны, спасибо вам, – смущенно пролепетал Банхет. – Я обязательно верну эти деньги и пришлю вам в подарок какое-нибудь украшение и вообще в долгу не останусь.

– Да ты лучше о себе позаботься! – охотница подхватила его под руку и поволокла к стоянке такси.

– Я только хочу сказать, что, если когда-нибудь вы будете нуждаться в моем милосердии, я отплачу добром за добро…

– Ладно-ладно, отплатишь, – отмахнулась Марго.

Запихнула его в машину, потом повернула к «Серебряному неводу». Компания Луджерефа тоже двинулась к своей машине, разрисованной разноцветными птицами, но Марго, поравнявшись с ними, сцапала Клетчаба за грудки и рывком оттащила в сторону.

– Ты чего?! – пытаясь освободиться, вымолвил Луджереф.

Она ничего не сказала. Молча смотрела, глаза в глаза, с таким презрением, что Клетчаб поперхнулся словами. Это презрение было адресовано и ему, Луджерефу, лично, и всему воровскому Хасетану; всадив ему в душу этот взгляд, словно нож под ребра, охотница оттолкнула его и взбежала по ступеням ресторана.

– Оторва… – пробормотал вслед Клетчаб.

Они потом кутили в низкопробной и грязной «Ракушке», а после опять отправились в «Морской бык», и Клетчабу то и дело вспоминался взгляд Марго. Впечатление осталось тяжелое, прилипчивое. Пусть она не произнесла ни слова – это оскорбление всему Хасетану, всем людям шальной удачи, всему воровскому обществу, это нельзя просто так спустить. Чтобы какая-то оторва… На другой день, обмозговав все на трезвую голову, он поговорил бы с кем надо, и Марго бы за это поплатилась. Он бы заставил ее поплатиться… Но он не успел.

Расставшись с корешами и девками, Луджереф отправился в холостяцкую квартиру на улице Пьяных Мыловаров, которую снимал уже второй год. Тихие кварталы, даже цепняка редко встретишь. Ему там нравилось.

Светало. Небо окрасилось в розовый. За углом шоркала метла. И подумать только, в детстве он мечтал стать дворником… Мимо прошмыгнул похожий на скользящую в пыли сухую ветку дорожный плавун, вцепился тонкими лапками в кожуру апельсина, валявшуюся возле треснутой урны. Клетчаб дал ему пинка, и животное вместе с кожурой вылетело на мостовую. А не путайся под ногами! Из-за щербатой черепичной крыши дома на той стороне выдвинулся слепящий край солнца.

Клетчаб свернул в аллею, пересекавшую проходной двор. Деревья с широкими лапчатыми листьями стояли неподвижно, как театральная бутафория, ничего не трепетало и не шелестело.

На перилах громоздких деревянных балконов дремали, нахохлившись, каштухи, глупые назойливые птицы (ему они тоже балкон обгадили). Все вокруг застыло, менялась только окраска. Песчаная дорожка – и та порозовела.

Клетчаб еще не дошел до конца аллеи, когда его схватили за горло, одновременно заломив правую руку. Он рванулся, но не смог вырваться из этой мертвой хватки. Пытаясь освободить руку, потерял драгоценные секунды: пальцы напавшего сзади врага пережимали сонную артерию, и он… не успел… ничего…

Окружающая среда слегка покачивалась. Где-то рядом тяжело плескала вода. Очнувшись, Клетчаб обнаружил себя связанным по рукам и ногам. Кляпа нет, но на лице тряпка – плотная светлая ткань, сквозь нее просвечивает солнце, а больше ничего не видно. По звукам и по качке Луджереф определил, что находится на каком-то судне. Вероятно, в море.

Кто?.. Вроде бы он никому не задолжал, и смертных врагов у него нет… По крайней мере, среди людей шальной удачи, цепняки и тупаки не в счет. Или все-таки в счет?

Неужели Мефанс цан Гишеварт и Ксават цан Ревернух хотят вернуть свои проигранные денежки? Вот жлобы… А может, Марго?.. Она такая оторва, с нее станется…

Он начал перебирать в уме всех, кто мог иметь к нему претензии, но тут тряпку сдернули. В глаза ударило солнце. Громадное сияющее небо, сверкающее море – ага, угадал.

Лежал он на дощатой палубе, и над ним стоял Банхет. Вот уж на кого Луджереф совсем не рассчитывал.

Нелепый костюм с зонтиками Банхет сменил на брезентовые штаны и рубашку свободного покроя. Волосы, раньше зачесанные назад, прилизанные, теперь растрепались и падали на лицо.

Значит, все-таки Марго, понял Клетчаб. Где она сама – в каюте под палубой?

Банхет смотрел на пленника с безмятежным интересом, как будто чувствовал себя хозяином положения. Луджереф решил, что этот доходяга еще поплатится. Впрочем, сейчас тот не производил впечатление доходяги: худощавый, но ловкий и уверенный, равновесие сохраняет без заметных усилий, словно морская болтанка ему нипочем. Плечи, прежде напряженные и сутуловатые, непринужденно расправлены. Однако разительнее всего изменилось выражение лица. Черты те же, но теперь это лицо человека независимого, хладнокровного, много в чем искушенного, и в глубине глаз притаилась насмешка. С обладателями таких физиономий Луджереф избегал связываться.

Как будто Банхета подменили.

«Цепняк! – вспыхнула догадка. – Или частный шпик, провокатор. Кто же это заказал меня упечь?»

– Я иллихейский полноправный гражданин, и по закону имею право на адвоката. Иначе имею право подать жалобу в имперскую прокурорскую коллегию.

Банхет ухмыльнулся.

– Где я тебе в море адвоката возьму?

– Как арестованный законопослушный гражданин, я настаиваю на соблюдении всех законных формальностей!

Уголовно-процессуальный кодекс Иллихейской Империи Клетчаб знал назубок. Это была единственная книжка, которую он прочел от корки до корки.