Месть за обман

Руководство объектом разрешило занять для временного проживания одну из раздевалок на хоккейной коробке, где встречались в доспехах на турнирах рыцари шайбы и клюшки. Женщина сложила печь, выбросив маленькую железную «буржуйку».

Ей предложили охранять ещё и хоккейную коробку. Некоторое время работала посменно. Руководство заметило, что в дежурство Бабкиной со стройки не пропадают ни доски, ни кирпичи, не сливается горючее из баков автомобилей и тракторов.

– Будешь одна работать ночью. Если не хочешь, то придётся покинуть раздевалку, – женщина согласилась. Устраивала и зарплата – полторы тысячи рублей. В деревне получала в три раза меньше. Дядя Вася перевёз пожитки Бабкиных. Так они стали жить на краю просторного пустыря в конце улицы имени Юрия Гагарина. Город наступал, подминая крохотные деревеньки своими пятиэтажными домами и широкими улицами.

Глава четвёртая.

В школу Иван ездил на автобусе. Путь был не близким. Вставал в шесть часов, пешком топал по улице Гоголя. Если не было дождя – радовался, а если шёл снег, то не особо огорчался. Ждал переполненный автобус. Успевал к первому уроку, если в пути не было длительной остановки у переезда. Сейчас автотранспорт ходит по мосту через железнодорожные пути, а тогда длинные очереди из автомобилей загибались по улице Баумана в разные стороны и стояли много времени. Последние месяцы Иван ездил в автобусах, которые следовали до аэропорта. Об этом маршруте узнал весной. Не было в салонах тесноты и толчеи. Пассажиры в шляпах и дорогих шапках, с чемоданчиками, но без узлов и сундуков. Он выходил на остановке «Кирзавод». Шёл по скрипящим доскам виадука к станции, а потом бежал в школу.

Дорога обходилась недорого. Мама давала полтинник на обед, но Иван редко тратил его полностью. Покупал булочку и торопился в тир у вокзала. Стрелял каждый день. «Тирщик» сначала радовался успехам паренька, с которым постоянно приходило пять или шесть подростков. Но то, что он получал от друзей стрелка, уходило на призы. Условия были такими: три раза попал в «самолёт», получай пупсика. Попасть в крохотную точку было не просто. Иван попадал, раздавал девочкам куколок, продолжая стрелять.

На нос самолёта нужно было работнику тира прилеплять патронный капсюль. «Сбитый» самолёт съезжал вниз по тросу, ударялся о стойку и капсюль взрывался. Иван «сбивал» самолёт, тирщик вновь его устанавливал на место, прилеплял капсюль, только делал шаг к посетителю, как Иван опять его «сбивал». Однажды он взмолился, увидев школьника с полтинником:

– Дружище, мы с тобой давно знакомы. Я потратил пару коробок капсюлей, а сколько призов ты получил?

– Вы мне пульки за деньги давали или бесплатно?

– За деньги.

– За семь месяцев вы получили от меня мамину зарплату. Я бы мог есть мороженое или пончики с повидлом… Я больше не буду стрелять здесь. Друзья мои не придут к вам, не станут соревноваться. Поеду в город. В парке есть отличный тир, хотя мне и не по пути, но там не такие призы, там интересные цели и электрические мишени…

– Ладно. Попадёшь в спичку, получишь пять пулек бесплатно. …Я даю слово, – сказал начальник тира, а школьники и, собравшиеся пострелять пассажиры, одобрительно загудели, готовя деньги.

Иван взял свою пристреленную винтовку, к которой привык. Через некоторое время, раздал приятелям призовые пульки. Он сбивал спички одну за одной. Тирщик понял, что проиграл, но крепился.

За стрельбой наблюдали и взрослые парни, которые «паслись» на вокзале, «пропалывая» чужие карманы. Они симпатизировали широкоплечему подростку, ставили на него пари. Тирщику казалось, что стрелок в бригаде щипачей играет роль приманки. Пассажиры вынимают кошельки, показывая, сколько у них денег. Начальник пневматических винтовок и свинцовых пулек решил не бузить, могут и сжечь его заведение.

Глава пятая.

В начале весны возникла предвиденная ситуация с появлением очередного ребёнка у дяди Васи и тёти Нины Бурцевых. Они отправили детей на поселение к бабушке. Иван стал жить с дядей Васей. Ему не нужно было ездить на автобусе в школу, но предстояло готовить еду. Он умел поджарить глазунью, сварить картошку, но дальнейшие кулинарные навыки у него не были развиты.

Дядя учил Ваньку варить пшённый или рисовый кулеш. Рассказывал и показывал, как крошить помытую картошку, сыпать перебранный рис, солить понемножку и пробовать.

– В финальной части можно добавить обжаренный лук с морковкой и забросить пару лавровых листьев, которые, Ванюша, необходимо перед подачей удалить в угольное ведро, – ласково напутствовал стажёра-кашевара.

Случалось, что дядя приползал, образно говоря, на бровях. Кулеш интересовал мало, совсем не интересовал, если точно говорить. С трудом добывал из карманов подарки, остатки от левого заработка, именуемого в нашем городе – «калымом». Это не то, что вы подумали. Невеста и жених не фигурировали в делах дяди Василия. Он возил вещи и контейнеры тем, кто отъезжал домой, на свою горно-солнечную родину. Семьи получили разрешение покинуть место ссылки или высылки. На радостях, как говорится, угощали помощников от щедрой кавказской души. Не раздеваясь, хозяин попадал всем телом в кровать и счастливо храпел до утра.

По воскресениям нужно обязательно «отмечаться»; отправлялись в большую, наполненную паром и гудением голосов, баню. Это была традиция, ритуал. Дядя Вася его не менял. Брал с собой Ванюшку, выводил, так сказать, в свет, в пар. У соседей была баня, немного поменьше, но очень горячая. Бурцев не жаловал чужие парилки. Старался в них не задерживаться.

Кроме парной, скелетообразный дядя, любил банный буфет, в котором не пахло запаренными вениками, а пахло морсом, вяленой рыбой и пустыми прокисшими бочками из-под пива. Там всегда оказывались его знакомые. Ванюшке казалось, что они не моются, а стоят и ждут их. Баня, понял потом Иван, место воскресных встреч. Своеобразный клуб. Дядя Вася брал две кружки пива. Когда не было пива, то обходились брагой. Иван отказывался. Дядя степенно и с достоинством знакомил его с друзьями. Те удивлялись, дескать, как это быстро у него вырос сын. Иван брал тяжёлую кружку, и с трудом глотал резкую, но противную жидкость. Он не мог подвести хорошего человека. Не хотел Иван выглядеть малолетним ребёнком в глазах дядивасиных друзей.

Бурцев и его коллеги по бане никогда почему-то не пили морс, а он намного вкусней и приятней браги. Это может подтвердить каждый, кто хоть раз попробовал его. Нынче, смею заметить, подобного продукта не выпускают. Иван решил не спорить о вкусах. Предлагал дядя сходить в буфетную очередь, пока тот делает очередной заход в парилку. Одно смущало Ивана: выходя из гулкого зала, нужно было просить женщину с папиросой в крашеном рту открыть кабинку, номер которой был оттиснут на ручке таза.

Раскалённые до красна мужчины сидели, переводя дыхание, на скамейках у кабинок и медленно отходили от горячего пара. Отдельные паруны и парильцы пили чего-нибудь – вероятно квас, а может быть, и пиво. Женщина уверенно шла мимо мужиков и парней, на телах которых, кроме татуировок, ничего тогда не было. Позже, намного позже на шеях мужчин появились крестики и цепки. А тогда мужские тела украшали репродукции с известных картин и прочая символика того времени. Некоторые клали на коленки мочалку или полотенца, но застенчивых, как Иван, было мало. Понимал паренёк, что такого не должно быть. Тут обязан работать какой-нибудь старичок, но не молодая симпатичная тётка, хотя и с папироской в кроваво-красных губах.

В буфете Ванюшку знали, и не спешили забывать дядивасины приятели. Они молча ставили его впереди себя, хотя он и пытался постоять в хвосте очереди. Иван брал кружку пива и кружку кваса. По цвету они не отличались. Когда не было кваса, покупал клюквенный морс, чем вызывал у окружающих странное уважение. Встречались пацаны, которые страстно и со счастливыми глазами пили пиво и не морщились. Иван тоже не очень квасил губы, когда глотал горькую жидкость. Иногда Бурцев добывал из кармана морской тужурки с якорями на пуговицах «мерзавчик» и всем присутствующим «капал» для вкуса». Никто не отказывался. Даже незнакомые мужчины и парни не противились.