Неоконченный пасьянс

— На Загородном, в доме госпожи Крушеванц.

— Ну ладно, Николай, возьми за службу три копейки и ступай, — Шумилов извлёк из кармана медную монету и вручил её мальчугану.

Выпроводив маленького посыльного, Алексей Иванович вернулся в кабинет и вытащил из ящика письменного стола револьвер. Приглашение выйти на улицу вселило определённое беспокойство, хотя и не очень сильное. Александр Раухвельд, увидев через приоткрытую дверь, как Шумилов снаряжает барабан револьвера, тут же решил:

— Алексей Иванович, я иду с вами!

— Бросьте, Александр, — усмехнулся Шумилов. — Сие кажется лишним.

— Вы не знаете, кто вас ждёт! Это очень странное приглашение: на улице глубокий вечер, начало одиннадцатого.

— На улице белая ночь и всё прекрасно видно, — парировал Шумилов. — Я действительно не знаю, что за женщина назначила мне свидание, но полагаю, что это какая — то замужняя дама. Опасаясь компрометации, она прибегла к такому весьма наивному способу конспирации.

— Меня не убеждают ваши слова. Как будто прежде вы не имели дел с замужними дамами. Нет, я иду с вами, не отговаривайте меня! — решил Александр Раухвельд. — В конце — концов, я полицейский врач и числюсь в штате минитерства внутренних дел.

Он повернулся и ушёл в свою комнату. Через полминуты Александр присоединился к Шумилову, одевавшему в прихожей старый плащ — пыльник. Дабы не утруждаться с надеванием неудобной пистолетной кобуры, Алексей Иванович решил держать револьвер в руке под плащом: засунув правую руку в карман, он через подкладку крепко охватил ствол. Револьвер оказался расположен под плащом рукоятью вверх, при этом его присутствие со стороны нисколько не бросалось в глаза из — за складок широкого плаща. В любое мгновение Шумилов мог выхватить пистолет левой рукой; будучи переученным левшой, он в равной степени хорошо владел обеими руками, так что в применении оружия проблем возникнуть не могло.

Уже перед выходом из подъезда Шумилов придержал Александра Раухвельда за рукав:

— Давайте — ка с вами разойдёмся, дабы не внушать даме беспокойство. Всё — таки, она ждёт одного мужчину, а не двух. Я пройду через двор и остановлюсь под аркой, а вы обойдите угол и пройдите по панели мимо, словно не знакомы со мною.

Так и сделали. Раухвельд немного приотстал от Шумилова и двинулся по набережной реки Фонтанки, Алексей же Иванович повернул во двор. Ворота в арке ввиду позднего часа уже были затворены, но калитка в них оставалась открыта. Поскольку Шумилов, проходя через двор, срезал угол квартала, он должен был появиться в назначенном месте несколько ранее Раухвельда, может, на минуту, может, на полминуты.

Во дворе было тихо. Многие окна были освещены и приоткрыты. Откуда — то доносился звук фортепиано, а также перебор гитарных струн; после нескольких аккордов послышался женский голос, певший романс:

Постучи же в дверь и заходи,

Ты пришёл — воистину! — от Бога,

Ждёт тебя дорога впереди,

А в дороге той лишь слёзы да тревога…

Женщина пела очень хорошо, с чувством, прекрасно поставленным голосом, Шумилов даже заслушался. Если б не надо было спешить, он бы непременно остановился на пару минут, дабы насладиться пением.

Оглядываясь по сторонам, Алексей Иванович пересёк двор и прошёл в арку, через которую попал в следующий двор. Тот, в свою очередь выходил в Лештуков переулок. Именно на выходе из этого двора Шумилова и должна была ждать женщина в пролётке.

Этот двор тоже был практически пуст. Лишь возле арки маячила фигура высокого мужчины в расстёгнутой студенческой шинели, фуражке и с тубусом для чертежей в руке. Человек поглядывал на окна дома и, судя по всему, кого — то дожидался. Шумилов прошёл мимо, внимательно рассмотрев обладателя тубуса. Это был сутулый молодой человек с длинной, но жидкой рыженькой бородёнкой, похожий на семинариста. Во всём его облике ощущалась какая — то дряблость, безволие: спина была сутула, брови сложены «домиком», как у трагического артиста не вышедшего из роли, а полуоткрытый рот придавал лицу оглуплённое выражение. Шумилов отметил, что шинель молодого человека не имела знаков ведомственной принадлежности, но ничего настораживающего в этом не было, так в столице ходили многие бывшие и действующие студенты.

Обменявшись с молодым человеком быстрыми взглядами, Алексей Иванович прошёл мимо и нырнул под арку. Ворота там тоже были закрыты дворниками на ночь, но калитка оставалась распахнутой настежь. Выйдя из двора в Лештуков переулок, он остановился и огляделся: было тихо и пустынно, никакого экипажа не было и в помине. Прошла секунда — две — три… ничего не происходило. Шумилов крутанулся на каблуках. Молодой человек в студенческой шинельке неспешно шёл следом за ним по направлению из двора. Из — за угла, от Фонтанки, появился Александр Раухвельд; он шёл гуляющим шагом, не глядя на Шумилова.

Глупо как — то всё получалось. Шумилов был уверен, что встретит женщину, но видно, что — то не сложилось. Он повернул назад, под арку и опять столкнулся со студентом. Тот посторонился, давая ему пройти, открыл тубус, причём картонная крышка хлопнула как пробка от бутылки шампанского. В это мгновение время точно замедлило свой бег, секунды словно стали длиннее, звуки сделались громче, а краски — ярче. Как будто что — то повернулось в голове Шумилова, он вроде бы продолжал шагать мимо студента, но боковым зрением наблюдал за тем, как тот вытаскивает из раскрытого тубуса странного вида молоток, с рукояткой длиною аршин, если не более. Молоток был наподобие тех, какими пользуются путевые обходчики для выстукивания рельсов. Шумилов всё ещё продолжать делать шаг, а студент, отбросив тубус, замахнулся молотком.

И тут эффект растянутых секунд исчез, сменившись прямо противоположным. Время точно съёжилось, впрессовав в короткие промежутки множество действий. Студент послал свой необычный молоток сверху вниз, а Шумилов подался всем телом назад и запустил руку под плащ, норовя схватить пистолет. «Э — э–эх!» — натужно выдохнул молодой человек, точно дрова колол. Шумилов же, чувствуя, что не успевает уйти из — под удара, как мог отклонился назад и молоток, стремительно описав большую дугу, чётко вписался в самый край его правого плеча.

Шумилову показалось, что у него просто — напросто оторвалась рука. Если бы в ту секунду Алексей Иванович увидел, как она вываливается из рукава плаща на землю, то нисколько бы этому не удивился. Боль была такая, словно кирпичный дом вдруг упал ему на руку; в глазах почернело и Шумилов выкрикнул, будучи не в силах контролировать себя: «сука!» Крик этот был вовсе не следствием наличия или отсутствия мужества, это была обычная рефлекторная реакция, подобная той, что заставляет собаку скулить, а ребёнка плакать.

Рыжебородый студент, услыша крик, осклабился, Шумилов очень хорошо видел его шевельнувшиеся губы. И тут же из — под полы плаща вывалился пистолет; парализованные болью пальцы не смогли его больше удерживать. Шумилов оказался один на один с противником, выше его ростом, моложе и к тому же вооружённым молотком. Неравенство сил было очевидным. Если к этому добавить повисшую безвольной плетью правую руку, то положение Алексея Ивановича следовало признать отчаянным. «Похоже, конец», — чётко сознавая драматичность происходившего, подумал он. И мысль эта вызвала прилив гнева; Шумилов подался вперёд и ударил противника в лицо левой рукой. Из — за большой дистанции получился не удар, а какой — то мазок, кулак едва достал цель.

Студент завёл руку с молотком для нового удара и Шумилову не оставалось ничего другого, как прыгнуть на противника. Это, пожалуй, было единственное, что он мог сделать для того, чтобы уклониться от удара, грозившего стать фатальным. Вцепившись здоровой рукой в ворот чёрной шинели, Алексей Иванович попытался ударить противника коленом. Тот в свою очередь постарался оттолкнуть повисшего на нём Шумилова. Возникшая возня была для последнего проигрышной ввиду травмы руки и очевидного неравенства сил, но тут случилось то, на что Шумилов никак не рассчитывал.