Страница 26 из 62
— А что же следствие? Оно ведь не могло игнорировать то обстоятельство, что у Александры Егоровны был серьёзный мотив и реальная возможность отравить Николая.
— Ну, видите ли… У Дубровиных всё куплено — и полиция, и адвокаты, и уж тем более свидетели. Последние либо служат в доме Александры прислугой, либо в пароходстве, что примерно одно и то же — все они несвободны в своих показаниях. Ещё до проведения повторных химических экспертиз прокурор окружного суда вернул дело на доследование, поскольку следствие не озаботилось установлением происхождения мышьяка. Дело в том, что в доме был мышьяк! Да — да, был!
— Расскажите подробнее, — попросил Шумилов.
— В доме был чуть ли не фунт мышьяк — содержащей пасты для прикорма крыс и мышей. Она была куплена ещё за месяц до отъезда Николая в Калач. Сама Александра, разумеется, пасту не покупала. Слуга, который сначала говорил, что хозяйка велела ему купить потраву для крыс, потом от своих слов отказался. Дескать, пасту он купил по собственному почину… Полагаю, вы можете догадаться, почему это случилось. Мышьяк долгое время не могли отыскать, хотя некоторые свидетели видели, как дворник раскладывал ловушки по разным углам дома и в подвале. Не могли понять, куда же они подевались. По прошествии некоторого времени выяснилось, что всю пасту собрали, поскольку крысы на неё не реагировали, и вроде бы закопали в саду. Стали искать это место, нашли, выкопали это ведро. В нём действительно оказалась паста. — Антонин выдержал паузу и неожиданно спросил. — Как думаете, господа, количество найденной пасты совпало с количеством купленной?
— Думаю, нет, — сказал Португалов. — Пасты оказалось меньше.
— А я думаю, что нашли то же количество, что было куплено, — предположил Шумилов.
— Как вы догадались? — изумился Антонин. — Действительно, в аптечной квитанции значилось, что продано было …. унций пасты. И точно такое же количество оказалось выкопано в саду. Объясните, Алексей Иванович, почему вы решили, что найден будет весь мышьяк?
— Это слишком очевидно — травить ядом, купленным в аптеке. Такое предположение лежит на поверхности. Хоть вы и считаете Александру дурой набитой, она всё же не настолько глупа. Если Николая Дмитриевича и травили чем — то, то никак не этим мышьяком. Я вообще склонен думать, что всю эту историю с крысиной пастой Александра Егоровна замутила как своего рода дымовую завесу, которая скрыла происхождение яда, использованного в отравлении. Предполагая, что покупка пасты, её раскладывание по дому, затем сбор, закапывание в саду — всё это неизбежно отложится в головах многих свидетелей, она устроила всё это намеренно для того, чтобы сначала укрепить подозрения в свой адрес, а затем с блеском их рассеять. Дескать, вы думали, что сейчас меня поймаете — ан нет! — теперь — то вы видите, что я чиста, как слеза. Хороший ход, очень хороший! Но мы отвлеклись, продолжайте свой рассказ о следствии.
— Соседи тоже неоднократно менял показания. Сначала открыто говорили о том, что между Александрой и Аристархом существовала связь, затем утверждения такого рода из дела исчезли, остались только глухие отзвуки того, что кто — то что — то от кого — то слышал. Так, ничего конкретного. А потом вообще возникла идея, что мышьяк занесли во время вскрытия. Ха, анатом руки вымыл вместо сулемы раствором мышьяка! Удобное объяснение. Иван Владимирович вам об этом рассказал?
— Да, рассказал, — кивнул Шумилов. — Самое примечательное в этой истории то, что аптекарь согласился признать свою вину.
— А дальше ещё хуже — повторная экспертиза вообще отказалась признать отравление. То есть я чувствую, что дело планомерно разваливается. Убили человека, а виновных нет. Что же мне делать? Я словно пытаюсь пробить головой стену. Хожу, разговариваю со следователем — и толку чуть! Ничего не доказать!
— Как это ничего не доказать?! Доказать — доказать! Просто в этом движении нельзя останавливаться!
— Как же мне добиться правды? Как наказать этих негодяев?
— Прежде всего не сметь падать духом! Никогда, ни при каких обстоятельствах! Даже с пулей в сердце! Мы можем провести своё негласное расследование. И полагаю, нам по силам наказать порок. Но мне потребуется ваша помощь… Я могу рассчитывать на вас, ежели понадобиться ваше участие?
— Конечно, помилуй Бог, непременно! Всё, что смогу… — горячо отозвался Антонин.
— Безусловно, — поддержал его доктор Португалов. — Я не могу смириться ни с убийством Николая, ни с возведённой в мой адрес клеветой.
— А скажите, Антонин, вот вы в начале разговора упомянули, что покупка Александрой Егоровной земли затрагивает ваши интересы…
— Да, именно против меня это и делается.
— Как так?
— На момент смерти Николай владел тридцатью четырьмя процентами акций «Волжско — Уральской пароходной компании». «Вдовья четверть», на которую по закону может рассчитывать Александра, составляет от тридцати четырёх сколько?.. правильно, восемь с половиной процентов. Остальные двадцать пять с половиной должны перейти остальным наследникам. Неважно кто они и сколько их, главное состоит в том, что более четверти акций компании выходит из — под контроля её нынешних хозяев. В декабре прошлого года, спустя два месяца после смерти брата я попытался вступить в права наследования. Но весь клан Дубровиных объединился против меня. Фактически я был прогнан в шею. Я потребовал предоставить мне справку о доходах пароходства, финансовый баланс компании и отчёт о текущих операциях. И опять получил категорический отказ с оскорбительными комментариями в свой адрес и в адрес брата. Тогда я попробовал зайти с другой стороны и потребовал предоставить мне нотариальный акт о дарении Николаю дома в Ростове и акций Александры. Акт этот был оформлен в июле 1887 года.
— А этот документ где находился в момент смерти брата?
— Да в том — то и дело, что в момент смерти он был у Николая. А после смерти мама и дочка Протасовы, вероятно, дарственную просто уничтожили и сделали вид, что никогда никакой передачи имущества не осуществлялось. Когда же выяснилось, что я вполне в курсе дел брата и прекрасно осведомлён об имевшем место дарении, Александра и её мамаша стали отвечать, что по свойству этой сделки с утратой документа утрачивается само право. То есть передачи имущества как бы не было, вернее, оно уже недоказуемо, а значит, мне и наследовать нечего. Ну, разве что те четыре процента акций, которые Николай получил от самого Егора Митрофановича ещё в 1882 году. Кстати, из этих четырёх процентов тоже надо вычесть пресловутую «вдовью» четверть. Но с наследованием этой доли им никак не поспорить, поскольку брат на эти акции каждый год получал дивидент. Последний раз, кстати, дивидент был начислен незадолго до его смерти, произошло это в октябре 1888 года.
Шумилов не сдержал улыбки:
— Грубо работают госпожа Протасова и её дочка. На самом деле всё совсем не так, как они вам рассказали. Даже если документ они по своей глупости уничтожили, тем не менее, сам акт дарения аннулировать они не в силах. Так что право на наследование за вами сохраняется. Возможно, само дарение оговаривалось какими — то условиями, скажем, сохранением брачных отношений между Николаем и Александрой, но такого рода оговорки, видимо, неспособны поразить ваши права как наследника, в противном случае, об этих оговорках вам уже было бы сказано. Нужно получить выписку из реестра нотариуса, который регистрировал дарственную. В этом реестре отражены все существенные параметры документа. А дальше надо будет возбудить дело в Коммерческом суде. Хотя, возможно, в вашем случае начинать надо будет с уголовного окружного суда, поскольку налицо физическое противодействие со стороны нынешних владельцев компании реализации вашего законного права. Причём, вы должны понимать, что ваше наследование никак не связано с результатом расследования убийства Николая. Независимо от того признает ли прокуратура Александру Егоровну виновной в отравлении или нет, вы можете наследовать брату.
Шумилов задумался на какое — то время и хотел добавить что — то к сказанному, но остановил самого себя: