Горе побежденным

 - Вы что, Ипатов, вашу маму, не видите, что за нами Федин хвост? Вон стоит хмырь в кепочке. Теперь нам от него не оторваться до вечера. А, если и убежим, Рыжик заподозрит неладное и предупредит пугливого дядьку. Этого допустить нельзя, ясно? Деваться некуда: поедем в «Попутную». У меня там хороший знакомый – хозяин гостиницы. Хоть отдохнём до семи часов. Эх, жалко голос вернулся. Буду шептать. Скажу, что холодного выпил, а вы не вздумайте басить - рта не открывайте!

 - Вильям Яковлевич! – вдруг вспомнил молодой человек. - Там внизу, в подвале - девушка.

 - Да? – ухмыльнулся Собакин. – Смею вас уверить, и не одна.

 - Нет, не из этих. Уголовники каким-то образом заманили её к себе, усыпили, а теперь хотят продать в публичный дом. Она из благородных. Спит там среди этой мрази, как спящая царевна. Вытащить бы её оттуда, Вильям Яковлевич.

 - Чего вы разорались, басом-то? – зашипел Собакин. -  Час от часу – не легче. Вы подумали, как мы туда войдём и, особенно, как выйдем? Что вы на меня уставились? На мне шапки-невидимки нет, чтобы вашу царевну оттуда вынести. Может её уже там и нет.

 - Придумайте что-нибудь, – зашептал Ипатов. – Там есть другой выход прямо наверх. Я его хорошо разглядел. Через тот ход к Сказочнику с улицы за опиумом приходят. Пусть нас Расписной туда опять отведёт. А  уж там, мы её схватим и убежим.

 - А уголовнички в это время будут на нас смотреть восхищёнными глазами и аплодировать. Да и что я скажу Расписному? Наделаем там шуму – сорвём наше дело. Как вы объясните Феде и его кодле наш благородный поступок? А ведь он, Федя, нам нужен. И легенду Яши Нерчинского подставлять не хочется. Мы с Канделябровым не одно дело раскрыли под этим именем. А вы предлагаете всё пустить коту под хвост, ради какой-то эфемерной девицы.

 - Её Сказочник сторговал жуткой бабе за сто пятьдесят рублей. Сказал, что ему девушку отдали воры с Нижегородского вокзала. Она потерялась или убежала откуда-то.

 Собакин забарабанил пальцами по скамейке.

 - Похоже на правду: сто пятьдесят рублей - большие деньги, – задумался он. - Ладно, рискнём. Скажу, что моя деваха признала в ней, скажем, сестру, но побоялась сразу мне рассказать об этом. Сколько сейчас времени? – и прищурился на солнце.

 Ипатов тоже поднял голову.

 - Третий час должно быть.

 - Домой смотаться за деньгами, чтобы перекупить твою царевну мы не успеваем. Да и на улице её не бросишь – пристроить куда-то надо, а времени – в обрез. А если сунемся сейчас – у меня, лично, рублей пять, не больше.

 - А у меня совсем ничего. Я же не в своей одежде, – вздохнул Ипатов.

 - Ладно, пошли назад, – вздохнул Собакин. – Там видно будет, но только рыдайте, Ипатов, рыдайте от жалости к сеструхе. За нами следят, помните об этом.

 Они быстро вернулись на Хитровскую площадь, где уже развернулся копеечный рынок. Между лавок с нищенским товаром бегало много чумазых, полуголых детей.

 - Ипатов, зачем вам какая-то девица? Давайте заберём отсюда и воспитаем парочку деток, – шепнул Вильям Яковлевич. – Благородства в это не меньше, а риску никакого.

 Деваха очень натурально всхлипнула.

 - Шучу, как там тебя, Нюша. Прибавим шагу – время дорого.

 По счастью, Расписного нашли в «Сибири», где он гулял на Яшин червонец. Что нашёптывал Собакин на ухо сильно пьяному бандиту, Ипатов не слышал, но усердно размазывал по лицу  слюнявые слёзы.

 За пятёрку, еле стоящий на ногах  валет, икая и матерясь, опять повёл их к Сказочнику. Ипатов тащился в конце и успел рассказать начальнику о существовании в опиумном подвале Мордашки.

 - А раньше нельзя было сказать? – сквозь зубы процедил Собакин. – Я бы хоть палку подобрал на улице.

 Деваха всхлипнула уже неподдельными слезами.

   В подвале всё было по-прежнему. Яша Нерчинский присел около старика, а Александр Прохорович метнулся в дальний угол. Девушка была на месте. Собакин начал уламывать Сказочника перепродать «сеструху» его Нюшки за двести рублей. Сошлись на двести тридцать.  Теперь дело встало за малым: старик ни в какую не хотел отдавать девчонку без платы. Может быть, опиумщик и уступил бы живой товар вперёд за такие деньги, но уламывать его больше не пришлось. Ипатов вдруг схватил девушку на руки и бросился бежать. Такого не ожидали оба спорщика. Сказочник зычным голосом стал звать на помощь. А Собакину ничего не оставалось, как броситься вдогонку за своим помощником, который, еле удерживая ношу, с трудом пытался отодвинуть рвань, висевшую над выходом наверх. Когда это ему удалось, сзади беглецов раздался угрожающий рёв. Это был Мордашка. Вильям Яковлевич повернулся к громиле и приготовился к драке, а Ипатову крикнул:

 - Беги, я догоню!

 В это время цепкая лапа подручного старика схватила Собакина  за плечо и рванула к себе. Завязалась борьба: бандит пыталась добраться до горла противника. Вильям Яковлевич с трудом извернулся и надавил уроду пальцами на глаза. Тот взвыл от боли и на мгновение выпустил жертву. Не медля, Собакин бросился к жаровне и одним ударом ноги её перевернул.  Тотчас подвал погрузился в дымную темноту. Брюсу повезло: почувствовав неладное, посетители притона, как крысы, бросились врассыпную. То и дело в темноте появлялась полоска призрачного света, по которой сыщик нашёл выход. Быстрая реакция спасла ему жизнь. Через несколько мгновений угли из жаровни загорелись по всему полу и осветили помещение, по которому метался разъярённый Мордашка в поисках своего обидчика, не обращая внимания на хозяина, который истошно вопил, призывая всех тушить огонь. Но, всё было напрасно: кто мог – сбежал, а те, кто обкурились – витали в опиумных грёзах и безучастно лежали на нарах, дожидаясь страшной смерти.

    Ипатов из последних сил тащился со своей ношей  по склизкому туннелю всё вперёд и вперёд. Ему очень мешал подол платья, который при беге забивался комом между ног и не давал нормально идти. Александр Прохорович был вынужден останавливаться, делать вихляющие движения тощими бёдрами, чтобы платье расправилось. Его руки, занятые бесчувственным телом, страшно затекли, и, казалось, жили своей собственной тяжёлой жизнью.

 «Ещё немного и я упаду» - отрешённо думал он, но идти не переставал.

 Вскоре под ногами зачавкало: на дне туннеля обозначился мутный ручей. Ещё шагов через двадцать впереди светлой точкой показался полукруг выхода. Запахло рекой. Ипатов скосил глаза на девушку.

 «Часом не померла?» - мелькнуло в голове.

 Уж больно помертвелым казалось её лицо.

 Вдруг, сзади послышалось громкое хлюпанье ног. Молодой человек остановился.  Если это погоня, ему всё равно не убежать: сил не было совсем, а до выхода ещё идти и идти. Ипатов обернулся назад: на него бежала подозрительная толпа. Он прислонится к мокрой стене и закрыл глаза. А когда открыл  – она уже пробежала мимо, не задержавшись около него ни на секунду.  И опять он услышал топот ног, но тут уж от радости у него перехватило дыхание: это был любимый начальник. Он не останавливаясь, перехватил у Александра Прохоровича его царевну и понёсся дальше. Ипатов за ним. Когда они добрались до конца туннеля, оказалось, что выход наглухо  забран толстой чугунной решёткой, за которой плескалась Яуза. Ипатов скоренько прощупал все стены у решётки в поисках хоть какой-нибудь зацепки для выхода и ничего не нашёл.

 - Но ведь эта шпана как-то вышла отсюда?- озадачился он. – Они и в подвал приходили не мокрые. Значит - не вплавь.

 - Вы меня спрашиваете? – тяжело дыша, спросил Собакин. – Впрочем, можете больше не искать. Слышите топот? Теперь нам или подскажут, как отсюда выбраться, или убьют. Лично у меня, сил на оборону нет.

 Из глубины туннеля показались две фигуры. Бежали они быстро, но увидев незнакомцев, резко остановились, набычились и засопели.