Горе побежденным

 - Как это -  «по замороженному пруду»?! – опешил Ипатов.

 Собакин рассмеялся.

 - Это довольно простой фокус. Он стал возможен, когда Яков Вилимович обнаружил, что вода в реке Воре, где неподалёку находилось его имение, нестерпимо холодная от огромного количества ледяных ключей, находящихся в этих местах. В его собственном пруду, даже в самое жаркое лето, вода прогревалась очень мало. Тогда он велел в тёплое время года разделить пруд на две части, а в самые лютые крещенские морозы одну из них застелить соломой и закрыть толстыми досками до лета. Таким образом, он сохранил лёд до июня. На праздник Петра и Павла  граф созвал именитых гостей, и пока они пировали, велел снять деревянный настил и солому, а потом, из второй половины пруда, напустить туда воду. Рыхлая и загрязнённая поверхность льда промылась чистой водой и была откачена обратно. Причём, большой объём льда тут же заморозил остатки воды, сделав поверхность пруда совершенно гладкой. Перед изумлёнными зрителями предстала поблескивающая в уже вечернем освещении, замёрзшая гладь, по которой катался сам Брюс и предлагал такое же увеселение гостям. А когда те согласились выйти на лёд, начался ещё и большой фейерверк. Граф  в этом деле был мастер непревзойденный! Эффект был ошеломляющий.

 - Интересно! – мотнул головой Ипатов. – Представляю себе удивление гостей!

 - Не только удивление, мой друг, но и страх и, как следствие, глупые сплетни о колдовстве. Но, я, кажется, утомил вас этим разговором.

 - Что вы, ни сколько!  – завозражал Ипатов. – А что было потом с сыном Якова Вилимовича?

 - После смерти матери в 1742-ом году, Петр Собакин уехал в Англию. Ему хотелось побывать на родине предков, во Франции, Англии и Шотландии. В 1751-ом году он женился на девице из рода известного мореплавателя Джона Кабота , который открыл для англичан удобный морской путь в Америку. У них родились подряд сын Вильям и дочь Элизабет. Жена наотрез отказалась ехать в Россию, а Петра Яковлевича тянуло домой. К тому же он боялся из-за длительного отсутствия потерять в России свое состояние, которое было немалым. Супруги разделили детей, и мой прадед с малолетним сыном вернулся в Москву.  Вильям Брюс по достижении двадцати четырёх лет вступил на дипломатическую стезю и был подолгу службы чаще заграницей, чем в России. Там и женился. Имел дом и здесь и в Англии. Был на виду.  После окончания войны с Наполеоном он даже состоял в свите императора Александра I и вместе с другими представителями союзных войск проехал всю Европу по следам Бонапарта. В 14-ом сопровождал царя в его поездке по Англии. Именно тогда, с лёгкой руки Вильяма Петровича, Россия заключила торговое соглашение с Британией, коего не было, аж с петровских времён и у нас опять появились английские ткани, шотландские пледы, ирландские дорожные несессеры, знаменитые саквояжи и многое другое. В то время Собакин был доверенным лицом Николая Ивановича Тургенева  – российского императорского комиссара при бароне Фридрихе  Штейне  – временном министре всех владений, отвоёванных у Наполеона. Как видите, карьера его была весьма публичной. Умер Вильям Петрович в 1845-ом. Его сын и мой отец - Яков на государственную службу не пошёл, много путешествовал и жил подолгу в Лондоне. А я, по его распоряжению, постоянно находился в Москве, воспитывался по-спартански, на руках доверенных гувернёров и учителей. Жил нечастыми встречами с отцом, которого обожал. Каждый год я месяца по два проводил с ним заграницей. Так что, в юном ещё возрасте, объехал полмира. Умер он неожиданно, в 58-ом, в Париже. Для меня это была огромная потеря самого близкого человека. С тех пор я один, хотя, в России у меня есть родственник, а заграницей даже больше. Между прочим, среди этой родовитой знати, один – известный иллюзионист. Видимо в нашем роду преобладает тяга к таинственному. Говорят, что мы с ним похожи, как наш император со своим двоюродным братом, герцогом Йорским .

 - Интересно, - полюбопытствовал молодой человек. – Вашего предка звали Яков В-и-л-и-м-о-в-и-ч. А сами вы В-и-л-ь-я-м Яковлевич. Это что разные имена?

 - Нет. По-английски это одно и то же имя «William», как у Шекспира. Но, в петровские времена произносили «В-и-л-и-м». Считалось, что так проще говорить. Все имена с трудным произношением вообще менялись на русские. Иностранцы на это шли по распоряжению самого царя: дабы не было в народе ропота о «немецком» засилье. В то время различий в национальной принадлежности особо-то не делали: все, кто не наши, были немчурой – немыми, не говорящими по-русски. В наши дни, поднаторев в иностранных языках, русские уже легко произносят более правильное произношение этого имени: Вильям.

 - Вильям Яковлевич, скажите, – совсем осмелев, спросил Ипатов, – кем вы себя больше ощущаете, Брюсом или Собакиным?

 - Хм! Интересный вопрос вы мне задали. Несмотря на мою внешнюю схожесть с графом  Брюсом, и постоянный долив иностранной крови в мой род, я себя ощущаю совершенно Собакиным. Вот так-то, молодой человек. Люблю всё русское: и быт, и природу и русских женщин. Ха-ха-ха!

 - А вроде был какой-то государственный Брюс в Москве при Екатерине II? – припомнил Александр Прохорович.

 -  Да уж, был такой, – поморщился Собакин - Это - Яков Александрович Брюс , московский генерал-губернатор, внучатый племянник Якова Вилимовича. По крови: он мой дядя. Через пять лет после смерти деда, его племянник Александр, сын брата Романа,  добился передачи графского титула себе, но не смог удержать такой ноши: та ветвь мужской линии Брюсов пресеклась. У покойного генерала осталась дочь – Екатерина Яковлевна. Её опекуном стал граф Мусин-Пушкин, который женил на ней своего сына Василия Валентиновича, камергера Двора. В 1796-ом году они добились высочайшего указа о передаче ему графского титула и имени Брюсов. Брак оказался неудачным. К тому же, Мусины практически обобрали Екатерину Яковлевну. Она подала на развод. Умерла графиня Мусина-Пушкина-Брюс в стеснённых обстоятельствах, в Италии.  Ей пришлось продать, принадлежащее ей, дедовское имение Глинки. 

 - А почему ваши предки не выкупили имение? – поинтересовался Ипатов.- Насколько я понял из вашего рассказа, они могли себе это позволить.

 - Им не разрешил это сделать сам Яков Вилимович. Видимо на это были серьёзные причины.

 Ипатов не понял ответа, но уточнять не стал. Кто знает, может граф написал об этом в завещании.

 - Что же касается самого дяди…  - задумчиво протянул Собакин. - В те времена Европу лихорадило. Во Франции рухнула монархия. Наша государыня Екатерина боялась, и не напрасно, кстати сказать, такой же смуты и заговора у нас: сама пришла к власти через переворот и понимала, как в одночасье можно лишиться скипетра и державы. По её указу стали проверять всех и вся на благонадёжность. Потянули к ответу всевозможные  литературные кружки, салоны и закрытые общества. Начались аресты и дознания. Тем более, что ниточки от некоторых из них уходили заграницу. Так вот: Яков Александрович Брюс сам активно участвовал в таком тайном обществе, что было само по себе непозволительно человеку на государственной службе. Более того, он без зазрения совести взялся творить расправу над себе подобными и стал обвинителем в измене одного из самых ярких просветителей того времени: честнейшего и богобоязненного Николая Ивановича Новико;ва . Этот человек был несоизмеримо выше  каких-либо заговоров и представлял собой истинного патриота отечества. Новиков стоял на позиции реформирования русской жизни на национальных основах. Вся его деятельность до ареста: поиск пути для создания нравственного во всех отношениях государства. Тайные общества, в которые он вступал, тяготили его, что порождало множество конфликтов между ним и остальными членами этих союзов. Он хотел от них получить особые знания, на которые те намекали, чтобы с их помощью  благоустроить мир. Это наивно, но он таким и был. Новиков был арестован. На следствии на него свалили всю вину за организацию   противозаконных сборищ  и издание просветительских книг без надлежащей цензуры. Николай Иванович был осужден и посажен в Шлиссельбургскую крепость, хотя следственной комиссии были известны по этому делу персоны куда более значительные. Правда, некоторых из них всё же «наказали»: на короткое время выслали в свои имения. Я это всё знаю доподлинно потому, что мой дед, Вильям Петрович сам состоял в одном из самых таких обществ и яростно боролся за освобождение  Новикова из тюрьмы. Так-то вот. О, молодой человек, как  уже поздно!  Отдыхайте,  завтра много работы,–  взглянув на большие столовые часы, сказал Собакин.