Страница 22 из 46
— Что официант?
— Зовут его Володей. Он все интересовался — не скучаю ли я…
— А вы скучали? — съехидничал Андрей, но художник этого не заметил.
— Нет. Мечтал о том, что закончу еще одну халтурку и можно будет замахнуться на более шикарную мастерскую. Для этого, как известно, гульдены нужны… Так и летело ресторанное время!
— Вас что, на перерыв между дневной и вечерней сменами не рассчитывали?
— Десять сверху и сиди! — лаконично пояснил Пиленов. — А когда зал заполнился, я нашел интересное занятие — наблюдал за посетителями, пытался вычислить, кто какие денежки проедает! Знаете, это сразу видно! К примеру, двое чопорных посетителей — выбирают тщательно, меню перепроверяют, головой покачивают… Вывод прост — денег не густо, осторожничают больно… Таких там не любят, обсчитывают, душу выматывают! Другое дело кавказцы — породистые, холеные. В меню не смотрят, официантам лишь реплики бросают, а стол ломится от яств. Икорка серебрится, балычок жемчужинкой отливает… Коньячевский обязательно, минералочка! Причем не местная, как из водопровода, а обязательно «Боржоми»…
— Наблюдательности вам не занимать, — сглотнул голодную слюну Андрей, — но давайте дальше!
— Я и говорю, — досадуя на то, что его перебивают, буркнул Пиленов. — Когда оркестр заиграл, Володя-официант приземлил ко мне двух девушек. Я был рад. Не одному вечер коротать. Посидели, поговорили о музыке, о живописи…
— Ну и как? — торопил его Андрей. — Интересный вышел разговор?
— Однобокий. В брейках и роках я ни бум-бум, а они Шилова от Шишкина не отличают… Немного потанцевали — раз с Мариной, раз с Аленой. Поступило предложение продолжить на квартире. Расплатились…
— Сколько? — на всякий случай спросил Андрей.
— Около ста пятидесяти… С сегодняшними моими деньгами не трата, а ерунда… — Он вдруг осекся, вспомнив, что денег он так и не нашел.
— Ну, ну… — подбодрил его Андрей. — Куда поехали? Адрес? Помните?
— Увы, — Пиленов развел руками. — Об этом речи не было. Вот о том, что шампанского надо взять, — говорили. Две бутылки купили!
— Когда вышли из ресторана?
— Точно не скажу. В начале десятого…
— Откуда подобная точность?
— У гардеробщика по телевизору что-то про политику говорили, вроде программа «Время» шла.
— Дальше!
— Такси не было. Алена «сняла» частника. Столковались, кажется, за червонец и поехали. Все шло хорошо, а у Никитских нас «тормознули». Будете проверять, милиционер подтвердит — останавливал он нас.
— Зачем?
— Правила, наверное, нарушили… Водитель вышел, беседовал, потом Алена вышла… Может, улыбнулась она ему, может, еще чего, только дальше мы поехали быстро…
— Добрый попался?
— А это вы у него спросите, — недвусмысленно намекнул Пиленов.
— Ладно, разберемся… Дальше! — подгонял Утехин. Он давно привык к подобному многословию потерпевших, из которых информацию приходилось выуживать по частям.
— Это практически все! Алена вышла раньше, сказала, что придет прямо в квартиру, а мы с Мариной вышли вон там, — он показал в непроглядную темень за окном. — Там еще стройка рядом и глина желтая… Видите какая? — Он задрал ногу и показал испачканную брючину. — Не прошли мы и сотни метров, как началась суматоха… Кто-то бил, шмякнули меня по затылку, схватили за горло, и все… Очнулся от того, что меня теребят. Огляделся, мужик меня поднимает. Ну, думаю, сейчас я тебе покажу, сволочь ты этакая! Вмажу по первое число… А сил-то и нет! Все на месте: руки, ноги, а чуть живой. Ну, думаю, старина, вляпался ты в любовную историю, нарвался на ухажеров… Хорошо, мужик попался, сюда же шел… Доволок он меня, а то бы так до утра и провалялся… Воспаление бы заработал…
— Милиция тут почти бессильна, — встрепенулся Андрей, сразу же решив поставить точки над «и», — Виноваты сами! Выпили, флиртанули…
— Это я понимаю… — неуверенно произнес Пиленов. — Денег только жалко. Большие денежки…
— Давайте съездим туда, — предложил Андрей, — поищем, может, повезет! Стоило бы вас отправить в вытрезвитель — я, собственно говоря, так и собирался сделать, да жалко мне вас стало… По-мужски, из солидарности.
— Спасибо! — по-прежнему унылым голосом поблагодарил художник, он все еще на что-то надеялся.
— Кого нам искать? Нападающих вы не видели, девушек не знаете, да и ни при чем тут они… Алена, как вы говорите, ушла раньше, а Марина при нападении просто испугалась и убежала… Кто на вас напал? Молчите? То-то и оно!
— Домой хоть отвезете? — грустно, с надеждой смотрел Пиленов.
— Поймите нас правильно, э… — Андрей никак не мог вспомнить ни имени, ни отчества бородача.
— Сергей Сергеевич, — подсказал художник.
— Сергей Сергеевич! Развозить всех по домам — у меня бензина не хватит. Могу предложить стул в своем кабинете, а если найдем ваши деньги, в чем я, правда, сомневаюсь, — такси!
— Давайте поищем, — жалостно попросил художник.
В комнату вошел врач.
— Ну и напугали вы нас: «в луже крови», «умирает». Ваш «покойник» еще нас переживет — кости целы, сильный ушиб.
— Скажите, доктор, а мог Михалев прищемить руку шкафом или дверью? Как он пытается объяснить?
Врач неопределенно пожал плечами. Андрей догадался, что вопрос поставил неправильно. Он уместен для судебного медика или врача трудовой экспертизы…
— Можно еще поинтересоваться? — снова обратился Утехин к врачу. — Как давно с ним это случилось?
— Падают подозрения?
— Да!
— То-то он вас так боится. Аж трясется, бедный…
— Значит, уважает! — коротко бросил Андрей.
— Спаси меня бог от подобного уважения! — Лицо врача было абсолютно серьезным.
— А все же, доктор, мне бы хотелось услышать ответ.
— А у меня его нет. Я не знаю…
— Спасибо и на этом… — Утехин решительно встал. — Собирайтесь, Сергей Сергеевич, едем!
Художник заторопился. Прощаясь с врачом, он сложил пальцы, сделав подобие рамки, и, посмотрев сквозь них, неожиданно спросил:
— Можно, я к вам вернусь? Только не надо возражать, — торопливой скороговоркой забормотал Пиленов. — У вас такое лицо… Очень интересное лицо, доктор. Обязательно напишу портрет…
— Не возражаю! — улыбнулся врач. — Выздоравливайте сначала…
Машина Буренкова, вернувшаяся с заправки, стояла у подъезда. Нудный осенний дождь сек стекло с приклеившимися березовыми листьями. Буренков стоял у машины и разговаривал с Михалевым как со старым знакомым. На руке у Михалева белели свежие бинты. При появлении Андрея Михалев как-то сжался и инстинктивно попытался спрятаться в тень, но Утехин заметил это движение:
— Хорошо, что не ушел, а то пришлось бы за тобой ехать… Садись в машину!
— За что, начальник?
— Садись, садись, подвезу… — Утехин взял его за рукав и посадил в кормовой арестантский отсек машины, из которого без ключа не выбраться. Громко хлопнув дверцей, Утехин устроил художника на заднем сиденье салона, сел сам и скомандовал Буренкову: — Поехали!
— Куда едем?
Повернувшись назад, где пытался поудобнее пристроиться художник: он привставал на месте, поправлял пальто, заправлял непослушный шарф, — Андрей скомандовал:
— Показывайте дорогу, Сергей Сергеевич.
— Кажется, прямо, — неуверенно смотрел тот поочередно во все окна машины. — Точно прямо, а потом налево, за детским садиком будет стройка, а рядом переулок. Вроде бы так…
Машина нехотя тронулась с места, проехала мимо утехинского дома, свернула в переулок. Алексей включил фары. Тут не было фонарей и царила темнота. В освещенном пространстве замелькали хилые проплешины первого, еще неуверенно выпавшего снега, мусор, чахлый кустарник на обочинах.
— Шел я здесь… — пояснил Пиленов. — А теперь как будто налево…
— Разве здесь есть детский сад? — обратился Утехин к Буренкову.
— Тридцать восьмые ясли… Тут машина не пройдет, — недовольно произнес водитель, — котлован вырыли.
— Встань с краешка, — попросил Утехин, — и включи дальний свет в проулок. Пусть человек деньги поищет…