Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 106

В Могилеве вывесили "красочные плакаты с обращением к населению: "За поимку или уничтожение еврея полагается премия – пять пачек махорки за каждую голову". Выдавали еврея из страха перед наказанием‚ опасаясь за своих родных и детей‚ – а наказание было жестоким. Заявляли в полицию, чтобы свести счеты с советской властью, отомстить "жидо-большевикам" за прежние обиды. Доносили и из желания выслужиться перед оккупантами, "так как думали, что германская власть будет теперь навсегда".

"Когда полицай или кто-нибудь из местных жителей подозревал мальчишку в том, что он еврей, требовали, чтобы произнес фразу: "На горе Арарат растет крупный виноград". Если картавости не было, делали другую проверку – предлагали спустить брюки…" – "Чтобы никто не ускользнул‚ всех неевреев строго предупредили: за укрытие еврея – расстрел‚ за выдачу властям – пачку сигарет. Расплачивались и куском мыла‚ пачкой маргарина..."

Эфраим Вольф (гетто Жмеринки):

"Тяжелый случай, – тихо сказал врач медсестре. – Природа этой опухоли мне не ясна… Хоть бы подкрепить ее… Молочка бы ей, тепла…"

Когда они ушли, я машинально стал повторять слова врача: " Молочка бы ей, молочка…" Но где его взять?.. Пробраться на базар без пропуска? Тут я вспомнил приказ, вывешенный в городе: всякий еврей, обнаруженный за пределами гетто без пропуска, будет рассматриваться как шпион… Страшно, страшно… Но что поделаешь? Надо спасать маму…

В ближайшее воскресное утро я встал раньше обычного. Был трескучий февральский мороз, но решимость согревала меня. Без труда прополз под колючей проволокой по тайному ходу. Без труда обменял (на рынке) махровое полотенце на бутылку молока и краюху ржаного хлеба… радостно побежал домой…

Вдруг за моей спиной раздался пронзительный крик какой-то старушки: "Дывиться, добри люды: жыдок побиг! Та ще без зиркы жыдивськой – ловить його, ловить!"

За мной погнались, догнали, избили до потери сознания…"

Мозырь‚ Белоруссия: "Меня приютила наша соседка‚ белоруска, тетя Глаша... Вскоре она сказала: "Уходи. Здесь в доме одна гадюка‚ она говорит: "Вот придут немцы‚ я скажу‚ что у тебя еврейка..."

5

Евреи были в основном городскими жителями. Город жил лучше деревни; крестьяне причисляли евреев к привилегированному слою населения‚ что вызывало дополнительную неприязнь или равнодушие к их судьбе. Евреям – жителям сельской местности – было легче порой спрятаться‚ получить работу в деревне‚ ибо они умели обращаться с лошадью и коровой; крестьяне могли оставить их у себя‚ особенно в тех домах‚ где мужчины были мобилизованы в Красную армию. Помогало и хорошее владение украинским или белорусским языками‚ знание сельских обычаев; умение ткать спасло жизнь женщине из гетто‚ уверило крестьян в том‚ что она не еврейка: "Говорят‚ ты жидовка. Жиды ведь не умеют ткать – значит, ты не жидовка".

Евреев выдавали городские привычки‚ что тут же подмечали деревенские жители: "Ты моешь руки по- городскому... По-жидовски чистишь бульбу..." Выдавали акцент‚ характерная внешность; мужчин выдавало обрезание. К крестьянину‚ у которого жил еврей‚ пришел староста деревни и закричал: "Ты знаешь‚ что держишь еврея в доме?" Крестьянин удивился: "Разве Степка – еврей? Он же наш! Знает все полевые работы‚ говорит по-нашему‚ после еды крестится". Староста сказал: "Пусть пьет со мной самогон. Если он умеет пить самогон‚ значит, не еврей".

Себеж, Псковская область: "Мальчик двенадцати лет по совету матери остался в печной трубе, а потом вылез оттуда, добежал до дома старосты в деревне Пресни. Мальчик попросил у старосты: "Дяденька, возьмите меня! Я буду вам помогать, объедать не буду, стану грибы и ягоды собирать, только не везите меня обратно в Себеж". Старостиха даже накормила мальчика, а староста запряг лошадь, посадил парня в телегу, отвез в Себеж и сдал немцам – а мог спасти…"





Минск: "Это было еще в 1941 году… Во время облавы нескольким еврейским мальчишкам удалось пролезть под проволоку на арийскую сторону, и там во дворах они попрятались в уборных, мусорных ящиках, сарайчиках… Женщины и их дети выволакивали мальчишек из убежищ, ловили их, если они пытались удрать, и тут же отдавали в руки немцам или полицаям…"

Киев:

"Пришел сосед из плена – еврей‚ весь распухший от голода‚ страшный‚ просил жильцов двора впустить его в свою бывшую квартиру (его семьи там уже не было): он у себя в квартире повесится на глазах у всех‚ он не хочет прятаться и спасать свою жизнь‚ но жильцы-активисты его не пустили. Он ушел‚ не дошел до конца квартала‚ и его сдали немцам..."

"В сарае меня обнаружила хозяйка. Я скрывала побег из Бабьего Яра и рассказала ей, что иду с окопов… Она… подмигнула своему сыну лет семнадцати, тот куда-то исчез, через минуту явился с немецким офицером и, указав на меня, сказал: "Ось, пан, юда…" – "Утром дворничиха приказала няне: "Веди жиденка в Бабий Яр". Няня… не представляла себе всей опасности и повела меня…"

Из воспоминаний И. Эренбурга:

"Однажды в редакцию "Красной звезды" пришел высокий‚ крепкий человек‚ офицер морской пехоты Семен Мазур... В битве под Киевом он был ранен‚ попал в окружение и‚ переодевшись‚ пришел в Киев‚ где жила его жена... Когда он подходил к своему дому‚ жена его увидела и закричала: "Держите жида!.." Прохожие оглянулись‚ но прошла колонна грузовиков‚ и Мазуру удалось скрыться...

Его спрятала русская женщина – К. Е. Кравченко. Незалеченная рана дала осложнение. Мазура отвезли в больницу. Русский врач Упрямцев‚ узнав‚ что Мазур еврей‚ снабдил его паспортом одного из умерших... Мазур перешел линию фронта на Дону‚ сражался под Сталинградом‚ получил орден‚ был снова ранен. Он сидел напротив меня и требовал‚ чтобы я ему объяснил‚ почему его спасли чужие люди и хотела выдать врагу жена..."

Случай, казалось бы, невероятный: в белорусской деревне местный житель поступил в полицию, после чего застрелил двух своих детей и жену-еврейку Фрейдл Нисман. "У нас была одна семья… учитель и учительница. Когда немцы угоняли их в гетто, они девочек оставили на улице – Фаню и Цилю. Одной четыре года, другой – шесть. Такие хорошенькие были… Они ходили по домам, попрошайничали, такие смирненькие, и все их подкармливали, а в дом никто не пускал, боялись… Они в сараях спали, в стогах сена… Уже холодно было… Наша соседка сказала: "Что это дети так мучаются?" Взяла их за ручки и отвела в немецкую комендатуру. Прямо на дворе их и расстреляли…"

6

Немецкий переводчик докладывал о своей беседе с местными жителями города Борисова в Белоруссии: "Разумеется‚ мы говорили и о предстоящем расстреле евреев‚ о котором знало гражданское население. Хозяин дома сказал буквально так (такова же была, по-видимому, позиция всех борисовских жителей в тот вечер): "Пусть они погибают. Они много плохого нам наделали..." Назавтра‚ после расстрела евреев‚ переводчик отметил иное настроение жителей Борисова‚ ставших свидетелями ужасных сцен на улицах города: "Кто это приказал? Как это возможно уничтожить сразу 6500 человек? Сегодня это евреи‚ а когда подойдет наша очередь? И что эти бедные евреи сделали? Они только и знали‚ что работали. Истинные виновники наверняка в безопасности..."

После убийства евреев немецкое командование сообщало из Слуцка и Брест-Литовска: "Белорусы‚ которые полностью доверяли нам‚ потрясены... Они придерживаются мнения‚ что этот день не добавит славы Германии и не будет забыт…" – "Среди населения распространяются слухи, что после расправы над евреями последует расправа над русскими, а затем будут расстреляны поляки и украинцы…" В 1942 году начались массовые расстрелы нееврейского населения Белоруссии.