Страница 44 из 56
Скончался, рабби Исраэль бен Элиэзер в Меджибоже, и перед смертью избрал своим преемником одного из лучших своих учеников. Это был рабби Дов Бер из Межирича, "Великий магид" - проповедник. В первый день праздника Шавуот рабби Исраэль еще ходил, принимал посетителей, сказал краткую проповедь, но ближайшим своим ученикам сообщил, что в этот день он уходит из мира. "Не тревожьтесь обо мне, потому что я выйду в одну дверь и войду в другую, но я сокрушаюсь о вас, которые должны понести потерю". Один из учеников стал молиться за него. "Слишком поздно, - сказал ему учитель. - Свершилось, и свершившегося не отменить". Затем он много еще говорил о вере, о душе, о смысле жизни - все тише и невнятнее, пока его не перестали понимать. Вечером того же дня он скончался - 22 мая 1760 года, в седьмой день месяца сиван 5520 года по еврейскому календарю. Его могила цела и по сей день на кладбище в Меджибоже, а в начале этого века цела была и старая синагога, в которой он когда-то молился: полуразвалившееся здание, которое хасиды не реставрировали, оставляя его в том виде, в каком оно было при Баал Шем Тове.
Говорят, что его сын, рабби Гирш, в последние годы своей жизни часто беседовал со своим покойным отцом. Как-то во сне он спросил его: "Как следует служить Богу?" Баал Шем Тов поднялся на высокую гору и кинулся в пропасть. "Вот так", - ответил он сыну. А в другой раз он явился сыну в образе горы, объятой огнем с тысячами языков пламени: "И так тоже".
Однажды в синагоге Баал Шем Тов молился дольше обычного, и утомленные ученики ушли, не дождавшись конца его молитвы. На это он сказал с грустью: "Представьте себе, что на верхушке дерева сидит удивительная птица. Добраться до нее не просто, и люди лезут друг другу на плечи, чтобы один из них мог взобраться по этой живой лестнице на самый верх. Но те, что стоят внизу, не в состоянии разглядеть птицу и поэтому, потеряв терпение, уходят домой. Лестница рушится, и редкая птица улетает".
Один путешественник как-то увидел, что хасиды раскачиваются во время молитвы, но не мог понять, зачем они это делают. И Баал Шем Тов рассказал ему притчу: "Однажды на празднике гости наслаждались веселой музыкой, которую играли музыканты. Потом они стали танцевать под эту музыку. Мимо проходил глухой. Он заглянул в окно, увидел танцующих, но музыку не услышал. "Какая глупость! - воскликнул он. - Взрослые люди скачут безо всякой причины!"
Путешественник все понял. Музыка, под которую раскачивались хасиды, раздавалась в их сердцах. А путешественник был к ней глух.
Хасид спросил Баал Шем Това, как ему вести себя и как одеваться, чтобы проявлять смирение, ибо сказано: "Ходи смиренно перед Богом твоим". Тот ответил ему: "Сказали царю, что смиренный будет вознагражден. Оделся царь в старое платье, перешел жить из дворца в хижину и кланялся каждому. Но когда он разобрался в истинных своих чувствах, то понял, что очень гордится тем, что делает. Оказалось, что он стал еще менее смиренным, чем был раньше. И тогда его советник сказал ему: "Одевайся как царь, живи как царь, и пусть люди оказывают тебе почет, но будь смиренен в сердце своем".
Баал Шем Тов говорил: "Иногда кажется, что Бог очень далек от человека. Почему это так? А потому, что долг отца научить сына ходить. Для этого он и удаляется без предупреждения, хотя и рискует, что ребенок споткнется и упадет".
И еще он учил: "Не думай, что ты лучше ближнего твоего. Если ум его не равен твоему, он равен тебе, ибо служит Господу, как может. В глазах Всевышнего червь может значить не менее, чем ты, потому что служит Ему. На это Он и дал силы".
Однажды Баал Шем Тову приснился его будущий сосед по раю. Проснувшись, он пошел к этому человеку и увидел перед собой здорового и крепкого толстяка. "Как замечательно он скрывает свою сущность", - подумал Баал Шем Тов и стал за ним наблюдать. Он заметил, что этот человек сытно завтракал каждый день, в обед ел еще больше, а за ужином - в три раза больше, чем за обедом, - и ни в чем не проявлялась его святость, за которую ему был уготован в будущем рай. "Объясни мне, - сказал, наконец, Баал Шем Тов, - почему ты так много ешь?" "Что же, я тебе скажу, - ответил толстяк. - Тут все дело в моем отце. Он был хорошим евреем, добрым человеком, и всю жизнь жил только Торой и только для Торы. Однажды его схватили разбойники, привязали к дереву и велели поцеловать крест. Конечно же, мой отец отказался. Они безжалостно били его - все равно он отказывался. И тогда разбойники сожгли его на костре. А поскольку он был худым и слабым, то и горел совсем недолго: вспыхнул - и тут же сгорел. И тогда я поклялся: если когда-нибудь придет мой черед, они так просто от меня не отделаются. Я покажу им, что еврей - это не жалкая свечка. Нет! Я буду гореть так долго, что они полопаются от злости! Вот почему я столько ем". "Понимаю, - улыбнувшись, сказал Баал Шем Тов. - Иди, продолжай есть. То, что ты делаешь, ты делаешь хорошо".
* * *
Когда рабби Исраэль Баал Шем Тов видел беду, грозящую евреям, он всегда шел в лес, в одно и то же место, и там он зажигал огонь, читал особую молитву - и несчастье предотвращалось. Позже, когда такая же потребность возникла у его ученика, магида из Межирича, тот приходил в лес на то же самое место и говорил: "Создатель, слушай! Я не знаю, как разжечь огонь, но я еще могу прочитать молитву". И чудо происходило. Уже позднее рабби Моше Лейб из Сасова, чтобы спасти свой народ, отправлялся в лес и там говорил: "Я не знаю, как развести костер, той молитвы я тоже не знаю, но зато я знаю место, и этого должно быть достаточно". И этого на самом деле было достаточно, и чудо свершалось. Затем пришла очередь отводить беду рабби Исраэлю из Ружина. Сидя в своем кресле, он обхватил голову руками и сказал Богу: "Я не знаю, как разжечь костер, не знаю молитвы, даже не могу отыскать в лесу то место. Все, что я могу сделать - пересказать эту историю, и этого должно быть достаточно". И этого было достаточно.
ОЧЕРК ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ
Евреи Польши и Литвы после хмельнитчины. Обнищание общин. Ограничительные законы церкви. Переходы в иудейство. Ритуальные наветы. Восстания гайдамаков. Колиивщина и Уманская резня.
После кровавых событий времен хмельнитчины медленно и с трудом восстанавливались еврейские поселения Волыни и Подолии, Польши, Литвы и Белоруссии. Даже власти понимали, что евреям нужно дать временную передышку, чтобы они снова начали платить большие налоги в государственную казну. Именно поэтому король Ян Казимир даровал им разные льготы и отсрочки по взносу налогов. Король Михаил Вишневецкий подтвердил на коронационном сейме в Варшаве генеральные привилегии польско-литовских евреев. А Ян Собесский в каждую сеймовую конституцию включал один и тот же пункт: "Евреев Короны мы, ради мирного их развития, оставляем при давних правах". Евреи почитали Яна Собесского за его покровительство и называли в своих сочинениях "сыном солнца, королем королей и спасителем своего народа". Но знаменитое право "вето", по которому любой депутат по своему капризу мог сорвать работу сейма, сводило порой на нет самые лучшие королевские постановления. Доходило до того, что паны публично призывали народ не считаться с королевскими приказами. "Если мы будем считаться с правами и привилегиями евреев, - всенародно призывал виленский пан, - то конца этому не будет. Надо их попросту выжить отсюда: одних утопить с камнями на шее, других избить". А толпа кричала в ответ: "Так им и нужно!"