Охотники за алмазами

В тот день, 22 июня, Эревьен показывал гостю карты геофизических экспедиций, когда в кабинет не вошел, а, скорее, влетел радист.

— Юрий Юрьевич, фонтан! Только что получил от Шалавина!.. Двести пятьдесят тонн!

Эревьен взял радиограмму. Буквы запрыгали перед глазами. Он ждал этой минуты годами, а она пришла так нежданно. Захватила врасплох. Юрий Юрьевич молча протянул ее академику. Трофимчук прочел вслух:

«Скважина Р-6 фонтанировала через 5-дюймовую обсадную колонну без спущенных насосно-компрессорных труб через 4-дюймовую задвижку в земляной амбар. Емкость амбара определяется в 350—400 кубометров. Скважина фонтанировала с дебитом 200—250 тонн в сутки. Точно дебит определить невозможно. Земляной амбар сейчас почти полностью заполнен нефтью. Шалавин».

Трофимчук улыбнулся. Широко, светло. Заграбастал Эревьена, стиснул в объятиях:

— Счастливый ты, чертяка! Поздравляю!..

На следующий день вместе с секретарем обкома вылетели в Шаим на буровую.

Самолет сделал круг над таежным поселком нефтеразведчиков, над рукотворным озером. Сверху казалось, оно наполнено водой, в которой отражались небо и ближайшие деревья. Но то было необычное озеро — в земляной чаше, вырытой наспех бульдозером, находилась первая промышленная сибирская нефть! Почти пять тысяч тонн!..

Самолет плавно опустился на голубую дорогу Конды и, веером рассыпая брызги, подрулил к берегу. Здесь гостей уже ждали начальник экспедиции, буровики, геологи, все радостно возбужденные, растерянно счастливые, еще не ощутившие полноту и весомость открытия.

За стволами деревьев — поселок бурильщиков. Несколько старых вагончиков с подслеповатыми окнами. Полощется белье на веревке. Горы пней, вывороченных бульдозером. Вот и рукотворное темное озеро. Нефть вблизи отливала голубизной. Юрий Юрьевич присел на корточки, опустил ладони в густую маслянистую жидкость. Не верилось, что она вышла из темных глубин земли, а казалось, что ее специально привезли и вылили из цистерн. И было немного жаль, что такое богатство слили прямо в эту торопливо вырытую яму. Свежая глина у краев почернела. А за спиною слышались восторженные голоса, смех. Секретарь обкома поздравлял рабочих, геологов.

— Открывай! — скомандовал Трофимчук.

Послышался шум, и конец трубы, выступающей над озером, качнулся, задрожал, и в следующий миг из нее хлынул сильным напором густой поток светло-коричневой маслянистой жидкости, отливающей на солнце радугой. По озеру побежала рябь, а там, куда падала густым веером струя, вскипала беловато-бурая пена…

Потом осматривали скважину, зацементированную, схваченную стальной арматурой. Стрелка манометра показывала 34 атмосферы. Таков был напор разбуженной нефти. Могучий напор!..

Фотокорреспондент областной газеты, не жалея пленки, снимал и снимал кадры.

Разве мог тогда предположить Юрий Юрьевич, да и не только он, а и академик Трофимчук, и секретарь обкома, и все счастливые герои, что они сделали лишь первый шаг к подземным кладовым, что главное открытие сибирской нефти еще не произошло и что произойдет оно совсем в другом месте?

Первый фонтан, каким бы мощным он ни был, — это лишь заявка. Для промышленного освоения необходимо четко обозначить район подземных богатств, оконтурить, как говорят геологи, границы залежей. Разбурить перспективные площади. Ученые подсчитают возможные запасы. И тогда государственная комиссия примет их.

Оконтурить — значит прощупать глубокими скважинами землю. И чем скорее, тем лучше. Нефть ждут с нетерпением!.. Маленький таежный поселок прогремел на всю страну. Но чем бурить? Где бригады и оборудование? Юрий Юрьевич понимал, что ждать нельзя. Надо что-то предпринимать. Наступил перелом в его жизни. Много раз сложные обстоятельства угнетали Эревьена. Но он выдерживал удары, и дух его не истощился в безнадежности и унынии. Эревьен жил, думал и работал, словно постоянно опирался на чью-то сильную руку, которая вела его, он чувствовал ее тепло, оно проникало в сердце, и потому легко и жестко он шагал вперед, веря в свою судьбу.

Слава окрыляла, но она не сразу наполнялась материальной силой. А возможности у геологического управления невелики. Каждая буровая на учете. Из одной не сделаешь две. А надо спешить. И Юрий Юрьевич снова в заботах. В бассейн Конды перебрасываются поисковые партии, буровое оборудование. Начальники партий и бригадиры ворчат, но понимают — так надо. Идет концентрация сил для генерального наступления. Из разных концов необъятных таежных просторов по речным дорогам двинулись караваны. А с наступлением морозов мощные тракторы потащили санные поезда.

Эревьен мобилизовал все резервы. Законсервировал некоторые экспедиции, а людей и оборудование направил в шаимскую тайгу. Но и этих сил было маловато. Хотелось большего. А где взять? И взгляд Юрия Юрьевича все чаще и чаще останавливался на Усть-Югане, на Среднеобье, где находилась экспедиция Фармана Далманова.

И вот сейчас надо было решаться. Там, в Приобье, лишь одни надежды и мечты. И довольно туманные, если не сказать более — неопределенные. В меловых отложениях, в известняках еще нигде и никогда нефть не находили… А в бассейне Конды — реальность. Нефть! Юрий Юрьевич понимал, что Далманова не так-то легко оторвать от земли, в которую он пустил корни. Не для того ехал в усть-юганскую тайгу. Переубедить темпераментного кавказца навряд ли удастся. Однако интересы дела требовали от начальника управления энергичных действий.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Позади остался Ургут. Самолет взял курс на Усть-Юган. Фарман еще раз оглянулся, посмотрел на Ургут, на родной и в то же время уже ставший почти другим. Все меняется. И он сам изменился. Семь лет прошло с тех далеких первых дней. Срок вполне достаточный, за это время и человек изменяется. Только не верилось Далманову, что он стал иным. Память цепко хранит каждую деталь, каждую мелочь, словно все происходило вчера. Помнит каждую зиму и лето. И в ушах все звучит голос Катерины. Уничтожающе спокойный. Их последний разговор. Три года тому назад, в тот злополучный зимний день, когда пришла радиотелеграмма с приказом начальника управления о снятии с работы «за невыполнение приказа» и переводе на должность рядового геолога… Как она узнала о той телеграмме?

Катерина сама закрыла дверь и жестом показала на стул:

— Давай поговорим. Мое терпение лопнуло.

Далманов стянул полушубок и не стал разуваться, снимать меховые унты. Он устало опустился на стул.

Дважды зима закутывала таежные просторы в белые, зимние шубы и еще два лета плакали дети, искусанные мошкой и комарьем, и ругались жены, проклиная все на свете, а нефть все еще не давалась. Она лишь дразнила, бродила где-то рядом заманчивым призраком и разжигала надежду. Были получены даже первые скупые литры пахучей зеленоватой жидкости. Выдала их третья буровая на берегу таежной речки Пим, правого притока Оби. В весеннее половодье вода подступала к самой буровой, плескалась у дощатого настила. Проходка скважины давалась с трудом. Люди роптали. На стол Далманова ложились заявления об уходе. Никакой нефти тут нету и в помине. Надо скорее уходить от трясины, от гнуса. Во время испытания скважины снова плеснет из глубины мутная водица, пробулькает газом и — все… Так уже не раз было! И до свидания. Привет с хвостиком. А вышку разбирай, оборудование грузи и перетаскивай на новое место. Опять тайга, опять болота, дышащие смрадными испарениями… До каких же пор?..

И вдруг скважина заговорила. С яростным шумом выплюнула глинистый раствор, окатив с ног до головы бурильщиков, зашипела газом и стала выбрасывать вместе с водой темную маслянистую жидкость. Ее становилось все больше и больше. Поставили пустую железную бочку, за несколько минут она оказалась полной. Сверху на добрую треть, отделяясь от воды, плавала нефть. Густая, зеленовато-коричневая, отливающая радугой на солнце. Есть!.. Наконец-то! Радостно переглянулись. Но с радостью пришла и тревога. Бросились к задвижкам, выключили ток, остановили дизели. Нечаянная искра — и может полыхнуть огонь… А кругом тайга. Каждая потерянная секунда может обернуться бедой. Скорей, скорей! Подвели трубы, завинтили перекрытия, сделали отводы… Все, как положено. Надо обуздать фонтан!..