Охота на «кротов»

«На следующий день, — сказал Брэйден, — Даллес вызвал меня к себе. Он спросил: «Что там такое насчет Беделла и меня?»»

Сделав невинное лицо, Брэйден притворился, что не понимает, о чем говорит Даллес. «Возможно, я дал ему отнюдь не искренний ответ, — признал Брэйден. — Он повторил разговор слово в слово, и я не стал отрицать его снова. Все было точно».

«Вы бы лучше поостереглись, — предупредил его Даллес. — Джимми взял вас под наблюдение». Брэйден сделал очевидный вывод: Джеймс Энглтон установил подслушивающее устройство в его спальне и фиксировал его разговоры в постели с женой Джоан[27]. Но его это особенно не удивило, поскольку у Энглтона, как было известно, подслушивающие устройства имелись по всему городу.

Утром Энглтон первым делом приходил в кабинет Аллена и докладывал о том, что зафиксировали его «жучки» за ночь. Он забавлял Аллена рассказами о том, что происходило у кого-то на званом обеде. Один из домов, которые он прослушивал, был дом миссис Дуайт Дэвис. Ее муж был военным министром в правительстве президента Кулиджа[28]. В начале 50-х годов эта вдовствующая леди была хозяйкой дома в Вашингтоне и пользовалась всеобщей любовью; у нее обедали сенаторы и члены правительства. Джим приходил в кабинет к Аллену, и тот спрашивал: «Как рыбалка?» А Джим отвечал: «Ну, прошлой ночью у меня клевало несколько раз». Все происходило под видом разговора о рыбалке.

Брэйден говорил, что лично знал об этих разговорах в кабинете Даллеса, поскольку «бывал там и все это слышал, и не единожды. Энглтон докладывал, что люди говорили то-то и то-то. Некоторые высказывания представляли собой пренебрежительные замечания в адрес Аллена, которые забавляли последнего. Я полагал, что они получены с помощью подслушивающего устройства».

«Это представлялось мне скандальным. Все считали, что он подслушивает также штатных сотрудников ЦРУ, а не только вдовствующих леди. Думаю, большинство полагало, что он занимается этим. На подслушиваемом званом обеде, — говорил Брэйден, — какой-нибудь сенатор или член палаты представителей мог сказать что-то такое, что могло бы пригодиться ведомству. Я считал, что это неправильно. Думаю, Джим поступал безнравственно»[29].

Роберт Кроули, бывший сотрудник ЦРУ, работавший с Энглтоном, утверждал, что шеф контрразведки не организовывал прослушивания по собственной инициативе. «Джим не располагал средствами, чтобы предпринять что-либо подобное, — сказал он. — Если бы директор одобрил, управление безопасности организовало бы это, Джим воспользовался бы аппаратурой. Он забрал бы улов. Но у него самого не было собственного технического обеспечения».

Тем не менее истории, подобные случившейся с Брэйденом — а их великое множество, — помогли сделать Энглтона зловещей и таинственной фигурой в ЦРУ и в тех узких социальных кругах Вашингтона, в которых он вращался.

Это отражали его прозвища. В ЦРУ его ведомственным псевдонимом (используемым в телеграммах) было имя «Хью Ашмед». Но его коллеги называли его по-разному: «Серый призрак», «Черный рыцарь», «Человек-орхидея», «Рыбак», «Иисус», «Стройный Джим» или, менее лестно, «Тощий Джим» либо «Пугало»[30]. Среди занудной государственной бюрократии Вашингтона и даже в среде чиновников секретной разведки немногие имели столь колоритные прозвища.

Но это еще не все. Хобби Джеймса Энглтона, его прошлое, стиль, вся его жизнь вписывались в представление о том, что собой обязан представлять начальник контрразведки ЦРУ. Имидж и человек были созданы друг для друга; Джеймс Энглтон как бы сошел с экрана из какого-нибудь голливудского фильма.

Например, его легендарное умение удить рыбу на блесну, его диплом специалиста по выращиванию орхидей, его увлечение коллекционированием полудрагоценных камней. Для его многочисленных обожателей эти интересы были не случайны, скорее, они являлись продолжением его блестящих способностей как сотрудника контрразведки. То же терпение, необходимое, чтобы поймать гольца в горном потоке, требуется и для того, чтобы «расколоть» советского шпиона, «липового» перебежчика или двойного агента КГБ. Нужны годы и великое терпение, чтобы вырастить орхидею, и в этом тоже весь Энглтон. Его не увидишь в черной фетровой шляпе отдыхающим с ребятами за игрой в кегли. Точно так же и камни, которые он находил в пещерах и расщелинах на юго-западе страны, — отполированные до совершенства и принявшие форму запонок для манжет или других подарков для друзей, — они тоже были сродни самородкам контрразведывательной информации, которую он умел извлекать из потока телеграмм, донесений и материалов опросов, проходивших через его рабочий стол. Ключевой факт, помещенный в контекст, засверкал бы так же ярко, как какой-нибудь топаз. Или так это представлялось его поклонникам.

Рыбак, как и охотник за шпионами, должен разбираться в наживках. Энглтон тщательно изучил их. Одним из его партнеров по рыбалке был Сэм Папич, высокий, крепкий серб из Бьютта (штат Монтана), который работал на медных рудниках, как прежде его отец, и в течение 19 лет осуществлял связь между ФБР и ЦРУ. Эти два человека были близкими друзьями — посланник Эдгара Гувера в ЦРУ и начальник отдела контрразведки.

«У Джима были руки хирурга, и он делал великолепные блесны для гольца, — вспоминал Папич. — Иногда мы вместе ездили на рыбалку. Джим проходил с четверть мили вверх и вниз по течению, изучая воду, растительность, насекомых. Затем принимал решение, что делать. Он мог прочитать вам лекцию о жизни мухи-однодневки от личиночной стадии до того момента, когда она становится мухой. Я тоже специалист по форели, но он в этом деле был мастер. Обычно он отпускал пойманную рыбу. Для него это был вызов».

Энглтон ловил форель с человеком Гувера, одновременно потихоньку усиливая свои позиции в ФБР, и цветы также переплетались с его жизнью контрразведчика. Меррит Хантингтон, владелец «Кенсингтон оркидз» в мэрилендском пригороде Вашингтона, знал Энглтона много лет и восхищался им и как шпионом, и как специалистом по разведению орхидей. «Энглтон был мистификатором, мистификатором № 1 Америки, настоящим патриотом, — говорил Хантингтон. — Он использовал орхидеи как прикрытие. Он обладал блестящей фотографической памятью. Он досконально разбирался в орхидеях».

«Он использовал орхидеи как прикрытие?» — «Да, — сказал Хантингтон. — Он путешествовал как специалист по разведению орхидей. Он знал всех людей в Европе, выращивавших орхидеи. Мы всегда знали, когда приезжали важные «шишки» из Израиля, потому что Джиму нужны были букеты орхидей. Он срезал цветы для израильтян. Он разводил орхидеи. Он вывел и дал название паре орхидей. Одну он назвал в честь своей жены. Кэтлея под названием «Сесили Энглтон»[31].

Джим мог часами говорить об орхидеях. Но он никогда не говорил о работе. Я знал, кто он, но он никогда не заводил речи о политике. Он мог исчезнуть на полгода, но когда появлялся, звонил мне. Он никогда не расставался со своей теплой полушинелью».

Однажды Энглтон будто бы сказал, что из всех орхидей «Венерин башмачок» нравится ему больше всего, потому что ее труднее всего вырастить[32].

Сэм Папич также рассказывал о цветах и драгоценных камнях. «Джим часто посылал орхидею даме, с которой знакомился; познакомится с дамой, а на следующий день она получает орхидею — не из цветочного магазина, а из питомника Джима. Обычно он ходил в мятой одежде. Но все женщины любили его. Он вселял в них чувство исключительной значимости и красоты. Он не был диктором радиовещательной компании, но у него был дар говорить о вещах, которые представляли интерес для людей и располагали их чувствовать себя свободно.

Энглтон ездил в Тусон, собирал камни и делал прекрасные ювелирные изделия: кольца, браслеты, ожерелья, — Папич помолчал. — Он обладал исключительно пытливым умом. И много работал. Главным образом по ночам».

27

Брейден, который рассказал об инциденте друзьям, позднее слышал, что «Энглтон отрицал историю с подслушивающим устройством. Не при мне, но в присутствии моих друзей, которые знали Энглтона и любили его. Энглтон велел сказать мне, что вся эта история просто ложь». Но было ли это правдой? «Да, — ответил Брэйден. — Энглтон именно так и поступил». Брэйден ушел из ведомства за четыре месяца до того, как Энглтон 20 декабря 1954 года стал первым начальником только что созданного централизованного отдела контрразведки. До этого Энглтон возглавлял один из нескольких небольших тайных отделов, существовавших тогда и обозначавшихся буквами от «А» до «О». «Он был там, — сказал Брэйден. — Он осуществлял прослушивание, когда я там работал. В то время ранги мало что значили».

28

Военный министр, генерал-майор сухопутных войск банкир Дуайт Ф. Дэвис более известен как человек, подаривший международному теннису «Кубок Дэвиса». Сам он был трехкратным чемпионом страны в парной игре. Он умер в 1945 году. Его вторая жена Паулин, хозяйка дома в Вашингтоне, была дочерью министра ВМС при президенте Теодоре Рузвельте. Миссис Дэвис умерла в 1955 году.

29

Брэйден прослужил в ЦРУ пять лет — с 1949 по 1954 год, дослужился до поста начальника отдела, а затем приобрел известность как газетный обозреватель, ведущий телепрограммы «Крос-сфайр» на канале Си-эн-эн и писатель. В качестве начальника отдела международных организаций ЦРУ он направлял деньги ведомства целому ряду антикоммунистически настроенных культурных групп за рубежом и через АФТ — КПП — в профсоюзы Европы. Впоследствии книга, которую он написал о своей большой семье («Eight is enough». — New York) легла в основу телесериала 70-х и 80-х годов.

30

Несмотря на широко распространенный миф об обратном, одним из прозвищ, под которыми Энглтон неизвестен, является «Мама». Впервые оно было употреблено в двухсерийном фильме в «Нэшнл ревю» в 1973 году, сценарий которого написал Майлз Коупленд, бывший сотрудник ЦРУ, и в котором в причудливых выражениях изображался похожий на привидение тип в ведомстве по прозвищу «Мама», напоминавший Энглтона. (Copeland М. The Unmentionable Uses of a СLA / National Review. — 1973.— Sept. 14.; There is a CIA in Your Future. — 1973.— Oct. 26.) В своей книге (Without Cloak and Dagger. — N. Y., 1947) Коупленд развил этот причудливый образ, описав «Маму» в окружении двух борзых в кабинете ЦРУ, представленном в виде охотничьего домика с бревенчатым потолком высотой 20 футов. Затем писатель Аарон Лэтэм написал роман об Энглтоне под названием «Orchids for Mother’» (Boston, 1977). Коупленд подтвердил, что использованное им прозвище «Мама» — литературный вымысел. «Вы правы насчет использования мною слова «Мама» в качестве прозвища Джима Энглтона. Это имя, наряду со множеством других вещей, о которых я говорил в книгах и статьях, было применено для занимательности чтения, чтобы смягчить проблемы, которые возникали у меня при прохождении через тех умственно неполноценных, которые обычно отвечают за чистку рукописей лояльных выпускниц колледжей (так!)». (Письмо Майлза Коупленда автору от 10 октября 1990 года.) В Оксфордшире, Англия, 14 января 1991 года в возрасте 77 лет Коупленд скончался.

31

«Подождите минутку, — предложил Хантингтон, — я посмотрю в регистре Королевского садоводческого общества международный регистр растений. Это в Лондоне. Тома Общества издаются каждые 5 лет». С минуту он роется в книгах, достает последний том и раскрывает его. «Давайте посмотрим, да, вот «Сесили Энглтон» — название кэтлеи, зарегистрированное Королевским садоводческим обществом в Лондоне в 1973 году. Да, вот он: «Джеймс Энглтон, штат Вирджиния, Норт Арлингтон, 33-я улица, 4814». «Кэтлея, один из видов тропических орхидей, произрастающих на юге США, названа в честь Уильяма Кэтли из Барнета, Англия, покровителя ботаники в XIX веке. Кэтлея пользуется наибольшей популярностью благодаря своим крупным и ярким цветкам. Насчитывается около шестидесяти ее разновидностей.

32

Lattem A. Poet, Florist, Angler, Spy // Washington Post. — 1987.— May 20.— P. Cl. Лэттэм взял интервью у Энглтона вскоре после того, как тот был уволен с поста начальника отдела контрразведки в декабре 1974 года.