Охота на «кротов»

В атмосфере того времени трудно было сыскать какой-то советский источник, который контрразведка восприняла бы как настоящий. Даже по прошествии десятилетий эта уверенность лишь углубилась. «Скотти» Майлер никогда не изменял своего мнения относительно Федерова. «Федеров — это подстава, он вел его (Ковича) по Европе, как по угодьям для охоты, — заявил он. — Имелись признаки, свидетельствующие о том, что Федеров выезжал на вербовку или для восстановления контакта с кем-то, кого завербовал ранее».

Возможно, и так, но и Кович, и Джордж Кайзвальтер были убеждены, что он представлял собой настоящего и ценного агента ЦРУ. По поводу одной поездки Федерова на Запад Кайзвальтер вспоминал: «Он проезжал через Берлин, и я встретился с ним». Кович привел Федерова на конспиративную квартиру ЦРУ; Кайзвальтер был там, выдавая себя за француза.

«Он не умеет пить водку, — сказал Федеров Ко-вичу. — Мы научим его». А так как Кайзвальтер родился в Санкт-Петербурге и чисто по-русски был знаком с водкой, он с трудом удержался, чтобы не рассмеяться, когда Федеров объяснял, что вначале надо что-нибудь съесть, кусочек сливочного масла или немного оливкового масла, и только потом пить водку.

«Мы пытались выяснить, где в Карлсхорсте находились тайники, — рассказывал Кайзвальтер. — Феде

ров спрятал некоторые документы в тайник, но не в советской резидентуре, разумеется, а где-то вблизи железнодорожной станции. Он сказал, где найти документы. Один немец, агент ЦРУ, практически как настоящий крот прокопал мили рельсовых путей, разыскивая тайник, но так и не нашел его»[170].

Несмотря на подозрения контрразведки, директор ЦРУ Аллен Даллес считал агента Ковича настолько ценным, что Управление предприняло необычайный шаг. Советские перебежчики или агенты часто просят о встрече с президентом или директором ЦРУ, чтобы утвердиться в своей собственной значимости и убедиться, что их информация оценена на самом высоком уровне правительства Соединенных Штатов, но эти просьбы редко удовлетворяются. Федеров попросил о личной встрече с Даллесом. Необычное дело, но его тайно привезли в Вашингтон, где он встретился не с Даллесом, которого не было в стране, а с генералом Чарльзом Кейбеллом, заместителем директора ЦРУ. По утверждению Кайзвальтера, Кейбелл, генерал ВВС, «надел военную форму, чтобы произвести впечатление на Федерова».

Именно Кович сопровождал своего высоко оцененного агента во время перелета из Берлина в сентябре 1958 года. Он надеялся воспользоваться собственным самолетом Даллеса, но директор отправился на нем в свою поездку, поэтому Ковичу пришлось выпрашивать у ВВС четырехмоторный турбовинтовой самолет «С-54» для столь продолжительного полета в Вашингтон. Федерова привезли в штаб-квартиру ЦРУ, устроили ему встречу с Кейбеллом и продержали на конспиративной квартире в северной части штата Вирджиния почти неделю[171].

После встречи с заместителем директора ЦРУ Федеров возвратился в Берлин. За несколько месяцев до этого, в марте, Федеров ездил в Москву, но снова вернулся. Теперь он сообщил ЦРУ, что его вновь вызывают в Москву. В октябре 1958 года он в последний раз покинул Берлин и Запад.

Его больше никогда не видели. После трех лет руководства русским агентом Кович потерял с ним контакт. Федеров исчез. Джордж Кайзвальтер был убежден, что одна ошибка, допущенная ЦРУ, стала причиной его поимки. «Какой-то тупица в штаб-квартире решил направить Федерову письмо советской почтой. Его отвезли в Москву в вализе, а затем послали по почте в Советском Союзе. Полагали, что внутреннюю почту слишком сложно проконтролировать, но один из способов, которым мог воспользоваться КГБ, — это «засечь» парня, отправившего письмо. Письмо было перехвачено»[172].

Через два года после исчезновения Федерова Кайзвальтер получил сообщение от Олега Пеньковского, в котором предполагалось, что Федеров действительно был настоящим источником ЦРУ, обнаруженным Советами. Шел апрель 1961 года, Кайзвальтер встречался с Пеньковским в Лондоне в отеле «Маунт Ройял». «Пеньковский сообщил мне: „Я закончил ракетную академию. Один из генералов, генерал Борисоглебский, в день выпуска предложил выпить. Был май. Генерал сказал, что жизнь — не ваза с вишней. Недавно, продолжал он, я председательствовал на заседании военного трибунала; мы приговорили одного сотрудника ГРУ к расстрелу за предательство“»[173].

Хотя генерал Борисоглебский не назвал имени офицера ГРУ, Пеньковский сказал, что генерал упомянул, что предателя тайно возили в штаб-квартиру ЦРУ на встречу с одним высокопоставленным должностным лицом. Поскольку Федерова тайно возили на встречу с генералом Кейбеллом, сомнений быть не могло, что человек, о котором говорил Пеньковский, был Федеров.

Ковичу позже также сообщили, что Федерова казнили, но его смерть была еще более ужасной, чем рассказал Пеньковский. Было известно, что КГБ идет на все, чтобы отбить у сотрудников советской разведки охоту работать на Запад. В 80-е годы Ковичу сообщили, что один советский перебежчик в ЦРУ говорил, что в период учебы ему показывали кинопленку, на которой было снято, как Федерова бросили в печь заживо.

Один бывший сотрудник ЦРУ, знавший о судьбе Федерова, сказал: «Я знаю кое-кого, кто видел пленки, на которых снята казнь. Один из излюбленных способов казни — сжечь какого-нибудь парня живьем. Они сделают это, отснимут на кинопленку, покажут другим и скажут: „Вот что случится, если вы перейдете к своим друзьям в Лэнгли“».

Если Федерова действительно казнили — расстреляли или сожгли, — это послужило бы достаточно убедительным доказательством того, что он был настоящим агентом ЦРУ. В 1964 году, когда Кович попал под подозрение, охотники на «кротов» знали, что рассказал Пеньковский о судьбе Федерова, так как Кайзвальтер доложил о нем, но это нисколько не удержало их. ЦРУ поставило телефон Ковича на прослушивание, а его корреспонденция перехватывалась.

И это потому, что Кович руководил еще одним (третьим) агентом, который показался контрразведке еще более темной личностью. В мае 1961 года, всего лишь за несколько месяцев до перехода Голицына, резидентура ЦРУ в Хельсинки получила советского добровольного информатора. Резидентом был Фрэнк Фрайберг, тот самый начальник резидентуры, который в конце того же года обнаружил на пороге своего дома заснеженного Голицына и сопровождал его в Вашингтон. Теперь же, весной, Фрайберг сообщил о подходах добровольного информатора, установившего связь с посольством.

Ковича, который в это время находился в Вене, направили в Хельсинки. Он встретился с советским человеком, который назвался Юрием Николаевичем Логиновым и представился нелегалом КГБ в Хельсинки, выдававшим себя за американского туриста под именем Рональда Уильяма Дина. Человек из КГБ сказал, что хочет перейти на Запад и выехать в Соединенные Штаты; он уже одной ногой почти ступил на борт самолета. Кович терпеливо, следуя своему правилу, а также правилу ЦРУ, убедил Логинова остаться на месте, где он, без сомнения, может быть более полезным для Запада. А затем, несколько позднее, ЦРУ обеспечит его безопасность.

Кович провел в Хельсинки около десяти дней, и за это время Логинов провел две запланированные встречи с двумя другими сотрудниками КГБ, одним из которых был не кто иной, как Голицын, действовавший под псевдонимом Анатолий Климов. У театра «Астра» Логинов встретился с человеком из КГБ, который представился Николаем Фроловым и подвел его к припаркованному автомобилю, где ждал Голицын. Водитель вез их в пригород, а по пути Логинов, который впервые выехал на Запад в качестве нелегала, объяснял те трудности, с которыми он столкнулся в Италии, первой стране, куда он прибыл после того, как покинул Советский Союз. Вскоре после этой встречи Логинов вновь встретился со своими коллегами из КГБ, и Фролов с Голицыным сообщили ему, что Центр в Москве принял его объяснения. Они вручили ему визу для возвращения в Москву.

170

Советские нелегалы часто держали связь с Москвой через тайники. В данном случае Федеров говорил, что он помнит приблизительно место, где находится тайник, но у него больше нет той бумажки, на которой было указано его точное месторасположение.

171

Сотрудник ЦРУ, работавший под дипломатическим прикрытием, не мог оставить свой пост ради такой поездки. Но будучи нелегалом, Федеров мог исчезнуть на 10–12 дней, и никто не хватился бы его. У ЦРУ в сентябре нашлось «окно для такой возможности», на которое можно было запланировать эту поездку, что и было сделано.

172

КГБ, добавил Кайзвальтер, успешно выследил по крайней мере одного сотрудника посольства, который отсылал по почте письма в Москву, что привело к страшным последствиям. Джордж Пейн Уинтерс-младший, сотрудник госдепартамента, работавший на ЦРУ в качестве «привлеченца», был, по его словам, по этой причине уволен. В указанном случае письмо, адресованное Петру Попову, полковнику ГРУ, работавшему на ЦРУ, не предполагалось направлять почтой. Письмо было адресовано Попову на его домашний адрес в Калинин. «Уинтерс неправильно понял его указания и отправил письмо по почте», — рассказывал Кайзвальтер. КГБ извлек письмо из почтового ящика, и Попов, первый важный агент проникновения в советскую разведку, был обречен.

По словам Кайзвальтера, сам Попов сумел предупредить, что его схватили из-за письма, посланного по почте. Хотя во время его последней встречи с сотрудником ЦРУ Расселом Ланжеллом он находился под наблюдением КГБ, Попов незаметно передал ему записку. Он умышленно порезался и подложил под повязку записку в виде полоски бумаги. В туалете ресторана «Арагви» он снял повязку и передал записку, за стеной туалетной комнаты находились следившие за ним сотрудники КГБ. Я перевел записку, в которой он сообщил, что его пытают и он находится под контролем, а также каким образом его схватили.

В нескольких опубликованных отчетах говорилось, что в 1962 году в Женеве Юрий Носенко заявил, что на ботинки американского дипломата, который отправлял по почте письмо Попову, горничная напылила специальное химическое вещество, которое помогло КГБ, возможно с помощью собаки, проследить его путь до почтового ящика. Кайзвальтер и Бэгли, которые проводили допрос Носенко, сошлись во мнении, что, хотя Носенко рассказывал о применении КГБ химических веществ для слежки, он никогда ничего не говорил о «шпионской пыли», которую напыляли на чьи-либо ботинки в деле Попова. В бумагах Черепанова также упоминалось об использовании КГБ «шпионской пыли», и некоторые сотрудники контрразведывательной службы ЦРУ считали, что упоминание и Носенко и Черепановым химических веществ для слежки являлось в какой-то степени попыткой намекнуть на то, что скорее эти методы, а не «крот» в ЦРУ виноват в поимке Попова.

173

Эта история казалась правдивой, потому что генерал Виктор Борисоглебский, военный юрист и судья, высокопоставленное лицо в Коммунистической партии, в августе 1960 года председательствовал на суде над Фрэнсисом Гэри Пауэрсом, пилотом американского самолета-шпиона «У-2», сбитого над Свердловском в том же году. По иронии судьбы, он также был председателем суда над Олегом Пеньковским в мае 1963 года и вынес ему смертный приговор.