Охота на «кротов»

Комнаты, занимаемые группой специальных расследований, находились на втором этаже штаб-квартиры ЦРУ; их окна смотрели поверх низкой крыши и находились под углом к кабинету Энглтона, занимавшему комнату 2С43 на том же этаже. Действительно, из своего кабинета Энглтон мог видеть через дорогу помещения группы специальных расследований в коридоре «D», расположенном в крыле под прямым углом к его собственному. Выглянув из окна, он мог убедиться, что искатели «кротов» усердно трудятся.

Охоте на «кротов» было присвоено кодовое название «Хоунтол»[165]. Ей предстояло продлиться почти два десятилетия, и еще до ее окончания в ходе поиска агентов проникновения было проверено более 120 сотрудников ЦРУ. Но охота на «кротов» не ограничилась рамками ЦРУ.

«Мы проверяли любого в правительстве Соединенных Штатов, — сообщил один бывший высокопоставленный сотрудник контрразведки. — У нас были досье на людей из информационного агентства США, министерства торговли и других ведомств. Имелись и газетчики. Дела газетчиков находились в этих досье».

Если охотники на «кротов» вышли далеко «в поле», главной сферой приложения их усилий тем не менее оставалось само ЦРУ. Поскольку именно это Управление, очевидно, и представляло собой наиболее соблазнительный объект для КГБ.

«Крот» в ЦРУ мог сообщить КГБ о ведущихся операциях и планах ЦРУ в отношении будущих операций. Он или она могли бы дать Советам имена сотрудников ЦРУ, работавших под прикрытием во всем мире, и ключевых фигур в Лэнгли. И возможно даже, что более важно, советский «крот» внутри ЦРУ мог занимать такое место, которое позволило бы ему раскрыть, существуют ли «кроты» в самом КГБ.

Реальную опасность с точки зрения контрразведки ЦРУ представлял вовсе не советский агент в Лэнгли, занимавший незначительную должность. В силу компартментализации, какую практикуют разведывательные ведомства с различной степенью успеха, такой «рядовой» предатель, вероятно, имел бы доступ только к ограниченному объему классифицированных материалов в своем подразделении. Реальной опасностью стал бы «крот», находившийся на достаточно высоком уровне в секретных службах и имевший доступ к широкой сети операций и планов ЦРУ.

В идеальном случае КГБ хотелось бы завербовать директора ЦРУ или в крайнем случае его заместителя или заместителя директора по планированию, начальника советского отдела оперативного директората или начальника контрразведки. Успешная вербовка на таком уровне была бы достаточно сложной для Советов. А для Энглтона и его охотников на «кротов» проверка самих себя и своих вышестоящих начальников была бы весьма неудобным и щекотливым делом. В результате контрразведка стремилась вести поиск по нисходящей линии и сосредоточить его на агентах проникновения в советский отдел — выбор, продиктованный как логикой, так и осторожностью.

А поскольку объектом советского отдела ЦРУ был сам Советский Союз и этот отдел много времени посвящал попыткам завербовать сотрудников советской разведслужбы, вполне обоснованно было предположить, что высшим приоритетом для КГБ является, в свою очередь, вербовка оперативного работника ЦРУ в советском отделе. Такой сотрудник помимо доступа к широкому кругу операций и собственной осведомленности мог бы прислушиваться в коридорах к сплетням о другой агентуре ЦРУ и успехах разведки.

Если Питер Карлоу и не был «кротом», это неважно, ведь список сотрудников ЦРУ, чьи фамилии начинались с буквы «К», был достаточно велик и обеспечивал группу специальных расследований напряженной работой на несколько лет вперед. В июле 1964 года Голицын, внимательно изучая досье ЦРУ, с триумфом указал на нового кандидата. На этот раз он был уверен, что нашел агента проникновения.

Фамилия сотрудника начиналась с требуемой буквы, он был славянского, а именно сербского, происхождения и служил в Берлине. Таким образом, он соответствовал «профилю», представленному Голицыным.

Ричарда Ковича его близкие друзья знали под именем Душана. Он был испытанным сотрудником, руководившим полдюжиной наиболее секретных агентов ЦРУ. Он помогал Кайзвальтеру, когда тот руководил Петром Поповым, полковником ГРУ, первым крупным «кротом» ЦРУ в советской разведке. Он руководил Михаилом Федеровым, получившим псевдоним «Экьют», нелегалом ГРУ, которого Кович завербовал в Париже. С ведома и согласия норвежской секретной службы он вел Ингеборг Лигрен, норвежку, работавшую в посольстве своей страны в Москве, но представлявшую отчеты через Ковича ЦРУ. Он был первым оперативным сотрудником, который руководил Юрием Логиновым (псевдоним «Густо»), известным нелегалом КГБ, судьба которого наряду с судьбой Лигрен обернулась самой большой проблемой для ЦРУ.

В 1964 году, когда на Ковича обрушилась беда, ему было 37 лет и он уже в течение 14 лет работал в ЦРУ, придя туда сразу после окончания Миннесотского университета. Красивый высокий мужчина шести футов ростом, Кович был жизнелюбом, обладал прекрасным чувством юмора и самоуверенностью, которая зачастую побуждала его высказывать свое мнение тогда, когда другие молчали.

Он родился в семье сербских иммигрантов в Хиббинге (штат Миннесота). Ему дали имя Душан Ковасевич. Его совершенно неграмотный отец работал на экскаваторе, добывая железную руду в Месаби-Рейндже. Это был жестокий город, кишащий преступниками, где разговаривали на 37 языках, и Кович покинул его, поступив в семнадцатилетнем возрасте на службу в ВМС.

В ЦРУ с самого начала его назначили в советский отдел. Он начал службу в Японии, где собирал сведения о советских гражданах, помогал Кайзвальтеру в его работе с Поповым в Австрии в 1953 году, затем некоторое время вел учебный курс по перебежчикам в Вашингтоне. (На «Ферме» Кович прославился тем, что, читая слушателям лекцию о перебежчиках, писал на доске сокращение КТІР, (что означало первые буквы английских слов фразы «сохраняйте их на своем месте».) В 1955 году, работая в штаб-квартире, он вновь в течение трех лет осуществлял помощь Кайзвальтеру, пока длилась операция по руководству Поповым.

К этому моменту Кович был «третьим национальным сотрудником» в отделе, что означало, что он подбирал людей в других странах для работы в Москве. Одной из завербованных стала Ингеборг Лигрен, секретарь полковника Вильгельма Эванга, начальника норвежской военной разведки, который в 1956 году направил ее в Москву для работы секретарем норвежского посла Эрика Браадланда. Служба Эванга являлась эквивалентом ЦРУ, и Лигрен стала агентом Ковича с благословения Эванга. Норвегия, союзник США по НАТО, была готова поделиться с ЦРУ любой информацией, какую могла получить Лигрен в дипломатических кругах. В течение трех лет она под псевдонимом «Сатинвуд» направляла Ковичу сообщения из Москвы.

Пер Хегге, иностранный корреспондент «Афтен-постен», ведущей утренней газеты Норвегии, вспомнил Лигрен. Он случайно встретил ее в университете в Осло в начале 60-х годов. «Она занималась на курсах русского языка после возвращения из Москвы, — рассказал он. — Возможно, она хотела усовершенствовать свой русский язык, не знаю». Лигрен, сказал он, была непривлекательной шпионкой. «Это была серая мышка, самой обычной наружности, пятидесяти семи лет. В то время, когда она работала в Москве, ей могло быть 45. Она выросла в Ставангере на юго-западе Норвегии, где говорили с сильным местным акцентом, который крайне затруднял произношение русских слов, и у нее был ужасный акцент».

Однажды Голицын, получив для ознакомления досье Ковича, должно быть, увидел там имя Ингеборг Лигрен и вспомнил, что в 50-е годы у КГБ был в Москве один источник — норвежка. Это была, сказал Голицын, большая удача. Лигрен была советской шпионкой, а Кович руководил ею по линии ЦРУ. Вероятно, он использовал ее для связи со своими шефами из КГБ или для чего-то в этом роде, размышлял Голицын.

В карьере Душана Ковича контрразведка явно нашла богатое полотно, сотканное из нитей, расходившихся в десятках направлений. Можно было почти слышать, как облизываются сотрудники группы специальных расследований. Вот, наконец, «Саша». Они ошибались, и их ошибка разрушила несколько судеб и в конечном итоге стоила ЦРУ — и американским налогоплательщикам — кругленькой суммы. Но это уже забегая вперед.

165

Этот криптоним, произносившийся как «Ханутол», звучал как лекарство от насморка, но явно был каким-то акронимом. Один бывший сотрудник ЦРУ сказал: «Джим собирался завоевать ФБР и особенно Гувера, чтобы сотрудничать в охоте на «кротов». Он остановился на слове «Хоунтол», поскольку оно включало первые две буквы фамилии Гувер (по-английски Hoover) и некоторые буквы имени Голицына — Анатолий». Согласно Майлеру, этот криптоним использовался и англичанами, которые, конечно же, усердно трудились в поисках своих собственных «кротов».