Страница 2 из 10
Городская усадьба Тютчевых в Армянском переулке, где прошли детские и юношеские годы Ф. Тютчева. Кон. XVIII в. Фрагмент фасада. Фото 1994 г.
Ф. И. Тютчев (1803–1873) регулярно бывал в Москве, останавливаясь, в частности, у своей сестры Д. Сушковой в Старопименовском переулке.
И я невольно задумываюсь о тех ребятах, чье детство проходит в новостроечных районах Москвы. Растет парень в своем микрорайоне, где есть и кино, и парикмахерская, и пошивочная, и сапожная мастерские, и библиотека, но этому парню нечем гордиться, жизненный обстав юного гражданина нового микрорайона лишен какой-либо характерности, особости, он такой же, как у всех. Безликое, неотличимое от фона трудно любить. Штамп нельзя любить подавно. Человеческая личность закладывается в детстве; от детских впечатлений, наблюдений, переживаний во многом зависит, каким станет человек. В смазанности окружающего трудно ощутить и собственную индивидуальность. Парень из Армянского переулка был особый парень, и чистопрудный — особый, и покровский — особый, и старосадский — особый. А этот, из микрорайона, каков он? Общий, как все, — стало быть, никакой.
Квартал Армянского переулка. Фото нач. 1930-х гг.
Слева — здание Лазаревского института, в центре церковь Николая Чудотворца в Столпах, вдали, справа, — церковь Успения Пресвятой Богородицы на Покровке.
Надо сказать, что самих строителей тревожит одуряющая безликость серых коробок, вырастающих, как грибы после солнечного дождя, на окраинах Москвы, и они пытаются внести некоторое разнообразие, декорируя балконы красными, желтыми, зелеными пластиками. Это было бы красиво, если б не удручающее качество краски — ныне же грязно-бурые и плесневые полоски лишь уродуют здания, не доставляя ни малейшего эстетического наслаждения. Некоторые озабоченные судьбой окраин люди предлагают призвать на помощь растительный мир.
Палаты бояр Милославских в Армянском переулке. XVII в. Фрагмент. Фото 1994 г.
Старинные каменные палаты — памятник гражданского зодчества допетровского времени. Палатами назывались жилые дома бояр.
Чтобы наряду с непременным озеленением — высаживанием в асфальт чахлых лип и тополей — каждый дом сам бы себя декорировал силами добровольцев-жильцов, выбирающих на свой вкус ель, пихту, лиственницу, березу или клен. А во дворах могли бы цвести сирень, жасмин, жимолость. Не надо забывать и вьющиеся растения… Впрочем, сейчас это не наша тема.
Но как бы ни выглядели новые районы, в них все равно не будет того, чем богата — до сих пор богата, несмотря на все тягчайшие потери, — старая Москва: связи с прошлым. Вот почему так важно сохранить исторический образ города. В памятниках архитектуры — деяния предков, героическая быль многострадальной русской столицы и нетленная красота. Пусть молодой человек, уроженец микрорайона, не увидит вокруг себя старины в благородной патине, он сядет в поезд метро или троллейбус и отправится в коренную часть Москвы, где на него глянет история задумчивыми ликами старых зданий. Даже о достопримечательностях Москвы, таких, как Василий Блаженный, остатки Китайской стены, Юсуповы палаты, дом Пашкова, Новодевичий монастырь, надо что-то знать, чтобы оценить по-настоящему, исполниться их прелести и важности. А что говорить о безымянных старых зданиях, обладающих своей тайной, — ведь Москва на редкость скупа на памятные доски. Для того и были задуманы очерки о московских улицах и площадях.
И начинаем мы с улиц Маросейка и Покровка. Конечно, меня тянет к родным местам, но основная причина этого выбора в том, что названные улицы — старейшие в Москве из всех, что вышагнули за Китай-город. Москва, кроме ее центральной части — Кремля, строилась по дорогам, ведущим из нее и к ней: Смоленской, Новгородской, Тверской, Дмитровской… В конце XIV века по этим дорогам возникали целые поселения, в дальнейшем они становились улицами, сохранив, как правило, те же названия. Быстрее, да и добротнее всего обстраивалась та недлинная дорога, по которой русские государи ездили в свои подмосковные вотчины: Покровское, Измайлово, а позже и Преображенский дворец. Особенно охотно строились тут знатные люди, чтобы достойно принять притомившегося в пути государя. Ездили в те давние годы неспешно и охотно останавливались на отдых и трапезу. При Иване III по обеим сторонам Покровской были разбиты великолепные сады, которые поддерживались и подновлялись в последующие времена. Мое раннее детство прошло в чудесном Абрикосовском саду, где стояли неохватные трехсотлетние дубы и разлапистые клены. Когда в середине тридцатых этот сад уничтожили, чтобы поставить на его месте серое кирпичное здание школы, то память о садах средневековой Москвы осталась лишь в названии Старосадского переулка.
М. Казаков. Церковь Космы и Дамиана на Маросейке. 1791–1803 гг. Фрагмент. Фото 1994 г.
Памятник архитектуры классицизма. Храм почти лишен декоративных деталей, за исключением двух двухколонных портиков со стороны улицы.
Для нас, нынешних, центр — это улица Тверская, Пушкинская площадь, Кузнецкий мост, Петровка. Житель XVII века, пользуйся он этим словом, имел бы в виду Покровку.
С XVIII века часть улицы от Ильинских до Покровских ворот стала называться Маросейкой, по стоящему в начале ее Малороссийскому подворью, где останавливались официальные представители Украины.
А в XIX веке Маросейку подрезали, она стала доходить лишь до Армянского переулка.
Ныне эта улица кажется настолько узкой, что на ней введено одностороннее движение. А еще в начале XX века в обе стороны грохотали конки, да не простые, а империалы, что значит — двухэтажные. Женщин на верхние места не пускали, это считалось опасным. По той же причине туда не пускали пьяных, которые в силу этого ездили только первым классом. От Ильинских ворот до Земляного вала конка шла около полутора часов. Но при всей своей медлительности часто давила людей. Весь темп жизни был так замедлен, что черепашьего хода конки было достаточно, чтобы настигнуть и задавить пешехода, движущегося со скоростью улитки.
Дом на Маросейке, где в 1812 г. располагалась резиденция маршала Мортье. XVIII в. Фрагмент. Фото 1994 г.
После эвакуации французов из Москвы в городе остался трехтысячный арьергард во главе с Мортье для взрыва Кремля. Полностью намерение Наполеона I осуществить не удалось.
Когда-то здесь заливались колокола многочисленных церквей, память о них сохранилась в названиях переулков: Спасоглинищевский — от Спаса в Глинищах, Петроверигский — по церкви Вериг Петра. Но сохранилась церковь Космы и Дамиана, построенная в исходе XVIII века великим русским зодчим Матвеем Казаковым, главным строителем Москвы. К сожалению, за спиной этой маленькой, необычайно соразмерной, изящной, как и все, что выходило из рук Казакова, церковки вознесся гигантский стеклянный куб и подавил творение гениального архитектора.
Вид Покровки от Армянского переулка. Фото нач. XX в.
К 1914 г. в Москве насчитывалось около 450 церквей. Среди них красочностью и оригинальностью выделялась церковь Успения Пресвятой Богородицы.
Историк московских улиц Петр Васильевич Сытин пишет: «В современном владении № 11 по улице Маросейка, принадлежавшем в XVII веке боярину Шереметеву, а с 1604 до 1706 года В. Ф. Нарышкину и его вдове, в 1684–1708 годах помещалась сначала школа, потом гимназия пастора Глюка». Эрнест Глюк был, несомненно, выдающимся деятелем просвещения своего времени. Вот какая программа предлагалась для обучения юных москвичей: кроме древних и новых языков, географии, ифика (этика), политика, объяснение древних историков и поэтов (Курция, Юстина, Вергилия и Горация) и картезианская философия. По своей перегруженности она может поспорить с программой современной средней школы, но было у нее одно преимущество: гуманитарная направленность. Глюк хотел воспитать нравственного человека, а не набить молодую голову кучей точных и большей частью бесполезных сведений. При его преемнике программа еще расширилась, включила геометрию, физику, астрономию, а также логику, риторику, грамматику, музыку и «пристойное обхождение». Вот что следовало бы нам непременно позаимствовать у старинных наставников московского юношества.