Страница 97 из 108
Но в это время (это было видно на планшете) советские суда остановились, а затем, развернувшись, легли на обратный курс. А произошло вот что. Когда осталось несколько километров до точки встречи, капитаны «Гагарина» и «Комилеса» получили шифрограмму из Москвы. Она предписывала не пересекать линию «карантина», а отойти на безопасное расстояние, лечь в дрейф и ожидать дальнейших распоряжений.
В Белом доме вздохнули с облегчением. «Не будет ни задержания, ни досмотра», — произнес Кеннеди. Повернули назад и следующие 14 советских сухогрузов. Но танкеры продолжали путь. Первым к злополучной линии подошел танкер «Бухарест». Произошел ритуал опознания, но танкер был пропущен, правда, в сопровождении эсминца. За ним таким же порядком прошли и следующие танкеры. Но в последующие дни советские суда не подходили к линии «карантина» во избежание инцидентов {457}.
Казалось, вопрос с «карантином» разрешился без эксцессов, но напряжение не спадало. Теперь с морского пространства оно перенеслось в воздушное. В американской прессе появились сообщения о возможности массированных воздушных ударов по строящимся ракетным площадкам на Кубе. Советское посольство в Вашингтоне докладывало в Москву, что весьма вероятны бомбардировки советских военных объектов на острове. Не исключается и высадка десанта. В очередном письме американского президента Хрущеву, датированном 25 октября, Кеннеди упрекал советского премьера в том, что оружие, прибывшее из СССР на Кубу, которое русские называют оборонительным, на самом деле является «наступательным» — ракетами. Он призывал Москву вернуться к «прежней ситуации», т.е. убрать с Кубы советские ракеты. В американской прессе продолжалось нагнетание тревожной ситуации, все чаще раздавались голоса, призывающие нанести воздушные удары по ракетным позициям на Кубе.
Встревоженный угрожающим развитием событий, Ф. Кастро предлагал Хрущеву выступить с заявлением о том, что СССР применит ядерное оружие, если США не откажутся от бомбардировки Кубы. Нарастание угрожающей обстановки воспринималось в Москве с возрастающей тревогой. Хрущев направил 26 октября письмо Кеннеди. Он отрицал «наступательный» характер направленного на Кубу оружия, утверждал, что это оружие послано Ф. Кастро по его просьбе для обороны острова. «Нападать на США, — писал он, — советское руководство не собирается. Война между СССР и США была бы самоубийством.… Давайте нормализовывать отношения». Он предложил компромисс: советская сторона объявляет, что суда, идущие на Кубу, не будут осуществлять каких-либо военных поставок; американская сторона принимает обязательство в том, что США не будут осуществлять интервенцию на Кубу и не будут поддерживать силы, которые имеют такое намерение {458}. Начались по обычным дипломатическим каналам переговоры, но привлекались и сотрудники спецслужб, а также лица, близкие к высшему руководству США и СССР. Был обмен посланиями между Белым домом и Кремлем. Все это происходило в крайне накаленной обстановке. Некоторые инциденты в то время, казалось, вызовут войну неизбежно. Дело в том, что над Кубой ежедневно совершали разведывательные полеты самолеты американских ВВС. Советские зенитные ракетные части, которые обладали высокими боевыми возможностями по поражению воздушных целей, имели приказ не открывать огня по американцам.
Последние, узнав об этом, решили использовать ситуацию. Еще со времени инцидента с Пауэрсом американских военных очень интересовала советская зенитная ракета С-75. Было известно из данных воздушной разведки, что ракеты этого типа завезены на Кубу. Попытки захватить С-75 путем операции специальных частей успеха не имели. Тогда решили провести воздушную операцию. Один из грузовых вертолетов был оборудован специальным приспособлением, с помощью которого можно было на лету зацепить лежащую на земле ракету и доставить ее по воздуху на базу Гуантанамо. Тренировались во Флориде на металлических трубах. Но советские зенитчики узнали о планах американцев и предусмотрительно связали свои ракеты веревками. Поднять их вертолету оказалось не по силам {459}.
Кульминация кризиса наступила 27 октября. В этот день произошло несколько знаменательных событий как на дипломатическом, так и на военном фронте. К этому времени в Москве накапливалось все больше данных о возможном американском вторжении на Кубу. Ф. Кастро писал о готовности кубинского народа сражаться с интервентами под лозунгом: «Родина или смерть». Он отдал приказ кубинским войскам сбивать американские самолеты, нарушившие воздушное пространство Кубы. Такое развитие событий беспокоило Кремль. В планы Хрущева никак не входило ввязываться в войну с американцами. Поэтому нужно было спешить уладить конфликт политическими мерами. Опасаясь худшего, Хрущев, не дожидаясь ответа Кеннеди на свое письмо от 26 октября, в субботу, 27-го, открытым текстом по радио передал президенту США новое послание. Это, конечно, было небывалым нарушением дипломатических правил в отношениях между главами государств, но важнее всего был выигрыш во времени: надо было упредить американцев, удержать их от вторжения на Кубу.
Хрущев извещал американского президента о готовности СССР убрать «те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными» (т.е. ракеты Р-12), но требовал от США публично объявленного обязательства воздерживаться от нападения на Кубу и «вывести аналогичные американские средства из Турции». Так впервые в открытых СМИ прозвучало предложение убрать американские ракеты из Турции в обмен на вывоз советских ракет с Кубы.
Президент США, и без того с трудом сдерживавший давление «ястребов», требующих бомбардировок советских ракетных объектов и вторжения на остров, крайне не хотел публично связывать карибский кризис с выводом американских ракет из Турции (хотя внутренне он был готов к этому, так как появление подводных атомных ракетоносцев с ракетами «Поларис» уже делали ненужными устаревшие и дорогостоящие ракеты типа «Тор» и «Юпитер»). В связи с этим в ответном тоже публичном послании он умолчал о ракетах в Турции, но предложил разрешить кризис на следующих условиях: СССР убирает с Кубы ракеты и другое «наступательное» оружие, а США отменяют «карантин» и дают заверения в том, что Куба не подвергнется нападению ни со стороны США, ни со стороны других стран Западного полушария {460}.
Но как же быть с советским предложением о ракетах в Турции? В ход вступила тайная дипломатия. Вечером 27 октября брат президента министр юстиции Роберт Кеннеди пригласил к себе советского посла на конфиденциальную беседу. Он сообщил, что президенту с большим трудом удается удерживать военных, настаивающих на проведении операций по бомбардировкам и вторжению на Кубу. Он повторил предложение президента Хрущеву, но также обошел молчанием проблему вывода ракет из Турции. На вопрос Добрынина об этом Р. Кеннеди сказал, что здесь нет непреодолимых препятствий, но президент не может говорить об этом публично, поскольку размещение американских ракет в Европе, в том числе в Турции, было оформлено как решение НАТО. Президент готов негласно договориться о свертывании ракетных баз в Турции через 4—5 месяцев. Р. Кеннеди предупредил посла, что разговор этот конфиденциальный и о нем знают всего несколько человек. Президент, по словам его брата, просил срочно передать это Хрущеву и попросить того как можно быстрее дать ответ, желательно в течение суток {461}.
В день, когда шли эти непростые конфиденциальные переговоры, случились события, которые еще больше обострили обстановку. Как уже говорилось, Ф. Кастро, главнокомандующий кубинскими вооруженными силами, приказал своим войскам ПВО с 27 октября открывать огонь по самолетам США, нарушающим воздушное пространство Кубы, и объявил об этом в официальном правительственном заявлении. Однако средства ПВО Кубы не могли сбивать высотные цели, и потому самолеты У-2, действовавшие на высоте двадцати и более километров, были недосягаемы для кубинских зенитчиков. Экипажи У-2 узнали об этом и продолжали разведывательные полеты над Кубой.
27 октября, когда кризис достиг апогея, высотные разведчики У-2 вновь оказались в центре внимания. В Москве было известно, что Пентагон требует от президента принять решительные меры. Войска, ВВС и силы флота уже были в полной готовности к вторжению на Кубу. В Вашингтоне обстановка также была накалена до предела, о чем свидетельствовала тайная беседа между А. Добрыниным и Р. Кеннеди.