Страница 6 из 7
— Не смей, — оруженоска шлепнула рыцаря по руке, которой он полез, было, в коробку. — Не трогай. Их надо немедленно выбросить.
— Почему?
— Подбирать потерянные рукавицы — плохая примета. Моя бабушка говорила, что таким образом ты принимаешь вызов чужой судьбы. А судеб тут, — она помешала рукой разноцветный ворох, — немало, прямо скажем.
Приметы начинают действовать в тот момент, когда мы узнаем об их существовании. Как говориться, не тронь лиха, — проживешь тихо.
На следующий день донья Маня пошла в свою школу по каким-то там несрочным летним делам и вернулась заплаканная. В ответ на расспросы барона Николая она протянула ему газету «Ночной Анахронезм» и обвела мокрым от слез пальцем заметку «Ужасы культуры».
«Странные дела происходят по вечерам в нашем Парке Культуры имени Гонзика и Маржинки, — рассказывала заметка. — В тихих аллеях завелось таинственное чудовище, по всем приметам напоминающее сухоходящую рыбу Вылиз. Чудовищные биологи комментируют: это существо заморского происхождения и в наших краях не водится. Те же ученые утверждают, что оно крайне опасно для жизни: нападает без предупреждения, набрасывается из-за угла, слизывает с человека одежду, обувь, волосяной покров и татуировки, а может и вообще зализать до смерти. Положение усугубляется тем, что в Парке Культуры находится знаменитый пряничный Дворец Творчества Юных Бюргеров (ДТЮБ), и, стало быть, прогуливаются в столь опасном месте в основном несовершеннолетние дети. Уже четверо юных бюргеров пострадало от нападения якобы не существующего в наших широтах монстра, и лишь то обстоятельство, что сейчас каникулы, не позволяет принять критической ситуации массовый характер. Доколе нам терпеть такой ужас? Неужто в нашем славном городе перевелись рыцари и некому защитить бедных детей? Неужели мы отдадим их на растерзание заморскому чудищу!?»
— Жаль, — сказал на это барон Николай.
Он понял, почему плачет донья Маня: это был дворец, где занимались дети из ее школы, возможно даже, что и среди пострадавших были ее ученики. Впрочем, если бы это были другие дети, она все равно бы приняла это сообщение близко к сердцу. Но в данном случае рыцарь не чем не мог помочь ни ей, ни детям, он мог только выразить сочувствие и принести соболезнования. А поскольку пафоса он не любил, то он и сказал лишь: «Жаль».
— Что жаль? — не поняла оруженоска.
— Жаль, что я рыбу не переношу, а то бы я взялся за этот подвиг.
— Подвиг? — оруженоска вытерла слезы и оживилась. — А это идея… Как же я сама не додумалась…
— Постой, — испугался такой оживленности рыцарь, — ты не поняла: я действительно не переношу рыбу.
Но донья Маня уже развязывала надетый на барона Николая фартук и стаскивала с его рук резиновые хозяйственные краги.
— Как это не переносишь? — спросила она походя, разыскивая чехол с рыцарским оружием.
— А разве я тебе не говорил? — занервничал рыцарь. — Совершенно не переношу даже запаха, терпеть ее не могу. И не ем ее никогда.
— А тебя есть ее никто не заставляет, — сказала оруженоска. — И нос можно ваткой заткнуть, если уж на то пошло.
— Но как же… как же без летних доспехов?
— Ничего, один подвиг можно и без доспехов совершить: еще и ценнее получится.
И барон Николай понял, что дело решенное и обжалованию не подлежит.
Поскольку Парк Культуры располагался совсем неподалеку от рыцарского замка, решили пойти пешком. Рыцарь все-таки напялил на себя зимние доспехи (чтобы чудовище не слизало чего-нибудь жизненно важного) и теперь маялся от жары и стеснения в движениях.
— Постой, помедленнее, — ворчливо одергивал он вырывавшуюся вперед оруженоску. — Я не могу так быстро… Нет, ну кто ж это совершает подвиги летом! Ну какие летом подвиги? Я вообще летом не могу о делах думать.
— А ты не думай, ты действуй, чего тут думать!
— Летом надо отдыхать, а не действовать. Небось, все рыцари в отпусках, все нормальные герои разъехались по пансионатам, по домам отдыха, один только я пыхчу, как нанятый.
— Отдыхать надо активно, — ехидничала донья Маня. — Лучший отдых — перемена подвига.
Но подойти к воротам им не удалось. Кордон из десяти вооруженных всадников загородил дорогу, — в парк никого не впускали. Небольшая, но шумная толпа зевак гудела вокруг всадников и создавала нервозную обстановку.
— В чем дело? — рыцарь остановился, снял шлем, вытер с лица преждевременный пот.
Оруженоска, не выпуская из рук оружие, отправилась в народную гущу выяснить, что же происходит.
— Поздравляю, — сказала она, вернувшись, — ты оказался не единственным рыцарем, который пыхтит, как нанятый, а не поправляет здоровье в пансионате.
— Опередили? — с облегчением спросил барон Николай.
— Да, — кивнула донья Маня, — с минуты на минуту сюда для сражения подъедет известный в свете доблестный рыцарь Дон Капитон. Он-то и будет побеждать рыбу. Уже все готово к сражению — и масло привезли, и панировочные сухари.
— Подъедет? — убедившись, что сражаться не придется, рыцарь решил поупорствовать. Он поставил шлем на мостовую и расшнуровал кожаный воротник. — Постой, но мы же прибыли раньше него. Почему же ему такие привилегии?
— Вот это его вассалы, — оруженоска показала на всадников, — они все приготовили и застолбили место. Ты бы еще дольше наколенники застегивал!
Барон Николай как-то неудовлетворенно мотнул головой. В этот момент с противоположной стороны улицы к воротам подъехала и остановилась пышно раскрашенная карета с двумя кучерами, запряженная тройкой отборных лошадей. Из нее вышел красавец-мужчина, одетый просто, но дорого: кудрявый парик, черные лосины, ботфорты на платформе и шикарный крестоносский дождевик. Барон Николай машинально перевел глаза на свои нечищеные с ранней весны сапожищи и подумал, что конкуренции с этим типом ему не выдержать. Народ завопил от радости, находившиеся в толпе женщины (их было большинство) метнули в прибывшего залп разноцветных букетиков. Дон Капитон раскланялся, бросил в толпу несколько воздушных поцелуев, поправил висевший на бедре меч и без лишних церемоний пешком отправился в Парк Культуры. Трое всадников преданно проследовали за ним.
— Ну ладно, пойдем! — Барон Николай одернул оруженоску, которая уж слишком увлеченно уставилась на не своего рыцаря. — Об остальном узнаем из новостей.
И он сгрузил на нее сверх оружия еще и бесполезный теперь шлем.
Какой-то неприятный осадок остался на душе барона Николая после этого неудачного марш-броска. Как будто он дал осечку, как будто у него что-то перехватили и принизили его рыцарское достоинство, как будто отняли у него кусочек славы и полкоролевства в придачу. Впрочем, зачем ему слава и полкоролевства? У него и так есть все, что нужно рыцарю: оруженоска, конь, крыша над головой. А летние доспехи — дело наживное. И все же что-то не давало ему покоя. На следующее утро он даже не включил чудо-ящик и не стал слушать радио. Только выйдя из ванной и увидав, как донья Маня читает газету, он с деланным равнодушием спросил:
— Ну, чем там закончилось дельце? Рыбу зажарили?
— Ничего не понимаю… — смятенно произнесла оруженоска, отрывая взгляд от газетного листа.
Ее тревожный тон как-то сразу положительно подействовал на рыцаря: он почувствовал, что его достоинство не совсем еще втоптано в грязь, и очень сильно воспрянул.
— И что же там такое непонятное? — спросил он, молодецки растирая свой животик полотенцем.
— Тут написано, — стала рассказывать донья Маня, — что Дон Капитон вовсе не сражался с рыбой… Что рыбу никто в парке не нашел, что она прячется. Что это, оказывается, не так-то просто — разыскать там рыбу…
— Ну и? — заинтересовался рыцарь.
— И он — этот Дон Капитон — теперь вселился в пряничный дворец, и будет там жить, пока не обнаружит в парке рыбу и не уничтожит ее.
— А как же дети? — не понял рыцарь. — Где они будут теперь творить?
— Вот именно: где и что?! — вскрикнула донья Маня, потом скривила губы и беззвучно зарыдала в газету. — Детям теперь одна дорога — на улицу… Мы этот дворец… с таким трудом… выбивали…