Смерть в конверте

Коты вернулись на пригретое местечко, а мужчины уселись за стол.

— Когда опять улизнешь? — спросил, помолчав, хозяин.

— Наверно, больше никогда, — рассмеялся Джейсон.

— Выходишь в отставку?

— Наверно, очень хочется заняться хозяйством. Помните, после войны я учился и даже пару лет этим занимался, а теперь снова захотел.

— Почему? — спросил мистер Бартон, набивая трубку табаком.

— Подумываю о женитьбе.

— Полный дурак.

— Нет, если речь идет о Валентине.

Бартон бросил на него мрачный взгляд:

— И что же ты ожидаешь от меня?

— Только дурак говорит, что все женщины одинаковы, это неверно. Они одинаковы не более, чем мужчины. А что мне бы хотелось услышать от вас, так это то, что Валентина — единственная в своем роде и мне повезло, что я ее нашел.

После длинной паузы Бартон чиркнул спичкой и раскурил трубку. Потом он сказал своим низким хриплым голосом:

— Нет, не следует ожидать от меня ничего подобного. Ты ведь знаешь, как я отношусь к женщинам. Но если и был кто, не похожий на остальных женщин, так это ее мать.

Джейсон с интересом взглянул на хозяина.

— А что вы знаете о миссис Грей? — спросил он.

— То же, что и все. Хорошая женщина, но что-то разбило ей сердце, и она не первая, с кем это случилось. Я называю ее «хорошей» не в общепринятом смысле этого слова, когда женщине достаточно не покушаться на чужого мужа и заниматься собственной семьей, чтобы прослыть такой, и при этом не важно, что она тупая, ревнивая, лживая, расточительная, мелочная, сварливая, подозрительная и чертовски самовлюбленная. Миссис Грей была совершенно другим человеком. Знаешь, я сам с ней разговаривал всего раза три. Однажды она вошла в кабинет, где мы беседовали с Роджером, он представил меня своим старым приятелем, и она ласково так поздоровалась: «Как поживаете, мистер Бартон?» — а я на это: «Спасибо, а вы как?» И еще два раза: однажды она сказала, какой, дескать, прекрасный день, а в другой раз: «Боюсь, не пойдет ли снег». Понимаешь, слова — ерунда, просто в этой женщине было нечто успокаивающее и влекущее, как свет в окошке. Когда встречаешься с такой настоящей добротой, то грех говорить, что ее нет. Должен признать, что в дочери тоже что-то такое есть.

Джейсон был очень тронут этими словами. Его дружба с Джеймсом Бартоном началась лет десять назад, когда ему пришлось вступить в драку один на один с бультерьером, защищая одного из тогдашних котов, предыдущего Ахитофеля, который бы и сам справился с любой собакой, если бы камень, брошенный Вильямом Клоддом, не сломал ему лапу. Тут-то упомянутый бультерьер и схватил кота за загривок, к сражению присоединились несколько соседских ребятишек, и вскоре во дворе коттеджа «Гейл» бушевал смерч, в который ворвался сам Бартон, держа в одной руке метлу, а в другой — кочергу. Все, кто мог, мгновенно улетучились, бросив бультерьера, из чьих челюстей Джейсон, не без ущерба для себя лично, и освободил несчастного кота. Благодарный хозяин пригласил его обработать полученные раны. И хотя молодого человека два раза укусили, он навсегда завоевал сердце Джеймса Бартона, сказав, что сначала надо заняться ранами Ахитофеля. После этого случая он был желанным гостем в коттедже «Гейл», а его визиты одобрял сам преподобный Мартин.

Сейчас их разговор прерывали частые паузы, во время одной из них, когда Джейсон подошел к книжным полкам, занимающим целую стену, хозяин вдруг сообщил:

— Ты, наверно, уже слышал, ко мне заходил старший констебль. Здесь, в деревне, все всё знают.

Джейсон буркнул что-то невразумительное и спросил:

— Интересно, где вы это раскопали?

— Что там такое? А, «Журнал чудес». Раскопал на прилавке, на углу Кэчпенни-Лейн в Ледлингтоне. Содержит замечательные примеры легковерности, свойственной началу девятнадцатого века, включая случай таинственного самовозгорания.

Джейсон расхохотался:

— Не думаю, что легковерность прошла вместе с девятнадцатым веком. Если есть по-настоящему чудесный случай, то здесь обязательно найдется человек, который в него поверит, просто чтобы развеять скуку.

После некоторой паузы Бартон сказал со значением:

— Не назвал бы Тиллинг-Грин скучным местом, если говорить о последних десяти днях.

— Это точно.

— Знаешь, а я ведь ничего не знал, пока не пришел этот человек, мистер Марч.

— Что вы имеете в виду?

— Очень просто, я днем не выхожу без особой на то причины. А когда все же приходится выйти, то ни с кем не разговариваю, да и ко мне никто не обращается, разве что через прилавок в лавке, поэтому мне ничего не было известно о скандальных происшествиях, которыми последнее время живет деревня. Например, мне и в голову не приходило, что полиция почти уверена в том, что Конни Брук убили, да и Роджера Рептона тоже. А когда узнал, то удивился, почему они не возбуждают дело по убийству и Дорис Пелл вместе с остальными двумя. Все три можно увязать с анонимными письмами и сложить кучей под моей дверью.

Джейсон через плечо посмотрел на хозяина:

— Сами придумали или Марч?

— Понимаешь, я был последним, кто видел Роджера живым. Констебль хотел все узнать о моем визите, — пояснил Бартон.

Джейсон положил «Журнал чудес» на полку и вернулся к столу, заметно помрачнев.

— Последней его видела жена… нет, Метти Эклс, когда принесла чай.

— К счастью для меня, но ведь у меня была возможность добавить цианистый калий в виски.

— А зачем вам это?

— Наверно, обычное желание убить своего лучшего друга.

— Но не может же Марч поверить в такую глупость…

Бартон выпустил солидный клуб дыма.

— Может быть, не может, или все же… Мне кажется, он еще не решил окончательно. А в таком случае, как ты думаешь, что произойдет, если я сообщу ему нечто, бросающее подозрение на другого человека?

Джейсон в сердцах махнул рукой:

— Вы имеете в виду Сциллу? Знаете, на нее в этом деле уже брошено достаточно. Полковник ведь собирался развестись с ней… или вы об этом тоже не знаете?

— Знаю, Роджер сам мне сказал, — заметил хозяин, — он свалял дурака, женившись на этой женщине. Мне надо было его предупредить, но, понимаешь, по таким вопросам советов обычна не спрашивают. От этой отравы, да и от любой другой, вы должны уметь избавляться самостоятельно. Но иногда яд первым убивает или вас, или желание жить.

— Вам что-то известно? — быстро отреагировал Джейсон.

Бартон затянулся:

— Совсем немного, чуть-чуть.

— И что это?

— Никакого отношения к Роджеру.

— Но тогда к кому? Или к чему?

— Может быть, вообще ни к кому не имеет отношения.

— Так вы собираетесь мне рассказать или нет?

— Еще не решил… пока раздумываю. Давай сначала ты расскажешь мне все, что знаешь, с самого начала — письма, Дорис, эта бледная девушка, Конни. Мне всегда казалось, что она не от мира сего, так нет, впуталась в убийство! И почему?

— Полагаю, не по своей воле. Джеймс кивнул:

— Да, просто шаг в темноту и пустоту. Ладно, продолжай. Расскажи обо всем, как ты понимаешь.

— Когда утонула Дорис, меня здесь не было. Я видел одно из анонимных писем, грязная это штука, а миссис Нидхем постоянно держала меня в курсе того, что здесь болтают. Значит, так… — И он рассказал всю историю, как сам ее слышал, только немного подправив, чтобы сделать сюжет понятнее. И снова на первый план вышли анонимки. Из-за них утонула Дорис. Конни сказала, что знает автора, — и умерла. Роджер Рептон сказал то же самое — и умер.

Когда Джейсон закончил рассказ, наступила долгая тишина.

Наконец ее прервал мистер Бартон:

— Скажи, эта девушка, Конни, шла в среду ночью через деревню с мисс Эклс?

— Да.

— Женщины попрощались у коттеджа «Холли», и дальше, к дому, девушка пошла одна?

— Так утверждает мисс Эклс.

— А никаких доказательств ее словам нет?

— Нет.

— Значит, она могла пойти вместе с Конни к ней домой и проследить, чтобы в какао оказалось достаточно таблеток, чтобы Конни уже не проснулась.