Страница 96 из 137
— Спасибо, ничего.
Детектив повернулся, чтобы уйти.
— Который час? — спросил Паулюс. Детектив посмотрел на часы, ему придется написать донесение.
— Без четверти четыре, — ответил он, закрывая за собой дверь.
Остаток ночи Паулюс провел без сна, размышляя о цене, которую приходится платить за предательство.
Бейлак пил апельсиновый сок и прослушивал запись разговора с Фицдуэйном. Анализатор голоса не выявил ничего существенного. Разговор был слишком коротким, чтобы можно было получить более определенное заключение. Раньше анализатор неплохо помогал ему, может, уже разработаны новые, более чувствительные модели? Хотя Бейлак был уверен, что ничто не может сравниться с его собственной интуицией.
Является ли он подозреваемым? Вряд ли. Фицдуэйн несколько раз звонил ему до этого, и они нашли общий язык. Было бы странно, если бы он не зашел попрощаться. Это его последний день в Берне. Его — Бейлака — последний день пребывания в Берне и, как выяснилось, ирландец также покидает Берн. Такое совпадение. Хотя ставка столь высока, что имело бы смысл отправиться в путь прямо сейчас и не разгадывать эту загадку.
И все-таки идти до конца было невероятно привлекательным занятием. Альпинист ведь не отказывается от покорения вершины только потому, что погода неустойчивая. Нет, он не отступит. Риск, настоящий риск, вот что заставляет сердце биться сильнее. Я играю в прятки с жизнью, подумал Бейлак, и по его телу пробежала дрожь удовольствия.
Позднее, сидя в своей джакуззи, он опять вспомнил о предполагаемой встрече с Фицдуэйном и подумал, что не помешает немного подстраховаться. Риск есть риск, но только дурак может рисковать безоглядно. Он набрал номер. Они ответили, что выедут немедленно и приедут задолго до обеда.
Фицдуэйн поднялся рано, и Медведь отвез его на Вайсен-хаусплац. Он провел девяносто минут в обществе начисто лишенного чувства юмора инструктора рукопашного боя. В конце занятия разозленный и набивший синяков Фицдуэйн продемонстрировал несколько приемов из арсенала воздушных десантников. Инструктора вынесли на носилках. Медведь был слегка не в себе:
— Я и не предполагал, что ты можешь быть таким. Фицдуэйн немного успокоился.
— Здесь нечем гордиться, такие приемы нужно использовать только в самом крайнем случае. — Он усмехнулся угрюмо. — Обычно приходится работать мозгами.
Еще час они провели на стрельбище, стреляя только пулями “глейзер”, и упражнялись исключительно в стрельбе с близкого расстояния. Фицдуэйн настрелялся вволю. Его одежда пропахла пороховым дымом. После того как он принял душ и переоделся, от запаха пороха не осталось и следа.
Следователь посмотрел на своего кузена. Паулюс был мертвенно-бледным от страха и недосыпания. От него исходил слабый запах рвоты и лосьона после бритья, но его костюм был, как всегда, безукоризненным. Да, вне всякого сомнения, Паулюс был самым слабым их звеном. К счастью, его виду и нервозности имелось объяснение: он якобы хочет ввести в заблуждение и владельца картины, и руководство музея. История выглядела вполне правдоподобной, но принесет ли она успех, это покажет время.
Чарли фон Бек стал воспринимать Паулюса по-иному после того, как услышал его признания. Он подумал, что Паулюсу, скорее всего, не в первый раз доводится проделывать подобные махинации с произведениями искусства. Паулюс всегда жил на широкую ноту, во всяком случае, гораздо свободнее, чем ему позволяли его жалованье и личные средства. Но, возможно, это скоропалительный вывод. Ведь он безоговорочно доверял Паулюсу, пока не прослушал магнитофонную запись. Почему же он должен думать иначе только потому, что тот потерял чувство меры в сексуальной жизни. Он ведь член семьи, в конце концов.
По радио время от времени поступали сообщения от различных групп. Чарли фон Бек посмотрел на часы. Время для звонка еще не наступило.
Паулюс уронил голову на сложенные руки и начал всхлипывать. Он поднял залитое слезами лицо и посмотрел на кузена.
— Я… я не могу. Я его боюсь. Ты не знаешь, какой он сильный, могущественный. У него отличный нюх. Он сразу поймет, что что-то не так.
Голос Паулюса сорвался на визг:
— Ты не понимаешь — он меня убьет! Шеф криминальной полиции подвинул к Паулюсу стакан с водой и две таблетки:
— Валиум, — сказала он, — сильная доза. Выпей. Паулюс покорно проглотил валиум. Шеф выждал несколько минут и заговорил успокаивающим тоном:
— Расслабься. Сделай несколько глубоких вдохов. Закрой глаза и постарайся отключиться. Нет причин для серьезного беспокойства. Через несколько часов все будет кончено.
Словно послушный ребенок, Паулюс сделал все, как ему сказали: откинулся на спинку стула и стал слушать занимательную болтовню шефа. Звук его голоса был приятным и ободряющим. Паулюс перестал различать слова, но это не имело никакого значения. Он задремал. Через двадцать минут он проснулся успокоенный. Первым, кого он увидел, был шеф, улыбающийся ему. Он пил чай. На столе стояло несколько чашек, и Чарли держал в руке чайник.
— С молоком или с лимоном? — спросил шеф. Паулюс выпил чай, держа чашку обеими руками. Он успокоился и точно знал, что ему предстоит сделать.
— Давайте совершим финальную пробежку, — улыбнулся шеф. — Убедимся, что все отработано. Паулюс ответил ему полуулыбкой:
— Можете больше не волноваться. Со мной теперь все в порядке.
— Тем не менее, обсудим детали еще раз. Паулюс кивнул:
— Я позвоню Бейлаку и скажу, что у меня находится на оценке картина, но я хотел бы узнать его мнение и был бы очень признателен, если бы он на нес взглянул. Я скажу ему, что это очень важно и намекну, что мог бы продать ее гораздо дешевле, чем она того стоит. Скажу ему также, что действую в обход музея, сам по себе, и не хочу ничего предпринимать, пока не получу его подтверждения, потому что риск слишком велик. И скажу ему, что он мог бы войти со мной в долю, если убедится, что картина действительно ценная.
— Бейлак ничего не заподозрит? — спросил шеф. — Вы и прежде интересовались его мнением, не так ли?
— Много раз. Он великолепно разбирается в технике исполнения. Но это будет первый раз, когда я предложу ему честную сделку, хотя он неоднократно намекал мне на подобную возможность — всегда как бы в шутку.
— Я считаю, что он клюнет, — сказал Чарли фон Бек. — Но нам необходимо правдоподобное объяснение, почему это нужно сделать срочно. Я думаю, что он будет рад позабавиться. Он обожает разлагать людей.
— Я подчеркну, что это очень срочное дело и попрошу его сегодня же прийти в музей, так как я боюсь держать там картину из опасения, что ее увидит кто-то еще.
— А кто ее предполагаемый владелец? — спросил шеф.
— Владелец — дипломат, у которого есть беременная подружка, и ему необходимы наличные, чтобы быстренько замять дело. Он считает, что картина хорошая, но не стоит больших денег.
— А что это за картина? — спросил Чарли фон Бек.
— Я не собираюсь раскрывать этого по телефону. Я хотел бы разжечь аппетит Бейлака. Это его заинтригует, он любит шарады.
— Мы это хорошо знаем, — заметил Чарли, еще раз поглядев на часы.
— Это коллаж Пикассо, — сказал Паулюс. — Вопрос в том, подлинный ли это Пикассо или это работа его учеников.
— Ну и чья она, Пикассо? — спросил Чарли.
— Да.
— Сколько она стоит? — спросил шеф.
— Примерно полмиллиона долларов. Это не очень известная работа и, кроме того, не всем нравятся коллажи.
— Полмиллиона долларов! — воскликнул шеф. — Надеюсь, мы обойдемся без стрельбы, а то швейцарский франк станет еще крепче. Где вы ее взяли?
— Я бы предпочел умолчать об этом.
— А ты уверен, что Бейлак ее никогда не видел? — спросил Чарли.
— Последние двадцать лет она пролежала в сейфе. В Англии очень высокий налог на наследство.
— Ага, — произнес шеф, который любил, когда с ним говорили без утайки. — Какие деньги! Когда я был ребенком, я тоже увлекался коллажами. У меня до сих пор кое-что сохранилось.