Забавы Палача

Фицдуэйн бежал, низко пригнувшись к земле. Бежал он быстро, и со стороны казалось, что ему это не впервой, — а так оно и было на самом деле. Участие в боевых действиях развивает ловкость и быстроту реакций. А в этом отношении Фицдуэйн был мастером своего дела. Создалось впечатление, что он уменьшился вдвое.

Итен указала туда, где, по ее мнению, находился странный предмет. Фицдуэйн, устроившись за мешками с песком, поднял свой SA-80 и осмотрел указанное ею место в прибор ночного видения. Сначала он ничего не увидел из-за ограниченного обзора — в этом приборы ночного видения уступают широкоугольным биноклям, — но затем разглядел лепкую металлическую конструкцию с сидящим в ней человеком. Голова его была обмотана кеффией, концы которой тянулись к гигантскому пропеллеру, заключенному в круглый защитный корпус, наподобие тех, что устанавливаются на моторных лодках. У Фицдуэйна мелькнула мысль, что, если бы концы кеффии протянулись бы еще на пару сантиметров, проблема бы решилась сама собой. Затем он посмотрел чуть выше и увидел знакомые очертания военного воздушно-реактивного грузового парашюта. Металлическая коробка направилась прямо на него, и он увидел вспышки пламени. Фицдуэйн перевел регулятор огня на автоматический режим и неохотно открыл огонь — он не хотел, чтобы противник узнал, что у них есть приборы ночного видения, но деваться сейчас было некуда.

Дирижабль двигался довольно быстро — со скоростью приблизительно сорок километров в час — и поплыл уже над замком, прежде чем Фицдуэйн успел выпустить вторую очередь. Из металлической коробки вылетел небольшой черный предают и упал на зубцы на противоположной стороне. Предмет разорвался среди расположенных зигзагом мешков с песком, в воздух устремились потоки дыма и пламени, а во двор замка полилась жидкая огненная масса.

Когда дирижабль развернулся и приготовился к новой атаке, он вновь оказался в поле зрения Фицдуэйна. На расстоянии в двести метров ему был хорошо виден профиль пилота. Фицдуэйн выстрелил. На этот раз фигура дернулась и голова отбросилась назад. Металлическая рамка с лодочным пропеллером накренилась, но продолжала полет и постепенно исчезла в темноте.

— Слава Богу, — с облегчением сказал Хенсен. — Но они способны на все.

Он обернулся к Итен, которой не было видно за мешками с песком.

— Ты молодец, Итен, — сказал он. — Если бы не ты и не твой “маузер”, нас бы поджарили, как курицу на пикнике.

Оттуда, где должна была находиться Итен, послышался слабый стон. Мешки были расположены двойным зигзагом, чтобы свести к минимуму эффект от взрывов ручных гранат и мин.

Хенсен заглянул за мешки.

Итен лежала на спине, руками сжимая правую ягодицу. Кровь, черная в темноте, сочилась сквозь ее пальцы.

Абу Рафа, командир подразделения “Малабар”, которое отвечало за нанесение удара по воротам, едва мог скрыть свое раздражение. Кадар, по его мнению, был бездарным полководцем. Он до мелочей продумал план высадки на остров и захват заложников, но теперь вел себя как дурак, столкнувшись с обычной военной проблемой: подавлением противника силами, значительно превосходящими его и численностью, и вооружением.

Им следовало атаковать противника сразу, используя свою огневую мощь в полную силу и при дневном свете — и черт с ними, с потерями. Они наверняка были бы не столь велики, окажись атака стремительной и мошной.

Вместо этого Кадар притащил сюда пулеметы, дирижабли, танк-трактор и сидел, бездействуя, дожидаясь темноты. Это, по мнению Абу Рафа, было верхом глупости. По странному совпадению, эта ситуация заставила его вспомнить об израильском генерале с черной повязкой на глазу — Моше Даяне. Он был его заклятым врагом в свое время. Даяна после окончания войны за независимость стали раздражать господствующие в израильской армии взгляды на методы ведения боевых действий. По его мнению, эти взгляды были чересчур заумными — он их называл еврейскими. Даян считал, что решающее значение имеют боевой дух и огневая мощь, а не тактика и стратегия. Надо было нападать, подавлять противника, не давая ему ни минуты передышки, а не пытаться его перехитрить и не строить из себя умников.

Абу Рафа подумал, что Даян был прав, чтоб ему сгнить, собаке. Проклятые израильтяне не раз добивались успеха — и научились успешно комбинировать оба метода ведения боевых действий.

Раздражение Абу Рафа еще более усилилось при последнем происшествии: танк-трактор, который должен был атаковать одновременно с дирижаблями, сломался менее чем в пятистах метрах от ворот. Поломка была не очень серьезной, но она произошла тогда, когда дирижабли уже было невозможно вернуть назад, поэтому совместная атака не удалась.

Утешало, что огонь противника был слабым и редким, правда, с небольшого расстояния — о чем говорил горький опыт сапера. Это пока была единственная потеря в подразделении “Малабар”. Обнадеженные слабостью противника и окоченевшие от пронизывающего ветра и холодного воздуха, хотя по ирландским понятиям ночь была теплой, коммандос “Малабара” рвались в бой.

Вначале Абу Рафа решил, что ему померещилось, но вскоре он убедился, что то, чему он вначале не поверил, происходит на самом деле: порткулисы, гораздо более серьезное препятствие, чем деревянные ворота, начали подниматься. Вылазка противника? Маловероятно. Хитрость? Они не посмеют это сделать при своем боезапасе. Нет, или они решили сдаться, или механизм порткулис вышел из строя. А может, находящийся там “жертвенник” жив и трудится на их благо?

Как бы то ни было, Аллах решил им улыбнуться. Абу Рафа посмотрел на свой советский радиопередатчик и хотел было связаться с Кадаром, но жажда боя взяла верх.

— Первое отделение, — закричал он, — за мной!

С яростью, которая вызвала бы одобрение самого генерала Даяна, он рванулся вперед, стреляя от бедра. Его примеру последовали орущие, подбадривающие себя призывными выкриками бойцы первого подразделения с автоматами наготове.

Они ворвались через ворота и бросились по сторонам, чтобы прочесать территорию, и в этот момент Абу Рафа понял, что Аллах не сдержал своего обещания.

Двор замка внезапно осветился лучами прожекторов. Прямо впереди него и на зубцах были устроены оградительные сооружения из мешков с песком. Пуля попала ему в грудь, разворотила ребра и разорвала на куски легкие. Он успел увидеть, как три его бойца разлетелись на части от взрыва гранаты, брошенной из отверстия в укрытии, и еще опускающиеся порткулисы.

Прежде чем порткулисы опустились, во двор вбежали одиннадцать террористов — больше, чем предполагали защитники замка. Двор представлял собой идеальное поле боя, и в первые мгновения их союзником был эффект неожиданности. На террористов были нацелены две пушки, управляемые Медведем и де Гювэном, Фицдуэйн, Джудит и Хенсен вели огонь от зубцов. Ноубл и Андреас находились сзади.

Семь террористов погибли при первом залпе огня до того, как прожекторы были выключены. Еще двое попытались вскарабкаться на порткулисы и предупредить товарищей, находящихся снаружи, но их подстрелил Андреас.

Оставалось еще двое. Один устроился у зубцов, в двадцати метрах от того места, где лежала без сознания Итен. Хенсен наложил ей повязку, и кровотечение приостановилось. Другой находился непосредственно под ним. Он укрылся в сарае — в том самом, который служил мишенью для пушек, — и вел стрельбу из окон. Огонь его был сосредоточенным. Медведь и де Гювэн были не в состоянии даже приподнять головы. Они не могли подобраться к пушкам и перезарядить их, не подставив себя под огонь противника.

Андреас вытащил из гранатомета флешевые заряды. Еще имелись бронебойные снаряды сорокового калибра. После того как он зарядил двумя снарядами орудие, у него оставалось два бронебойных снаряда. В основном он располагал стандартными гранатами М406НЕ, но было еще несколько специальных гранат.

Фицдуэйн был у зубцов, по диагонали от террористов. Мешки с песком теперь им только на руку. Лазутчик на парапете был надежно укрыт мешками, уложенными зигзагом, и его" местоположение было идеальным для того, чтобы поливать огнем весь двор. Наибольшую угрозу представляло то, что, находясь в этом месте, он мог обеспечить беспрепятственный подход подкреплению для штурма этой стены. Фицдуэйн начал осознавать, что его первоначальный план по истреблению противника имел и свою оборотную сторону.