Страница 6 из 44
Впрочем, вероятно, я все же зря назвал Лаврентия Павловича гуманистом иронически. С точки зрения людоедского режима, поставившего его у власти, он действительно проявил недопустимый «ложный гуманизм», продиктованный «фальшивыми общечеловеческими ценностями». По крайней мере, так полагает С. Кремлев. Вот его резюме ситуации: в качестве главы НКВД Берия должен был принять решение о расстреле вдовы Бухарина.
Это за что же? Да потому, что «убедился в ее непримиримости». Ну в самом деле, заявления о том, что она уверена в невиновности мужа — с точки зрения тоталитарного режима крамола страшная! Партия и правительство ясно сказали: виновен, а ты, сучка, еще сомневаешься! Люди, понимаешь, осужденных отцов-матерей проклинают, чтобы на воле остаться (весьма распространенная практика того времени, что, впрочем, далеко не всегда спасало), а она, видите ли, уверена в невиновности мужа!
Да она ж еще крамольные стишки писала: «Черный ворон, злой, коварный, Сердце, мозг его (Бухарина. — ДВ.) клевал… Раскормился, все не сыт! И разнес он (Сталин. — Д. В.) по России Страх и рабство, гнет и стыд» (3. С. 253–254). Вот уж поистине: «Спасибо, за стишки в газете не расстреляли! Дали всего три года… Если бы царь судил вас по вашим законам, он бы еще тысячу лет царствовал!» (те же «Дети Арбата»). Только у реальной вдовы Бухарина, в отличие от выдуманного Рыбаковым Саши Панкратова, стишки были даже не в стенгазете, а в личном дневнике, и не отделалась она тремя годами, и не ссылки…
В качестве еще одного примера гуманности Берия приводится факт расстрела начальника одного из больших лагерей (Печорлага) Г. П. Большакова за плохую организацию питания зэков, которые мрут как мухи. Кроме того, дается распоряжение подвезти достаточное количество продовольствия, вещевого довольствия, белья и медикаментов и «ввести для ослабленных з/к усиленные нормы питания, разрешив израсходовать для этого 2,5 млн руб.» (зима 1940/41 г.) (1. С. 211).
Однако тут не «гуманизм», а голый расчет: если зэки перемрут, кто работать будет? Новых пригнать — нельзя: не 37-й год, страна уже к войне готовится, люди в других местах нужны. Вспомним, что ведь и в нацистских концлагерях заключенных раз в неделю досыта кормили мясом — чтобы работали хорошо. Давайте, что ли, на этом основании и Гитлера с Гиммлером в гуманисты запишем? Чем они хуже?
Кстати, смертность в Печорлаге была не такая уж большая — из 37 706 прибывших за 1940 г. умерло 3664 человека, менее 10 %. Для сравнения: на Беломорканале за зиму 1931/32 г., как считается, умерло 100 тыс. — 100 % первоначального числа зэков на стройке! Ну ладно, тут, допустим, виноват «враг народа» Ягода с его «перегибами», но и при Берии в Мариинском лагере, например, за короткий срок вымерло от тифа 15 000 чел.[16]
А может, дело в другом: Г. П. Большаков еще в 1937-м или 1938 г. был назначен начальником Западного отделения БАМЛага.[17] То есть явно еще «ежовский» (если вообще не более ранний — «ягодинский») кадр. Так, может, на «ежовца» все и повесили, использовав смертность в лагерях как предлог?
Вообще, в комментариях Кремлева приводятся данные о смертности заключенных в лагерях, взятые опять-таки непонятно откуда и смехотворно низкие (по Южному ИТЛ — 1,01 %, ниже, чем на воле в современной России (1,4 %) и в Чехии (1,1 %), и добавляется, что «основу труда в СССР составлял свободный труд, а не рабский» (1. С. 155). Что же, если имеется в виду, что зэки всегда были меньшинством в СССР, тогда согласен, хотя и тут сталинисты в разы занижают их численность. Только вот можно ли назвать «свободным» труд рабочих (о колхозниках не говорю), которые не имели права по Указу от 26 июня 1940 г. сменить место работы, зато по Указу от 19 октября того же года могли быть переведены на другое место работы без их согласия.
Впрочем, если бы и не было этих указов, то принудительный труд имеет четкие критерии: 1. Работать заставляют. 2. Условия труда безраздельно определяет работодатель. 3. Уход с работы или отказ от нее не допускаются мерами физического принуждения. И какого из этих критериев не было в наличии в сталинском (впрочем, и в послесталинском) СССР?
Говоря о свободе и рабстве, нельзя не сказать еще об одном аспекте проблемы.
Вот (в начале 1947 г.) Лаврентий Павлович пишет в дневнике о невозможности эффективного планирования в таких громадных масштабах, как масштабы всей страны, тем более такой огромной: «У них («буржуев». — Д. В.) план внутри завода, а у нас на огромную страну. (Можно бы еще добавить, что «буржуй» рискует своими деньгами, а советский чиновник из Госплана — государственными, т. е. ничьими — Д. В.). Как планировать? Выход вижу в подборе кадров и предоставлении им самостоятельности. Но надо обеспечить контроль». И далее: «Верить надо в людей» (3. С. 31). Ну, как «верили в людей» при Сталине — отдельная тема, а мы спросим: так все же что — самостоятельность или контроль?
И тут необходимо большое отступление: прослеживается аналогия с Петром I и его окружением. Пребывая в составе Великого посольства в Англии в 1698 г., Петр восхищался английским парламентом, на заседании которого присутствовал инкогнито. «Весело слышать, — сказал, по свидетельству А. К. Нартова, царь, — когда сыны отечества королю говорят явно правду, сему-то у англичан учиться должно».[18] И действительно, Петр не гнушался и сам выслушивать правду от подданных, но он так и не понял, что для того, чтобы стремление говорить правду стало второй натурой человека, нужна свобода.
Вновь и вновь идеологи петровских реформ (например, Федор Салтыков) повторяют, что из английского опыта надо взять только то, что приличествует самодержавию, а И. Т. Посошков прямо осуждает порядки в «других государствах» (очевидно, имеются в виду уже ставшие на буржуазно-парламентский путь Англия и Голландия), когда короли «не могут по своей воле что сотворить, но самовластны у них подданные, а паче купецкие люди», тогда как, вообще-то, по мнению Посошкова, «царь как чему повелит быть, так и подобает тому быть неизменно».[19] Вот и соратники Сталина явно не поняли таких вещей.
Внешняя политика до 1941 г
Однако главное в дневнике, судя по всему, внешняя политика, точнее, Вторая мировая война, её пред- и постистория. Собственно, все правление Сталина — это так или иначе Вторая (или готовившаяся им Третья) мировая война. И весь Большой (и прочий) Террор — часть подготовки к войне, «укрепление тыла».
В самом деле, например, Большой Террор 1936–1938 гг. был необходим, помимо всего прочего, и для того, чтобы немедленно затем ввести драконовские указы, закрепощавшие рабочих на производстве (знаменитые Указы Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня и 19 октября 1940 г. о запрещении самовольного перехода рабочих с одного предприятия на другое и о возможности их принудительного перевода на другую работу), означавшие фактически — в мирное время, без всякого объявления военного положения, мобилизации и т. д. — перевод режима работы промышленности на военные рельсы, и чтобы никто не пикнул.[20]
А коллективизация? Она тоже проводилась в интересах «мировой революции» (точнее, мировой войны, итогом которой должна была стать «Земшарная Республика Советов». Потому что «именно свободное крестьянство воспротивилось бы советизации Эфиопии и Антарктиды, ибо за Коминтерн и его авантюры расплачиваться мужику и кровь лить — мужику».[21]
16
Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. Ч. 3. Гл. 3,4.
17
Селезнев Е. Бамовское счастье Тайшета// Сайт http://d-v-sokolov.livejournal.com/274318.html.
18
Нартов А. К. Достопамятные повествования и речи Петра Великого // Петр Великий. Воспоминания, дневниковые записи, анекдоты. СПб., 1993. С. 255.
19
История СССР под ред. В. В. Мавродина. Ч. 1. С древнейших времен до 1861 года. М., 1979. С. 366–368.
20
Суворов В. День-М. С. 218–221.
21
Суворов В. Последняя республика. М., 1995. С. 77.