Страница 76 из 89
Словно кто-то, отпустив наперед грехи, оповестил об условном часе всю шваль, взбаламученную очистительным вихрем.
— Первым делом на Ломбард-стрит! — скомандовал Бучер, сообразив, что у фламандцев ему уже нечего делать.
Богатые купцы были начеку и даже выставили охрану, а беднота не интересовала старшину мясников. Фландрские сукноделы — не его конкуренты. Хорошо зная Лондон, он повел свою заметно поредевшую шайку кратчайшей дорогой. Остались самые стойкие охотнички за чужими деньгами. Гнилозубый Рыбник, как нетерпеливый пес, то забегал вперед, то жался к ногам.
Летописцы, перевидавшие столько зверств, глухо отзываются о подробностях той омерзительной ночи. Нельзя установить даже приблизительное число жертв. Ничего не поделаешь: что кануло в Лету, то кануло безвозвратно. И все же всегда отыщется какая-нибудь деталька, невесомая шелковинка, которая поможет связать времена.
Специальные таблицы и поправки на летосчисления позволяют установить фазу Луны. Поэтому достоверно известно, что в ночь на пятницу с четырнадцатого на пятнадцатое июня в полную силу светил серебряный диск. «От солнца — сера, ртуть же от луны», — как прозорливо заметил Джеффри Чосер, ставший невольным свидетелем погрома. Отдельных физиономий он, понятно, не разглядел, но угадал в общем верно. Его тайные записи либо вообще не дошли до нас, либо неузнаваемо преобразились в алхимическом горне стиха.
С разных концов пробирались на Картер-Лейн группки вооруженных людей. Одни, оказавшись в кромешной тени стен, вообще пропадали из глаз, другие, постояв зачем-то минуту-другую, спешили мимо, а кое-кто и проскальзывал в боковые ворота.
Звездно вспыхивали стальные наконечники, лязгал доспех, до самого рассвета метались огни в бессонных окнах дворца. Почему повстанцы не оцепили замок, подобно тому как это было сделано в Тауэре, дав правительству передышку в самый критический момент? Цветами сонного мака обернулись победные лавры. Ожесточенно спорили вожди, унося на груди вожделенные грамоты, покидали столицу отряды, а под покровом ночи вершилась зловещая подозрительная возня.
Словно откликаясь на предсмертный крик «Поющего лебедя», от Людгейта к замку пробирался Бошан Уорик. Хоть и не было шлема на нем, украшенного изогнутой шеей вернейшей птицы, но расшитый иерусалимскими крестами плащ с головой выдавал эрла. Алый бархат черным виделся в лунном свете, но зато сверкало шитье. Добрая сотня рыцарей следовала за лордом. Первым шел юноша в коротеньком джекке. Все обнажила луна: упрямые брови, дерзкие губы и меч на плече. Как рана, чернела пятилепестковая роза Ланкастеров на белом щите. Генри Болинброк не подвел отца. Из шелковинок связывались новые узлы. В калейдоскопе событий кристаллизовались зародыши «Войны роз».
Спешили подкрепления и со стороны Сити. Однако верные Уолуорсу нотабли почему-то вели своих людей не в Уордроб, а в сторону Смитфилда, где по пятницам продают лошадей. Непонятный маневр. Разве что ради обмана? Но кого обманывать, если никто не следит!
К мосту приближалась кавалькада с рыцарем Нолзом во главе. Высадившись в Саутгемптоне, куда прибыл на галерах Венецианской республики, коннетабль беспрепятственно миновал все повстанческие заставы и скакал теперь через Саусуарк, оставив за спиной закопченные остовы тюрем. Они произвели должное впечатление, и сэр Роберт внутренне готовил себя к столкновению. Но его не задержали даже у мостовой башни. Как только взошло солнце и была снята замыкающая цепь, доблестный защитник без хлопот въехал в город.
Простодушные крестьяне, узнав значки Нолза, приветствовали его как героя. Так прошла эта гадкая ночь, случайным фрагментам которой еще предстояло сложиться в зловещую фреску. Пока все оттенки затушеваны ртутью и сажей, лишь тени мелькают вдоль домов и заборов да шмыгают жирные крысы, копаясь в отбросах.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
ОТЛИВ
…Обуздывать злодеев, бунтовщиков и всех прочих злоумышленников, преследовать, арестовывать, хватать и наказывать их соответственно тому, совершили ли они преступление или укрывали преступника, заключать их в тюрьму и подвергать должным наказаниям… а также собирать сведения и разузнавать о всех, кто бродяжничает и не хочет работать так, как работал до настоящего времени.
Наступило субботнее утро, такое же погожее, как и вся промелькнувшая неделя. В пределах лондонских стен осталось менее половины повстанческой армии. Ее ядро составляли кентцы, постановившие держаться до конца. Они не слишком полагались на королевские патенты, выданные с такой подозрительной легкостью. Беглый капеллан Джек эт Ли, знаток юридических тонкостей, разъяснял всем и каждому, что без одобрения парламента грамоты не имеют законной силы. Одни прислушивались, другие сомневались, но большинство было заворожено монаршей подписью. Вера в божественную избранность и всесилие верховной власти оставалась непререкаемой.
На юг, на восток, на север от городских валов дороги были заполнены уходящими. Шли с песнями, веселыми шутками, не соблюдая строя. Вереницы крестьян напоминали развеянные ветром облачные гряды. Грозовая туча выпала благодатным ливнем, в венце радуг сиял омытый горизонт. И никого не волновало, куда плывут белые разрозненные барашки. Несмотря на оружие и знамена, то были уже не боевые отряды. Воцарился мир и в человецех благоволение.
Командиры, снабженные высокими полномочиями королевских советников, легко поддались общему благодушию.
Навстречу попадались посланцы из дальних графств. Окрыленные слухами о великих победах, спешили в столицу представители «Большого общества» из Норфолка, Хантингдоншира, Кембриджшира, Суффолка. И каждый хотел убедиться во всем собственными глазами, вызнать новости, потрогать болтающиеся на свитках печати. Грамотей попадался один на дюжину, но все, кто мог разобрать щедро украшенные завитками буквы, подтверждали: все правильно, все по закону.
Уот Тайлер, прикорнув на часок перед самым рассветом, пробудился с первым ударом колокола и сразу же выехал в Майл-Энд на совет командиров. Его сопровождали Болл, Джон Цирюльник из Кента и клейменый каменщик из Нортгемптона. Булочник Кейв и Джон Шерли находились при Хоукере, а Строу с Фарингдоном объезжали квартиры. Никто из них с достоверностью не мог сообщить, сколько осталось людей.
На подходе к Чипсайду опять пришлось пережидать крестный ход.
— Никак не угомонятся, захребетники, — проворчал Болл. — Наши дурачки пляшут от радости, а они, знай себе, воюют… Может, пугнем?
— Наведешь порядок, отец, когда примасом станешь, — посоветовал Тайлер. — У нас своих забот хватает. Подумай лучше, как народ остановить.
— Запереть все ворота и никого не выпускать, пока не добьемся полного удовлетворения, — выпалил мрачно настроенный Джон Каменщик. — Довольно цацкаться!
— За наших парней я ручаюсь, — обиделся Цирюльник. — Нас, кентцев, не проведешь. Где стояли, там и будем стоять.
— Правда не нуждается в красном воске, — сурово процедил Болл. — Зато обман сам закручивается в буллу. Мы хотели, чтоб все по закону? Вот нас и провели. Впредь будем умнее.
— Сами виноваты! — стоял на своем Каменщик. — А ворота я все ж бы закрыл.
Всю ночь он провел в трудных переговорах с братьями по цеху и горел в лихорадке бессонницы.
— Со своими воевать собираешься? — одернул его Тайлер. — Люди пошли с нами по собственной воле, и негоже чинить им препятствия. Мы — не лорды. Общины сами вправе решать, как и чего. Не принуждать нужно, братья, а убеждать. Раскройте людям глаза, объясните… Не верю, отец, — оборотился он к Боллу, — что все проторены тропы и нет больше слов, чтоб зажечь сердца.