Страница 70 из 89
Без всякого интереса кружили черные птицы над бесформенным прахом, свисавшим с зубцов. Призраки царственных узников, как белые чайки, метались в черных амбразурах. Стонали засовы, скрипели замки, хлопали тяжеленные двери.
Этой ночью не спали в Тауэре. Королева-мать распорядилась осветить каждый угол и закуток. Молчаливая стража в остроконечных шлемах и старинных кольчугах выстроилась на стенах. Вышколенные часовые заступили посты вдоль лестниц и коридоров. Тишина стояла такая, что было слышно, как потрескивают рассохшиеся половицы. Ветер с реки шатал жаркое пламя.
Отказавшись от вина и мяса, король ограничился яйцами всмятку, полагая по наивности, что их нельзя отравить. Сложная процедура проверки с помощью лангье — оправленных в золото змеиных зубов и рога нарвала, краснеющего от яда, заняла бы уйму времени.
Ричард всегда опасался тайных убийц. Теперь детские страхи грозили перерасти в манию. Смертельная опасность подстерегала на каждом шагу. Кружка с водой, разрезанный плод, свечка, ночная рубашка — всюду мерещилась изощренно замаскированная отрава. Вид вертела или даже простой кочерги мог довести несчастного юношу до истерики. Рассказы о жуткой кончине Эдуарда Второго, которому раскаленный прут засадили в прямую кишку, долго не выходили из головы. Каминные приспособления в королевских покоях были строжайше запрещены.
Перед началом совета Ричард уединился с Солсбери, чье влияние при дворе необычайно возросло. В руках проницательного вельможи, нащупавшего болезненную струну, юный король был подобен мягкому воску. Как следует, но не до потери сознания застращав воспитанника, эрл ловко подсунул ему спасительный выход.
— Обещания ничего не значат, — вкрадчиво поучал он, бесшумно ступая по длинношерстным веприным шкурам, сплошь устилавшим полы королевской опочивальни. — Изреченные, записанные чернилами, скрепленные подписью и какой угодно печатью. Они есть и останутся не более чем словами, и ничто в мире не способно изменить их изначальную суть. Когда дойдет дело до исполнения, отыщется и подходящий предлог.
— Но, насколько я понял матушку, они не удовлетворятся одними посулами. Меня вынуждают поставить подпись.
— И превосходно!.. Как только изменятся обстоятельства, вы, наверное, не откажете себе в удовольствии собственноручно разорвать ваши королевские обязательства на мелкие кусочки? Проклятье! — Солсбери неосторожно задел плечом витой столбик над ложем, и с балдахина на голову посыпалась черная паутина.
— Вы считаете, это возможно?
— Почему нет? Бумага не отличается особой прочностью, к тому же превосходно горит.
— Но есть закон, сэр!
— В самом деле. — Солсбери иронически прищурил глаз, — Questio quid juris.[98] Когда очень нужно, закон молчит.
— Попробовали бы вы сказать такое в парламенте!
— Я не спешу на виселицу, ваша милость. Для парламента у меня заготовлены другие рекомендации.
— Вы даете мне урок вероломства?
— Отнюдь. Я бы скорее назвал это государственной мудростью. Дипломатической уловкой, на самый худой конец.
— А люди, милорд? Как быть с людьми? Разве мы не обязаны защищать тех, кто нам безраздельно предан?
— Обязаны? В том-то и заключаются соблазнительные прелести власти, что она позволяет перешагивать через определенные пределы. Не через все, а лишь через определенные, ваша милость. И здесь важно уметь почувствовать зависимость этой, зачастую необозначенной, определенности от обстоятельств. Я выражаюсь достаточно ясно? Короче говоря, границы определяются обстоятельствами.
— И вы находите, что в нынешних обстоятельствах…
— Вот именно! — Солсбери поспешил укрепить короля в его пока еще робкой догадке. — Колебания делают честь вашему золотому сердцу, но они неуместны. Если спокойствие и благосостояние королевства могут быть достигнуты ценой столь незначительной уступки, то, не побоюсь сказать, за нас само небо.
— Вы на самом деле считаете ее незначительной? — Ричард смущенно порозовел.
— Бывший канцлер? — притворно зевнув, Солсбери деликатно прикрыл рот пальцами, унизанными перстнями. — Незадачливый казначей?.. Кто там еще? На то и существуют подставы, чтобы вовремя сменить лошадей. Эту маленькую, но необходимую процедуру надо научиться выполнять с деловитым спокойствием. Иначе управление государством превратится в сплошную муку. Меньше думайте о собственной особе, ваша милость. Все ваши помыслы должны занимать Англия и ее народ. Мы, англичане, не только отважны, но и глубоко преданы королю. Нет большего счастья для подданных, чем отдать жизнь за своего сюзерена. Вы хорошо поняли меня, ваша милость?
— Значит, вы полагаете…
— Я абсолютно уверен, что у вас есть полная свобода маневра, мой добрый король.
— Мне следует заявить об этом на совете?
— Не вижу необходимости. Зачем предвосхищать события? Стоит ли напоминать, что окружающие вас верные слуги, мягко говоря, не страдают недогадливостью? Скорее, напротив… Все станет ясно без лишних слов… Впрочем, человеколюбие и деликатность подсказывают, что кое-кого следовало бы поставить в известность заранее. Вернее не поставить, а лишь намекнуть.
— Правильно ли я вас понял, милорд?
— Полагаю, что так. Мне, например, окажись я в положении бедного Седбери, было бы неприятно присутствовать на совете. Зачем доставлять человеку лишние хлопоты?.. Ричард Арондел, к сожалению, прав, но как он несдержан в своих наскоках.
Королевский совет собрался незадолго до полуночи. Зал к этому времени основательно протопили, но так и не потрудились как следует вымести.
Архиепископ и лорд-казначей отсутствовали. После мессы, которую служил, по обыкновению, он сам, Седбери остался в капелле, а гордый госпитальер заперся у себя в спальне. О них даже не вспомнили. Арондел преспокойно занял еще не остывшее место во главе стола.
Мэр Уолуорс, чьи заведения пострадали не только в Саусуарке, но и по всему Лондону, горел жаждой мщения.
— Я предлагаю немедленно ударить по босоногим негодяям, — брызгая слюной, выпалил он, не дожидаясь приглашения временного хранителя печати. — Сити может выставить шесть-семь тысяч воинов. Вместе с гарнизоном это образует внушительную силу. Бунтовщики не успеют продрать глаза, как им снесут головы. Первым делом надо перерезать глотку этому Тайлеру. От такого удара они не скоро очухаются. Тем временем мы запрем все ворота и отрежем город от банды, расположившейся в Майл-Энде. Надо всыпать, чтобы внуки запомнили.
Грубость неотесанного мужлана несколько покоробила утонченных сановников, но его план пришелся им явно по вкусу. Стремительно, радикально и на удивление просто. Быть может, слишком просто, свербило тайное опасение.
Но Солсбери отверг предложение с ходу, не постеснявшись назвать Уолуорса опасным невеждой.
— Допустим, тебе удастся отправить на тот свет сотню-другую сонных тетерь. И что за этим последует? Переполох вскоре уляжется, повстанцы перестроят свои ряды и всей мощью обрушатся на Тауэр. Уверяю тебя, достопочтенный мэр, ярость их будет ужасна. Вот тогда-то и прольется настоящая кровь. Даже за безопасность королевских особ нельзя поручиться. Гарнизон в шестьсот копий не сможет долго противостоять натиску многократно превосходящего в силах противника. Бойтесь поранить спящего зверя. Если уж бить, то наверняка, но мы, к несчастью, такой возможностью не располагаем. Приняв подобный план, мы разом теряем все.
— «И тогда Англия превратится в пустыню», — насмешливо воспроизвел Эдмунд Ленгли знаменитую фразу Солсбери.
— Именно так, милорд, — без тени улыбки склонил голову эрл. — Мы совершим непоправимую ошибку, и с нами будет покончено навсегда. Я призываю вас крепко задуматься, прежде чем принять решение. Никогда прежде королевство и королевская власть не находились под такой угрозой, как ныне.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Эдмунд, зараженный мрачной уверенностью нового фаворита. — У тебя есть другой план?
98
Что говорит закон (лат.) — формула, открывающая судопроизводство.