Боевая молодость

Я лихорадочно думал, как продолжить разговор.

— Не знаю, не знаю, где он, что с ним, — шептала она будто бы сама себе.

— Ирина Владимировна… — Я встал, подошел к ней. Взял руку ее и поцеловал. — Извините меня. Я сейчас оставлю вас. Я попозже зайду. Или завтра. Когда вам будет удобней?

— Нет, нет, не уходите, — быстро заговорила она, доставая платок. — Я сейчас успокоюсь. Я уже спокойна. — Она попыталась улыбнуться. — Я рада, что вы пришли. Я теперь одинока. Знакомые оставили меня. Садитесь, прошу вас. Простите. Как…

— Иван Иванович Буданцев.

— Я уже спокойна, Иван Иванович.

— И где Борис сейчас? — спросил я.

— Перевели в тюрьму. Сначала в комендатуре сидел, потом в тюрьму перевели.

— И в чем же его обвиняют?

— Не знаю. Ничего не знаю. Я ходила в чека, сказали, разберутся и выпустят. Но оттуда, вы знаете, Иван Иванович, никого не выпускают!.. Спрашивали у меня, кто у нас из посторонних бывает в доме. Но к нам давно никто не приходил! Только Варварушка приходит, пожилая женщина, она воду носит мне, полы моет…

В голосе ее была такая искренность, что мне делалось неловко. Даже стыдно за самого себя, что надуваю несчастную мать. Но она говорила, а глаз с меня не спускала! Даже поднося платок к лицу, следила за мной. Или так кажется мне, думал я.

Вдруг она поспешно встала.

— Сидите, сидите, — проговорила она, — я забыла обязанности хозяйки дома. Сейчас будем пить чай. Прислуги давно нет, я сама управляюсь.

— Помочь вам? — Мне хотелось пройти на кухню, узнать, есть ли оттуда второй выход.

— Нет, нет. Сидите, сидите. Я сейчас. — Она вышла.

Я потрогал двери в другие комнаты. Одна была заперта. Вторая вела в спальню хозяйки. Услышав шаги, я сел в кресло.

За чаем я узнал, что мужа ее, полковника царской армии в отставке убили при налете махновской банды. Махновцев она называла не бандитами, а — красными. Я не поправлял ее.

— Ночью мужа вызвали во двор, застрелили. Ворвались сюда. Шкатулка с драгоценностями стояла в спальне под тумбочкой. Сразу нашли ее и убежали… И до возвращения сына я одна жила. Когда Боря вернулся, худой, слабый, денщик его под руки привел, Федором, кажется, звали, то от новой власти не прятался. Сам сходил к начальству, его записали. А потом ему предложили быть командиром эскадрона при военкомате. Он сразу согласился. Он не напрашивался, ему предложили, и он сразу согласился…

— Ирина Владимировна, а не могли его арестовать по подозрению в попытке снова уйти к белым? — спросил я, соображая, как мне навести разговор на Андриевского — на «маленького капитана в пенсне».

— Но у Бори не могло быть таких мыслей. Он бы не оставил меня на расправу красным.

Она была уверена, что красные непременно расстреляли бы ее. Но почему тогда Гавронский исчез из казармы, никого не предупредив?

— Да, все получилось как-то нелепо, — говорил я. — А скажите, Ирина Владимировна, вы не знаете ли, где сейчас и что поделывает «наш маленький капитан в пенсне»? — Я засмеялся. — Боря говорил, вы так его прозвали.

— Не знаю, где Андриевский, Иван Иванович, — вздохнула она. — Приятный был человек. Интеллигентный. Такой разговорчивый. Помню, Боря, когда вернулся домой, говорил, что маленький капитан уехал в Крым, но этой весной неожиданно встретил его на вокзале. Андриевский ждал поезда на Харьков. Кажется, так. Андриевский обещал на обратном пути заехать к нам, рассказать о своих делах. Передал привет Борису от его невесты Лидии. Говорил, что и она скоро приедет в Екатеринослав. Но ни Лидия, ни Андриевский так и не появились. Боря беспокоился за Лидию.

— А где Лидия сейчас?

— Не знаю, Иван Иванович! Я ведь даже не видела ее ни разу. Знаю, что Боря познакомился с ней в станице Кореновской, где стоял их полк. Отец ее погиб, он был начальником Кадетского корпуса, а дядя работал врачом в Кореновской. Мать Лидии умерла от тифа, она и жила у дяди. Хоть бы она приехала, господи!

Я силился вспомнить, что написано в дневнике Гавронского о невесте, но как раз это вылетело из головы. Забылось.

— А вы где видели Андриевского в последний раз? — вдруг спросила Гавронская.

Тут уж я, кажется, вздрогнул. Такого вопроса я не ждал. В прихожей послышался шорох, что-то стукнуло. Гавронская побледнела, прислушалась.

— Вот и Варварушка пришла, — проговорила она с облегчением. — Варварушка, ты там? — крикнула она.

— Я, я, Ирина Владимировна, — откликнулся тонкий голосок. — Водицы принесла.

— Боже мой, боже мой, когда кончится такая жизнь, — говорила Гавронская, — всего боишься! Так где вы видели маленького капитана?

Я решил сыграть ва-банк. Довольно болтовни. Хватит.

— В Крыму, Ирина Владимировна. В штабе контрразведки Врангеля. Он должен был через Мелитополь пробраться сюда, в Екатеринослав.

Неподдельное изумление выразилось на лице Гавронской. Она поставила чашку.

— Так вы оттуда? — прошептала она.

— Да. Мне надо встретиться с Борисом и Андриевским.

— Разве Андриевский в городе? — Опять неподдельное изумление. — Но он не заходил к нам!

— Очевидно, ему нельзя было встречаться с Борисом. Но Борис знает, как его найти, понимаете? — Я уже говорил официальным тоном. — Цель моего визита к вам — узнать у вашего сына адрес Андриевского.

Я жалел, что не взял у Потапова револьвер, я ждал, что сейчас запертые двери распахнутся, выйдет сам Андриевский. Но было тихо. Варварушка в прихожей брякнула ведрами, входная дверь скрипнула. И опять ни звука. Гавронская вся обмякла, руки упали на колени. Ухоженное лицо разом осунулось, покрылось морщинами.

— Вот за что, вот за что арестовали! — произнесла она. — Слушайте, но Боря ни в чем не виноват перед ними. — Она цепко схватила мою руку. — Он ничего не делал! Как спасти его? Как?

— Успокойтесь, Ирина Владимировна, успокойтесь. Прежде всего надо найти Андриевского, понимаете? Надо узнать, что с ним. На свободе он или нет? Если он не арестован, то Борису ничто не грозит, понимаете? — Она пришла в себя, внимательно слушала. — Если Андриевский на свободе, арест Бориса с ним не связан и Бориса вскоре отпустят.

— Вы думаете?

— Конечно.

— Но я не знаю адреса капитана, не знаю! — Опять потекли слезы.

Я готов был верить им.

— Вот что, Ирина Владимировна, — сказал я. — Вы завтра же идите в чека, просите свидания с сыном.

— Я просила уже, не дают! — простонала она.

— Просите еще и еще. Вы мать. Найдите самого главного начальника. У него просите. Не бойтесь их, вам они ничего не сделают. — Я взглянул на часы. — А мне уже пора. — Я взял ее вялую руку и поцеловал. — Если обо мне кто будет спрашивать, может найти меня в Горном институте. Я числюсь там студентом. До свиданья. На днях я наведаюсь к вам. Успокойтесь, все будет хорошо.

На улице я с облегчением вздохнул. Пот прошиб меня. Сердце колотилось. Уже смеркалось, когда вернулся домой. Хозяева спали. Опять я не мог долго уснуть, а потом во сне почудилось, будто мост через Днепр взорвали. Все бегут к мосту, я тоже бегу. Потапов догоняет меня. Грозит наганом, ругается и кричит. Взорванный мост окутан дымом. Вдруг все уставились на меня. Раздались крики: «Он, он виноват!» Я попятился от кричавших и вдруг увидел среди них маленького человечка, ростом с подростка. На плечах его блестели погоны, он был в пенсне и корчился от хохота. Я бросился к нему и… проснулся с криком.

Утром я схватил вторую тетрадь дневника, нашел место, где Гавронский упоминал о своей невесте Лидии.

«Вчера познакомился на балу, который давал атаман станицы Кореновской в честь нашего командира полка, с прелестной девушкой Лидой. Она окончила Новочеркасскую гимназию. Отец ее — начальник Новочеркасского кадетского корпуса. Здесь она гостит у своего дяди — врача местной больницы».

И в самом конце дневника: