Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца

У Берии, например, были сапоги, у которых носок как будто обрубленный, квадратный. А у Сталина — не острый, не фасонный, просто немно­го закругленный. Кто-то любит высокий каблук, кто-то ещё какие-то фасоны. У него все — обычное, не вычурное, не кричащее. У Сталина все в личном обиходе было усредненно, неброско.

Е. Г.: А гости приходили празднично одетые или, как и хозяин, не наряжались?

А. С.: Ничего специально не надевалось. И Светлану специально не наряжали. Часто ведь девочку наряжают куклой. У Сталина в семье нет, все как обычно.

Е. Г.: В преддверии дня рождения и у нас, простых людей, некие хлопоты, радостное возбуждение.

А. С.: Не было этого, не ощущалось совершен­но. Все буднично. Никаких особых ритуалов, все как всегда. Дни рождения у всех членов семьи от­мечали очень скромно. Ну, вот дети ставили пье­су на его день рождения. Это запомнилось. Уст­роили как-то детское представление: Светлана читала стишки, под эти стишки ребятишки подыг­рывали ей в каких-то костюмах, немудряще изго­товленных. Вроде как инсценировка. Когда-то у нее на дне рождения играли в разных зверюшек, должны были их изображать. На меня накинули медвежью полость (шкуру), и я изображал медведя.

Е. Г.: А других людей, друзей? Любимых писате­лей, артистов он сам поздравлял с днем рождения?

А. С.: Думаю, да. Но этого мы не видели, и нам об этом он не говорил. Обслуживающий персо­нал он всегда старался поздравить, сделать пода­рок, следил за этим, помнил. Это я видел и слы­шал: как он житейские пожелания адресовал, очень тепло. Он был внимателен к людям.

Е. Г.: А после смерти Сталина Вы отмечали дни рождения Иосифа Виссарионовича? Может, с Василием? Сейчас отмечаете?

А. С.: С Василием отмечать дни рождения отца после его смерти мы не могли, поскольку самого Василия почти сразу арестовали. А дома мы у се­бя всегда, во все годы, обязательно отмечали день рождения Сталина. С моими товарищами фрон­товыми, которые его очень уважали, с кем служи­ли, воевали, если они были в Москве, и там, где я служил — отмечали всегда. И даже когда имя Сталина усердно замалчивали — обязательно и неизменно отмечали и день его рождения, и день кончины. Сейчас всегда отмечаем с моей доро­гой женой Еленой Юрьевной. И на его могиле у Кремлёвской стены, когда можем, кладём цветы.

Василий Сталин

В очередной приезд к Артёму Фёдоровичу рассматриваем фотографии, где они с Василием. Артём Фёдорович сокрушается: «Столько грязи сейчас льется не только на самого Сталина, но и на Василия! Больно читать. Ведь он был хороший друг, верный товарищ, прекрасный специалист, большой патриот. Его очень высоко ценили и дру­зья, и коллеги. Приближается 85-летие Василия, и сейчас начнут ещё больше грязи лить, как в по­следнее время делается».

Решаем к юбилею сделать беседу о Василии.

А. С.: Если говорить о Василии, надо прямо сказать, что его жизнь — это трагедия от начала до конца. Вообще жизнь детей, особенно сыновей, пер­вых лиц государства, будь то цари, императоры, премьер-министры, — эта жизнь на острие истории.

Мы родились с Василием в одном роддоме с разницей в 19 дней, наши матери дружили, были они и содиректорами детского дома для беспризор­ников и детей руководителей государства. С двух до шести лет и мы с Василием были воспитанника­ми этого детдома. У Василия с самого раннего детства отец всегда был занят. Мать Василия была занята его отцом, она обеспечивала его жизнь, а его жизнь значила много, и она это понимала: она была его помощницей, секретарем, разрывалась между детьми и мужем. И если другие женщины отдают предпочтение детям, то она, может быть, отдавала предпочтение тому великому делу, которым занимался её муж. И поэтому дети воспитывались людьми, обслуживающими дом. Отношение этих людей к Василию было своеобразным: с одной стороны, они должны были его воспитывать, в чем-то ограничивать. С другой, — боялись, что он пожалуется. Ну, а когда Василию минуло 11 лет, он остался без матери и оказался в руках работников охраны и учителей, которых брали в дом. А у семи нянек...

Василий был властолюбивым мальчиком, это да. Мы как-то с ним играли и перегородили громоздким предметом вход в кабинет. Пришел Сталин, посмотрел, спрашивает: «Так. Кто тут у вас главный? Надо освобождать проход». Мы от­вечаем, что оба главные. Он нам: «Нет, должен быть кто-то один главный, командир, а то когда два главных — вот так и получается — застряли. Тогда командование на себя беру я». Сразу сказал, кому куда встать, кому толкнуть, кому нажать — проход освободили. Ну а дальше говорит: «Том (меня так называли домашние) будет главным». Василий в ответ на это: «Ладно, пусть Том будет главным, а я чуточку главнее». «Нет, — говорит Сталин, — так не бывает. Главный всегда один, чуточку главнее не бывает, иначе выйдет нераз­бериха, и опять застрянете».

Е. Г.: Охраняли Василия вне дома?

А. С.: Да, был такой человек, Александр Сергеевич Волков, Василий с ним дружил. Познакомились они в 1934 году в Железноводске, когда Волков издали наблюдал за Василием. Василий сказал ему: «Чего ты там ходишь? Иди сюда».

В отношения с товарищами охраняющий не вмешивался. Василий и ссорился с друзьями, и ругался. И его ругали. Все на равных. Пожаловаться было для него немыслимо! Василия любили товарищи и дружили с ним по-настоящему: ходили в кино, в Парк культуры, играли в футбол.

Был он очень хорошим рукоделом, у него в этом был прекрасный пример и учитель — его дед Сергей Яковлевич Аллилуев — удивительный мастер во всем, за что брался! По дому он, как впоследствии и Василий, многое делал сам. Умер Сергей Яковлевич в 1945 году. Василий очень любил работать, в семье вообще приветствовался труд, особенно физический. Василий и дома, и на даче много работал: сгре­сти мусор, с крыши сбросить снег, грядки вскопать, починить что-то — он первый, и работал буквально до упаду. Работоспособность у Василия была весьма высокой всегда. Он любил физический труд, работу руками и хорошую работу, выходящую из-под его рук. У меня до сих пор сохранились его рисунки на плоских морских камешках, сделанный в переплете блокнот. Изготовлен этот блокнот мастерски: и с рисунками, и с портретиком вставленным, а ведь Василию тогда было всего десять лет.

Он был талантлив во многом. Был хорошим спортсменом, хотя физически казался не крепким, даже на вид хиленьким. Например, играли старшие в футбол, его брали в команду: не за фамилию, а за ноги. Прекрасно играл в бильярд ещё мальчишкой. Мы с ним в свое время занимались в кавалерийской школе. Нам было по 13–14 лет. Нашими тренерами были мастера. Мы все прыгали конкур пионер-класса. А Василий, только начав заниматься, прыгал с мастерами, чемпионами — с такими, как капитан Эйдинов, Александра Левина, чемпионка СССР, Валентин Мишин. Как известно, лошадь в фамилиях не разбирает­ся, ею управлять нужно. Мастера сами удивля­лись. Конь у него был Борт. И, как говорится, мас­тер на мастере сидел. Они были привязаны друг к другу. Василий заходит в конюшню, Борт его ещё не видит, у себя в деннике стоит, но уже копыта­ми перебирает, ржёт — чувствует Василия, волнуется и радуется. Ну, и Василий подойдет, сразу трепать его, гладить, в морду целовать, кусочек сахара даёт. Я удивлялся, что его так животные любят. А потом понял — они чувствовали, что он их очень любил, и отвечали ему тем же. Это была часть его жизни, а я тогда этого не понимал.

К слову сказать, впервые от капитана Эйдинова, инструктора в конноспортивной школе, где мы с Василием Сталиным занимались, я услышал о Георгии Константиновиче Жукове. Это был 1936 год. Эйдинов, настоящий наездник, расска­зывал нам: «У меня в 1930 году был командиром полка Жуков (а сам он был у него командиром эскадрона). Таких командиров в Красной Армии больше нет. И вы все равно о нем узнаете».