Страница 95 из 104
Прочитав это, я сразу же подумал: «А почему, собственно, опубликовали эту заметку? Не совершил ли Чигери-Ронаи, бывший дипломат, какой-либо ошибки? Если нет, тогда, значит, это сделано намеренно».
«Но к чему вся эта атмосфера секретности? — думал я теперь, бродя по саду. — Наверняка для того, чтобы оказать определенное давление на социал-демократов. С этой целью, видимо, они и хранят содержание переговоров в такой тайне…»
В этот момент я услышал голос Анны Кетли, зовущей меня.
К моему удивлению, она была одна. Когда Кетли посмотрела на меня, я уловил в ее взгляде мудрость, какая бывает только у пожилых людей. Она старалась казаться равнодушной, но я понял, что в глубине ее души бушуют страсти.
— Больше этого человека ко мне не приводите!
— А я думал, что встречи с ним вам не избежать.
— Человек и со змеей может встретиться, когда идет по лесу, но только без особого на то желания.
— Я вас понял, тетушка Аннуш.
Она так странно посмотрела на меня, что мне стало не по себе.
— Вы знаете, зачем приходил этот человек ко мне?
— Представления не имею.
— Верю.
За все утро она первый раз улыбнулась, но улыбка ее получилась печальной.
— Он просил меня не доверять вам.
— Мне? Но почему? — по-настоящему удивился я.
— Потому, что вы красный агент.
И снова я попал в такое положение, выпутаться из которого мне могла помочь только выдержка.
Я понял, что Кетли не поверила Видовичу, иначе она не стала бы со мной даже разговаривать, не сидела бы в саду в столь непринужденной позе.
— Видимо, это очередная провокация и клевета, столь частые в жизни эмигранта, — грустно произнес я, несколько успокоившись.
— Вас интересует, что я ему ответила?
«Еще как интересует!» — едва не воскликнул я, но был вынужден сказать:
— Как хотите, тетушка Аннуш…
— Я ему сказала: «А знаете, Видович, ведь вы пришли ко мне по просьбе человека, которого считаете красным агентом. Как вы это объясните?»
— И что же он вам ответил?
— Сказал, что у него есть повод так думать.
Я взял себя в руки. Беспокойство мое прошло, и я спросил:
— А знаете, тетушка Аннуш, о чем он хотел сказать? О том…
— О том, что в эмиграции вы выступаете вместе с ними. Он так и сказал. Я его попросила немедленно убраться отсюда. Остерегайтесь его!
— И не только его, но и многих других! — Я сообщил ей о том, что произошло до поездки к ней, и показал номер газеты, о которой сказал выше.
— Что ни говорите, а утро сегодня полезное, — заметила она. — Человек учится и в старости, но совещание нам, к сожалению, нужно все же проводить. Политик не может щадить свои личные чувства, если борется ради достижения высокой цели. Однако без Селига и Беньямина к ним на встречу я не пойду.
НА ЗАДНЕМ ПЛАНЕ
Думая о совещании в верхах, я вспомнил, что на нем не присутствовал Шандор Киш. О причине отсутствия Оливера Беньямина я уже знал, но Киш?..
Сколько я ни размышлял, как ни прикидывал, а выходило, что его попросту не пригласили. Нужно было узнать, почему это так случилось.
Ночью того же дня я позвонил Шандору Кишу. С учетом разницы во времени в Нью-Йорке тогда был вечер, поэтому я надеялся застать его дома. Нас быстро соединили.
— Сейчас я уже не знаю, кому верить, — сказал мне Киш.
— Ты и во мне сомневался?
Он замялся, а потом все-таки ответил:
— Знаешь… Откровенно говоря, да.
— Скажи, Шандор, что тут происходит? Собрались вместе шестеро вождей, и каждый из них поднимает на щит самого себя.
— Нам они об этом не сообщили. Пока мы это поняли, они уже все собрались… Миклош, ты один можешь что-то сделать. Кеваго и Кирай лгут. Комитет, по сути дела, пал.
— Но ведь сейчас речь идет о парламенте и правительстве, не так ли?!
— Разумеется. Но для этого имеется «Революционный совет». Кеваго и Кирая попросту купили. Вместе с Белой Варгой, Миклошем Каллаи и Бакач-Бешшенеи они хотят добиться полного единства. Не допускай ни в коем случае, чтобы тетушку Аннуш втянули во что-нибудь!
— За это я ручаюсь! — ответил я как можно увереннее. И на самом деле все мои помыслы и цели были направлены именно на это.
— Ты продержись, пока не приедет Янош. Завтра он вылетает.
Киш имел в виду Яноша Хорвата, председателя «Крестьянского союза».
— А когда он прибывает?
— Сначала он летит в Швейцарию и будет ждать там австрийской визы.
— Хорошо.
На следующий день я послал донесение в Центр, в котором обрисовал сложившееся положение. Сообщил, что в случае успеха новая политическая организация может рассчитывать на признание западными державами и государствами — членами ООН. Доложил я и о тех мерах, которые предпринял.
В ответ я получил указание действовать но своему усмотрению в зависимости от обстановки, но во что бы то ни стало воспрепятствовать созданию эмигрантского парламента и правительства.
Правда, мое положение, связи, авторитет как нельзя лучше способствовали выполнению этого приказа. Ранее я уже рассказывал о том, каким образом мне удалось воспрепятствовать созданию подобного «правительственного представительства». Но теперь задача невероятно усложнилась.
Из-за чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН весь огромный аппарат ЦРУ был поставлен на ноги. Большая часть политиков и военных, находившихся в эмиграции, была подкуплена, с той лишь разницей, что одних купили несколько лет назад, а других — несколько недель. На «независимых» же действовал фактор: пока среди эмиграции нет единства — нет и денег для оказания помощи эмиграции.
В упоминавшейся мною брошюре Деже Шуйока «Несчастья венгерской эмиграции» так охарактеризовано положение:
«Формально комитет никогда не проваливался, так как в этом случае он потерял бы ту огромную сумму, которую ему предоставляли организация «Крестовый поход за свободу», а также комитет и радиостанция «Свободная Европа», положение которых во второй половине 1957 года стало по-настоящему трудным.
Необходимо было найти какой-то выход, но, чтобы спасти положение, должно было произойти настоящее политическое и моральное чудо.
…Все старались куда-нибудь уехать, если у них была хоть искра надежды на то, что они смогут где-то пристроиться и своим бегством подтвердить алиби. На местах остались только те, кого нигде не ждали, и эти люди оказались правы, так как комитет «Свободная Европа» не позволил полностью разбросать штаб комитета. В течение многих месяцев он поддерживал и финансировал его, твердо надеясь на то, что эти деньги привлекут возмущенных и даже сторонников Миклоша Сабо. Так и случилось: тот, кто рассчитывает на силу денег, в большинстве случаев рассчитывает правильно».
Так обстояли дела летом 1957 года. К такому выводу пришла и чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, состоявшаяся осенью. С этой же целью «комитет пяти» подготавливал доклад, занявший несколько сот страниц. Вот для чего было необходимо создание венгерского «свободного парламента» и правительства, которые выступили бы против коммунистов вообще, демонстрируя тем самым свою волю. Та сессия должна была ввести социализм на моральный эшафот.
Взвесив все «за» и «против», я пришел к выводу, что задание будет одновременно и легким, и тяжелым.
Легким — потому, что «тузы» разрывались противоречиями, взаимной завистью и антипатиями.
А тяжелым, и даже очень тяжелым, — потому, что я должен был каждую минуту думать не о борьбе, а о тех, кто рвался к успеху. «Специалисты» ЦРУ внимательно следили за всеми. Они подслушивали наши разговоры, интересовались личной жизнью. Произносимые нами речи анализировались как специалистами, так и машинами. И в такой ситуации я должен был добиться желаемого результата.
После уже упомянутого выше разговора с Шандором Кишем по телефону я немедленно связался с Оливером Беньямином.
Я полагал, что если мне удастся привлечь на свою сторону генерального секретаря «Революционного совета», то и в Европе, и в Америке вся моя деятельность не будет рассматриваться как враждебная Западу. Она будет воспринята как обычный внутренний раздор среди эмиграции. Разумеется, я не сумел бы заранее определить, как далеко могу зайти в своих действиях, как не знал и того, где предел терпения у западных разведок. Иначе говоря, невозможно было определить, где проходит невидимая, воображаемая линия, переступив которую, я сразу же почувствую, как внутренние распри превратились во враждебные по отношению ко мне действия.