Страница 5 из 104
— Все в порядке, господа, — сказал унтер-офицер, возвращая им кусочки картона. — Проходите. Но выход, будьте добры, только через эту дверь…
— Разумеется! — Это произнес второй мужчина, который был повыше ростом. Он улыбнулся дежурному, и оба направились к лифту.
Унтер-офицер остался наедине со своими сомнениями.
«Вот они поднялись на лифте, вышли на пятом этаже. Теперь идут по коридору, — мысленно сопровождал он их в пути. — Сейчас они вошли в приемную подполковника. Секретарша с улыбкой приветствует гостей…»
Внезапно его охватил страх, на лбу выступили капельки пота.
«А что, если это провал? Вдруг этот высокопоставленный офицер обманул их, пообещав им сотрудничать с ними?.. Возможно ли, чтобы подполковник генерального штаба, кавалер ордена витязей, учрежденного самим Хорти, согласился?.. Сообщит в контрразведку, и конец…»
Чтобы хоть как-то успокоиться, унтер-офицер вышел из-за барьерчика и заставил себя прогуляться к дверям, надеясь, что это отвлечет его и он хоть на время забудет о том, что происходит сейчас на пятом этаже…
Предугадать ход событий и оценить шансы он все равно не мог, так уж лучше было думать не об этом, а о чем-нибудь другом…
По улице проехали несколько бронетранспортеров, битком набитых десантниками в стальных шлемах. Солдаты громко пели. А когда их песня смолкла вдали, улица, залитая солнцем, снова приняла мирный вид, словно и не было никакой войны. В скверике напротив прогуливались, опираясь на палочки, старики в теплых пальто; из дверей купален веселой беззаботной гурьбой высыпали гимназисты, перекликаясь между собой и перебрасываясь мокрыми трусиками.
«У этих жизнь будет лучше, чем у нас! Наверняка…» — подумал дежурный. Эта мысль снова заставила его помрачнеть — ведь столь смутная надежда не имела опоры в настоящем.
Настоящее… Оно казалось настолько безысходным, что не могло внушить ничего, кроме страха перед неизвестностью.
Беспокойство вновь сдавило ему сердце. Он вернулся на пост и взглянул на часы: с тех пор как двое неизвестных поднялись на лифте, прошло четверть часа.
«Четверть часа!.. Это слишком мало для серьезного разговора, но слишком много для ожидания. А для допроса? Что, если контрразведчики там, наверху, уже избивают их дубинками? Или вошедших задержали и теперь ждут прихода следователя, вызванного по телефону?»
Тут унтер-офицер вспомнил о том, что должен был сделать в случае неудачи переговоров и угрозы провала. Двое храбрецов, проникших с его помощью в логово врага, будут выбираться сами. Они спустятся сюда, в проходную, и немедленно скроются, а он как дежурный обязан прикрыть их отход любыми средствами.
Он выдвинул ящик стола и, словно ища что-то в его глубине, незаметно придвинул к себе пистолет, дослал патрон в патронник и поставил курок на боевой взвод.
«Что это даст? Ничего. Один в поле не воин. — Сомнения опять охватили молодого человека. Он подавил их усилием воли. — Неправда. Ведь преследователи никак не ожидают выстрела отсюда, с поста дежурного у проходной. А это уже хорошо…»
Вдруг он увидел, как открылась дверь комнаты дежурного офицера. Дежурный появился на пороге и направился к унтер-офицеру таким быстрым шагом, что молодой человек растерялся.
— Унтер-офицер, дайте мне журнал посетителей!
— Слушаюсь, господин капитан! — Молодой человек машинально протянул офицеру переплетенную книгу, стараясь не выдать волнения.
«Значит, провал! — Это было первой мыслью унтер-офицера, когда капитан ушел в свою комнату, унося с собой журнал. — Сейчас он увидит, что я не зарегистрировал последних посетителей, и ему станет ясно, что я их сообщник. Что делать? Тем двоим я помочь уже не смогу, надо спасать себя. Но почему? Разве я боюсь?» Этот вопрос, который он задал самому себе, обжег его нестерпимой болью насмешки.
«Да, я просто трус, я в самом деле боюсь. Но не только за себя, а и за тех, кто должен остаться на свободе, чтобы продолжать борьбу. Я знаю многих из них…»
Он быстро огляделся. Единственным местом, где можно было хоть сколько-нибудь продержаться, отстреливаясь из пистолета, был проем двери дежурной комнаты. Несколько выстрелов он успеет сделать, прежде чем его скосит автоматная очередь противника.
Унтер-офицер вспомнил мать. Она ждет его дома. Что будет с ней теперь?
И вдруг яркий луч солнца пробился с улицы сквозь окно, осветив сумрачный, как склеп, вестибюль. Послышались шаги спускавшихся по мраморным ступеням лестницы людей. Это были те двое, его соратники, его незнакомые друзья. Они оживленно о чем-то переговаривались.
— Господин унтер-офицер, мы уже уходим, — произнес высокий.
— До свидания! — приветливо сказал тот, что был пониже ростом, и, оглянувшись, тихо добавил: — Встретимся на занятиях «хорового кружка».
«Хоровой кружок»! На календаре 19 марта 1944 года, немцы уже полностью оккупировали Венгрию. Отдельные группы антифашистов пытались найти для себя легальные формы прикрытия. То в одном месте, то в другом возникали кружки «любителей пения», на занятиях которых встречались участники антигитлеровской борьбы, чтобы продумать план действий…
Унтер-офицером, который дежурил на проходной в штабе авиационной дивизии, был я, Миклош Сабо. Тогда мне исполнился двадцать один год, но я уже имел некоторый опыт работы в подполье. Однако в организации вооруженного сопротивления я, молодой военный с унтер-офицерскими нашивками на петлицах, сделал в тот день свой первый шаг. Что же касается тех двоих, которые так смело явились в штаб дивизии для переговоров о выработке единой линии с патриотически настроенными офицерами военно-воздушных сил, то они впоследствии стали руководителями «Союза венгерских патриотов», который объединял в своих рядах антифашистов самых различных политических убеждений из разных социальных слоев общества. Союз этот действовал в тесном контакте с пресловутым «Бюро за выход из войны», имевшим целью вывести Венгрию из упряжки Гитлера, сохранив в неприкосновенности власть адмирала Хорти и его правительства.
В этих воспоминаниях я постараюсь рассказать о том, как на протяжении пятнадцати лет своей жизни, полной приключений и драматических эпизодов, начиная с 1942 года и кончая 1957 годом, по воле судьбы я стал активным участником ряда важных событий в истории моей родины. Рассказывая о своем жизненном пути, я, возможно, поведаю читателю о таких случаях и историях, о которых он вообще не знал, а если и знал кое-что, то этого было явно недостаточно, чтобы понимать, как все происходило на самом деле.
Эта книга не исторический роман, написанный на фактическом материале, и тем более не научное исследование, а скорее простыв воспоминания бойца невидимого фронта, который отнюдь не ставил перед собой задачу дать детальный анализ всех событий того периода, свидетелем которых он был.
СВАСТИКА ВЗЛЕТАЕТ НА ВОЗДУХ
Неприязнь ко всему немецкому и любовь к венгерскому, национальному я, вероятно, вынес из отчего дома благодаря семейному воспитанию. Не могу утверждать это совершенно определенно, но, видимо, мой отец, умерший, когда я был еще ребенком, успел привить мне эти качества в раннем детстве. Только так можно объяснить мое пристрастие в детстве, а затем и в юности к чтению исторических романов о борьбе за независимость против засилья Габсбургов. Мое сердце наполнялось болью за мучеников и борцов за свободу, над которыми учиняли расправу императорские сатрапы после разгрома революции 1848 года.
Этот антигерманский дух проявлялся во мне и позже, в юношеские годы, когда я стал сначала рабочим-сборщиком, а затем служащим в управлении крупного военного завода, каким был тогда завод «Гамма», находившийся под жестким правительственным контролем. С безрассудной смелостью, свойственной молодости, я открыто высказывался против великогерманских амбиций и нацистской экспансии, во всеуслышание бичевал национализм местных швабов, ставших впоследствии фольксдойче. Конечно, многим не нравились мои высказывания, но находились и другие люди. Однажды в мою крохотную конторку вошел начальник цеха, в котором работали рабочие, и сказал: