Страница 119 из 132
— В таком случае он не сказал тебе всей правды.
— И какова она, вся правда?
Слоун отвела глаза.
— Вся правда — в том, что я боюсь с ним спать, боюсь… я боюсь, понимаешь?! Он захочет меня, а я… вдруг я не смогу?!
— Слоун, он же все понимает…
— Да нет, ты не поняла, что я имею в виду, — страдальчески сморщилась Слоун. — Я… — Слоун запнулась, — я не хочу снова забеременеть, верней не могу больше забеременеть — не смогу — никогда!
Слоун встала и прошлась по комнате.
— Понимаешь, никогда: ни сейчас, ни завтра, ни в будущем.
Слоун остановилась, взглянула на Кейт пустыми и страшными глазами:
— Понимаешь, никогда!
Кейт собиралась спать. Состояние Слоун ее по-настоящему встревожило. Кейт знала ее много лет, знала все взлеты и падения подруги, но никогда Слоун не была в таком удручающем состоянии, как сейчас. Казалось, она потеряла все и на всем поставила крест: на замужестве, на карьере, на самой жизни!
Уже засыпая, Кейт с тревогой подумала — уже в который раз — о разговоре с Джорданом в библиотеке. Если Джордан снова спросит о Родди, что ответить?
«Я люблю его, не хочу его терять. И страшно этого боюсь», — Слоун посмотрела на часы: двадцать минут четвертого. Она так и не заснула в эту ночь: все перебирала в уме разговор с Кейт. Если теперь она еще и потеряет сон?..
Господи, она любит Джордана и любила все время, хотя порой не хотела ему этого показать. Она переживала за него, страдала из-за того, что не в силах ему помочь. Она потеряла ребенка и теперь… теряет Джордана.
Слоун встала и подошла к туалетному столику. Выдвинула верхний ящик, вытащила небольшой пузырек. Барбитурат! Ей прописали таблетки несколько лет назад, когда неожиданно расстроился сон. Слоун старалась пользоваться ими как можно реже, и пузырек был почти полон. Потом она достала коробочку амфитамина. Помнится, пару раз она воспользовалась этими таблетками — для поднятия тонуса.
И последнее лекарство — доктор Хаксли прописал ей дарвосетт: средство для снятия болей.
Как хорошо, что она все это сохранила.
Когда-то они были ей совершенно ни к чему, теперь пришло их время.
Джордан спал беспокойно — вертелся, стонал во сне. Переворачивая в который раз подушку, проснулся и сразу же подумал о Слоун. Может, она поняла наконец, как нелепо поступила, решив запереться от него в отдельной комнате? Внезапно Джордан услышал скрип двери и осторожные шаги: Слоун стояла на пороге в ночной рубашке. Джордан замер.
— Джордан! — прошептала Слоун своим нежным — прежним! — голосом.
— Да! Я проснулся.
— Можно мне войти?
Оба — один вежливее другого.
— Конечно!
Слоун вошла и закрыла за собой дверь. Джордан смотрел, как она движется к нему в темноте.
— Я люблю тебя, Джордан, я так тебя люблю!
— Я тоже тебя люблю, дорогая, — и я так соскучился по тебе, — Джордан принялся целовать лицо Слоун, но она отстранилась.
— Я буду тебе прежней женой… настоящей женой, но мне нужно какое-то время, чтобы…
— Тссс… Все нормально, и все будет замечательно, — прошептал он ей в самое ухо.
И оно действительно было прекрасно, это начало. А Джордан умел ждать.
Палм-Бич, февраль 1988
Джордан пришпорил коня и, подняв клюшку для удара «верняка», поскакал к мячу. Удар! Но мяч — странное дело! — полетел прямым ходом в офсайд. Джордан опустил клюшку, застыл на месте, растерянный и удрученный.
— Вот черт! — все бормотал потом Джордан, снимая шлем. Это был самый плохой удар за сегодняшнее утро.
А что тут, собственно, удивительного? Раньше Джордан часто думал об игре не только на поле, — и это приносило успех. Последние месяцы голова его постоянно была занята мыслями о Слоун, их отношениях. Думать о поло — на это не оставалось времени.
И вот опять Джордан вернулся мыслями к тому же. Слоун так переменилась с тех пор, как потеряла ребенка. После больницы Джордан надеялся, что все самое страшное уже позади, что скоро дела пойдут лучше, — сейчас он совсем не был уверен, что наступят лучшие дни.
Бывали моменты, когда Слоун не желала никого видеть, замыкалась в себе, вообще не вставала с постели. А то вдруг становилась как никогда веселой, шутила и смеялась, могла всю ночь протанцевать и набрасывалась на него в постели, как тигрица…
— Если бы твое положение не стало таким сложным, я бы подумала, что ты меня избегаешь! — С этими словами Надин вошла к Лэнсу и закрыла за собой дверь.
— С чего ты взяла, что я тебя избегаю? — равнодушно спросил Лэнс.
— Не знаю, показалось.
— Твой муж эксплуатирует меня вовсю.
— И я тоже! — Надин теребила нижние пуговицы на своей кофточке.
— Он тебе что-то рассказал?
— Конечно, — засмеялась Надин. — Я ведь его жена. Об этих делах не волнуйся, Лэнс.
Надин просунула свою узкую руку за пояс брюк Лэнса, двинулась вниз и сразу взялась за мягкий мужской член.
— Не волнуйся, дорогой, я обязательно поговорю с мужем, и мы все уладим. — Слова и жесты Надин означали только одно: «Твое место в команде и твой доход будут зависеть от любовной игры со мной».
— Я должен поблагодарить тебя, так?
Надин бесстыдно взглянула ему в глаза:
— Конечно, но не словами!
Лэнс поцеловал ее в губы: мол, все понял.
— Раздевайся скорей, крошка, сейчас устроим маленький театр, разговаривать будем потом.
Надин с готовностью повиновалась. И жизнь уже не казалась ей мрачной.
Слоун взяла с ночного столика пузырек и встряхнула его — пуст. «Вот, черт! Надо было проверить, сколько там оставалось таблеток, прежде чем уезжать из Нью-Йорка. Что теперь делать?»
Да полно, стоит ли паниковать? В Палм-Бич должен быть врач, который выпишет рецепт на амфитамин, и без лишних вопросов. Все-таки это не какая-нибудь дыра, а Палм-Бич — город, в котором хватает богатых красивых женщин, употребляющих подобные таблетки. Да, но как найти такого врача — не на улице же спрашивать?!
Если бы Адриена или Кейт были рядом… Но нет, таблетки ее секрет, она не скажет о них никому. Господи, а особенно — Джордану. Ее никто не поймет — даже он. Таблетки хоть как-то держат ее в форме. Барбитурат помогает справиться с ночью, амфитамин — очнуться от ночного тумана под утро.
Стук в дверь — Слоун быстро прошла в спальню и спрятала пузырек в ночной столик.
— Ну, как игра?
— Неважно, — протянул Джордан. — А почему ты здесь?
Слоун с удивлением посмотрела на Джордана.
— А почему я не должна быть здесь?
— Я удивлен, ведь ты сказала, что пойдешь с утра по магазинам. Сейчас уже два часа, — а ты все сидишь в ночной рубашке. Значит, ты никуда и не ходила?
— Не ходила, если это так для тебя важно.
— Ты не работала?
— Немножко, написала страниц пять.
— Кейт будет довольна.
Слоун согласно кивнула.
— Она будет довольна, когда я принесу ей все. Отдам это на перепечатку, а завтра попробую сделать двадцать пять страниц.
— Ты решительно настроена, я вижу, — заметил Джордан. — Надеюсь, что прилив энергии не иссякнет к вечеру, и ты не откажешься пойти со мной на банкет.
— Не откажусь. Только, надеюсь, мы не сядем с Хильерами за один стол?
— Увы, дорогая, он спонсор моей команды, Ян и Дасти должны прийти, а еще — Ирен и Сэм…
— А Лэнс? — неожиданно спросила Слоун.
— Лэнс? — У Джордана невольно изменился тон. — За него вообще нельзя теперь поручиться, за свои слова он не отвечает. Увидим его, — значит, явился собственной персоной. А где он вообще пребывает, в каком измерении, на какой планете — один Господь Бог знает.
Слоун колебалась, спросить или нет. Наконец решилась:
— А ты не знаешь, он «сидит на игле»?
— Может быть… Кока или «колеса». Мне трудно сказать. Во всяком случае, готов держать пари, что оплачивает эти расходы Надин Хильер.