Страница 20 из 23
И постельное белье у меня было белоснежным — я его кипятила.
Сейчас я мысленно прошу прощения у тети, что работа моя врачебная не позволяла уделять ей достаточно времени. Пересплю дома — и опять меня нет.
А тут Олег приехал из Самары за книжкой. Взял тетю на руки, отнес в ванную, выкупал, как следует. Одел на нее мой байковый халат, уложил поудобнее, в ту позу, как она попросила — и уехал последним автобусом.
В тот день я задержалась и пришла поздно. Уже на пороге слышу — тетя Поля кричит, просит ее перевернуть. Скорее поворачиваю — как могу — рывками, а она жалуется:
— Болит за грудиной…
У нее случился обширный инфаркт.
Олег приехал хоронить, привез огромный букет белых цветов. Он всегда покупает огромные букеты, их в ведро ставить, а не в вазу.
И я попросила женщину, свою бывшую пациентку, которая в тот момент была у нас дома.
— Дарья Васильевна, возьмите в ванной ведерко, поставьте цветы.
А она перепутала, и взяла тазик, из которого я мыла тетю Полю. Он мелкий, и она обрезала каллы, оставила одни головки — они там плавали…
Я так расстроилась, мне было так жалко сына… И денег как всегда — в обрез.
А Виктор Михайлович умер от тромбоэмолии…
Олег
— Лидия Николаевна, я читала, что проходит несколько лет после того, как врач уходит на пенсию, и бывшие пациенты его забывают. Разве это правда?
— Знаю, что помнят наставников — я восемь лет преподавала в медучилище. Ученики вспоминают до сих пор. А когда Олегу вручали премию «Признание» — зал в едином порыве встал, и мэр сказал: «Никогда еще не видел, чтобы так чествовали врача. Это говорит о многом».
Нам тогда подарили два огромных букета: мне — алые розы, а Олегу — белые. Это больные, которые у него лечились, собрали деньги, больнице недоступно — купить столько роз.
Олег с детства хотел стать врачом.
Помню кошку, это был кошачий подросток… Олег принес ее домой. Страшное существо, шерсть вылезла, шея складками.
Сын постелил ей в ванной:
— Мам, ее нужно лечить, — говорит, — Кто ж такую возьмет?
Повез он кошку в местную ветлечебницу. В ведро посадил, и фанеркой прикрыл, чтобы кондуктор из автобуса не выгнала. А там отказались даже осмотреть животное:
— Мы кошек не лечим, вам надо ехать в Тольятти…
В Тольятти спрашивают:
— Это ваша животинка? Нет… Ну и выкиньте, на улице таких тьма бегает.
Сын чуть не плакал:
— Мам, как же так можно? Они же врачи…
Он все это прочувствовал, это равнодушие — чтобы самому не быть таким.
Я дала кошечке щец на пробу, колбаски кусочек — а она не ест. Бросается на кусок, фырчит. Видно, что голодная, а проглотить не может — значит, у нее патология в горле.
Я принесла инструменты. Открыли мы с сыном ей рот, глянули, а там кость поперек глотки стоит, и за этим местом абсцесс образовался.
— Олег, будем вскрывать.
Сделали пункцию — и столько гноя вышло… Кошка сразу кушать начала.
Витамины мы ей прокололи — полный курс лечения, как человеку. И что вы думаете? Обросла шея. Олег искупал кошонку с шампунем. Пушистенькая стала, хорошая.
Она у нас жила месяца два или три, пока не сбежала.
Не так давно сын выходил ворону. У нее было что-то с крылом. Куда Олег только ни ходил — ее не принимали. А она росла, нужно было учиться летать. И Олегу дали адрес приюта для зверья. Я собрала ему в дорогу мешочки со старой крупой. Он не хотел брать, стеснялся предлагать такое. Но когда он сказал бабушке, которой привез птицу, об этой крупе — она так обрадовалась! Она же этих питомцев содержала на свою пенсию — никто не помогал. И сколько там птичек было — и с подбитыми ногами, и со сломанными крыльями… Жили, выздоравливали…
Каждый день, когда Олег приходит с работы, он спускается в подвал кормить кошек. Порою, в два часа ночи. Я заранее все сварю… Никому об этом не говорю, потому что доброта нынче вызывает смех. Жалеешь животных, а в глазах других выглядишь дурой.
И есть там больной кот. Их семейство травили… И мать его умерла, и сестренки, а он сжег себе горло, но выжил. Он не может кричать, все коты его бьют, а он только так — хххх… хххх… Бывает, по два-три месяца его нет, потом появляется. Идет, хрипит мне — дает знать, что это он.
Я начинаю с ним говорить, а он так рад этому, у него глаза веселые делаются…
И кошечка, которую я выходила, живет там же, в подвале. Ей молока сваришь, заправишь вермишелькой, или сливочным маслом, сахарку добавишь. Потом кильки немного дашь, и она блаженствует — и чужих котов в подвал не пускает…
Бабушка моя рассказывала: у нее была очень хорошая кошка, рыжая. Приехали гости из Сталинграда, и забрали котенка от этой красавицы. В первый раз он вернулся домой через неделю. Подумали — запомнил дорогу. Ведь ехали на телеге. Он так и шел над Волгой, тем же путем. Второй раз котенка посадили в мешок — но он снова возвратился на старое место. И больше его уж не отдавали.
В школе Олег очень увлекался химией. Наше, семейное! Его учительница не только уважала, она его просто любила.
И нынче он отлично знает фармакологию, напишет формулу любого лекарственного вещества. Некоторые препараты совместимы, другие — ни в коем случае нельзя вводить пациенту одновременно. Олег умеет все нужное соединить, и — в капельницу.
Один раз, когда я дежурила в стационаре, лежал у нас парень лет двадцати семи. Возбужденный такой, уставший. У него была язвенная болезнь с сильнейшим болевым синдромом.
Я велела медсестрам сделать ему внутривенный укол, назвала лекарства. Утром молодой человек подошел ко мне счастливый — выспался… Дома я похвалилась Олегу.
— Ну-ка давай, садись рядом, — сказал он.
И начал писать формулы веществ, которые я вводила. И вышло, что в результате реакции получилась вода.
— Как же он мог у тебя спать?
… Когда Олег поступал в ординатуру, он хотел попасть только к Ратнеру.
Для справки.
Георгий Львович Ратнер — хирург, педагог, доктор медицинских наук, заведующий кафедрой факультетской хирургии Самарского государственного медицинского университета, председатель Самарского общества хирургов.
Почетный член Шведского общества «Аорта», Почетный профессор Осакского университета, член ряда международных хирургических обществ, почетный гражданин Самары, кавалер орденов Ленина, Отечественной войны I и II степени и Дружбы народов, обладатель золотого академического «Оскара» — «За неоценимый вклад в культуру, науку и прогресс человечества», кавалер 7 орденов и медалей, Большой серебряной медали Кембриджа.
Олег рассказывал о его больнице. В восемь часов там начиналась пятиминутка. Ратнер садился за стол. К его приходу хирурги должны были уже все о больных знать и доложить. Как пациент спал, какая у него температура, сколько раз мочился — это очень важно, и все это у них было записано…
Еще Ратнер заставлял хирургов зарисовывать операции в цвете: что делал, как швы накладывал — все… Такой был требовательный. А Олега всегда тянуло туда, где требования выше. Он мечтал:
— Если бы Ратнер взял меня к себе…
На собеседовании сыну задавали много вопросов. Олег к тому времени отработал хирургом лишь три года, а нужно было — пять. И его спрашивали по пятилетнему стажу: какие делал операции, сколько…
В конце беседы Ратнер отметил в блокноте его фамилию.
И сын приехал домой такой счастливый…
Сейчас Олег много работает на поджелудочной железе. У него свои методы, разработки — он забросил их в Интернет:
— Этого нет в книгах, пусть ребята-хирурги пользуются.
А потом ему пришла тяжелая бандероль — статья попала в научный журнал, ему прислали экземпляры.
Вскоре после этого Олега пригласили в аспирантуру.