Страница 80 из 108
— Важная птица, — проговорил Горбачев, указывая на приведенного эсэсовского офицера, — сын крупного фабриканта.
И помолчав, добавил:
— А вот Фене Кононовой и еще одной любанской подпольщице теперь уж нельзя работать в своих зонах.
— Почему нельзя? — спросил Варвашеня.
— Эсэсовцы на их след напали.
Потом он рассказал, как ему удалось захватить фашиста.
Когда в Любань прибыла особая эсэсовская рота, Горбачев сразу же установил за ней наблюдение. Через связных он знал все, что там делалось. Однажды он получил донесение от медицинской сестры Любы. Она давно была связана с партизанским отрядом Долидовича, и Горбачев знал ее. Девушка сообщила, что к ней на квартиру стал захаживать обер-лейтенант, заместитель командира роты. Это натолкнуло Горбачева на мысль схватить эсэсовца у Любы. Но одной Любе было не справиться, и он отправился в район Нижина, вызвал на конспиративную квартиру Феню Кононову и сказал:
— Есть одно задание.
— Давайте, — тихо ответила Феня.
— Ну так слушай! В Любани стоит особая рота эсэсовцев. Это одно из подразделений крупной гитлеровской части, присланной для подавления партизанского движения. Обкомом поставлена задача выведать планы гитлеровцев, чтобы своевременно принять необходимые меры. Нужно достать «языка», и притом из офицеров.
— Что от меня будет зависеть, все сделаю, — заверила Феня.
— План мой такой, — начал объяснять Горбачев, — ты пойдешь в Любань и на некоторое время останешься там.
— У кого? — спокойно спросила Феня.
— Есть там одна наша девушка. Люба, медицинский работник. Недавно я с ней виделся, она будет ожидать тебя. Вот тебе пароль и адрес. Будешь жить у Любы в гостях как двоюродная сестра. От тебя мы ждем, во-первых, самых подробных донесений о любанском гарнизоне, а во-вторых, ты вместе с Любой поможешь нам захватить гитлеровского офицера. Там один обер заходит к Любе. Понимаешь?
На другой день Феня отправилась в Любань. Ее приход был замечен гитлеровцами. Любу вызвали и предупредили, что если ее гостья окажется человеком подозрительным, то хозяйка будет повешена. Люба заверила, что Феня — ее двоюродная сестра, дочь нижинского кулака, который недавно вернулся из ссылки, что она надежный человек.
Кононова осталась жить в Любани. Вскоре она еще раз встретилась с Горбачевым, и вдвоем они уточнили план операции. Люба должна была пригласить гестаповца к себе в гости, познакомить его с Феней, напоить его. О дне и часе «угощения» обера Феня должна была уведомить Горбачева через связного. К назначенному времени Горбачев с группой подпольщиков должен пробраться в Любань, спрятаться на чердаке дома и ждать сигнала Фени.
Так все и сделали. Офицер охотно принял приглашение «барышень». На всякий случай он привел с собой двух солдат, которых оставил возле дома. Пил он мало, с оглядкой, но это не имело особого значения. Горбачеву важно было дождаться, пока на улице все стихнет.
Время приближалось к полуночи. Горбачев дал команду приготовиться, а сам спустился вниз и притаился в темном коридоре. С пустой тарелкой в руках вышла Феня. Горбачев взял ее за руку.
— Как только вернусь, — тихо шепнула Феня, — подам сигнал.
Она приоткрыла дверь во двор и негромко, но строго сказала солдатам:
— Отойдите от окон, пан офицер приказал. Идите на улицу!
Двое часовых, которые все время торчали под окнами, вышли за калитку. Феня потихоньку пошла за ними и неслышно закрыла калитку.
— Через две минуты, — шепнула она Горбачеву, вернувшись, — я брошу на пол тарелку.
Когда Феня вошла в комнату, эсэсовец стоял перед Любой с рюмкой в руке.
— Выпьем за настоящих, отважных воинов! — думая о Горбачеве и его товарищах, сказала Люба и подняла бокал.
Немец выпил. Феня поднесла ему закуску и тут же, будто нечаянно, выпустила из рук тарелку. Люба бросилась поднимать осколки. Немец тоже нагнулся. В этот момент Феня наставила на него пистолет.
— Руки вверх!
Партизаны вихрем влетели в комнату. Пока эсэсовец сообразил, в чем дело, ему заткнули рот, скрутили его веревкой.
Феня взяла с постели заранее приготовленное покрывало и накинула на фрица.
— Так лучше будет, — сказала она Горбачеву. — Если увидят часовые, подумают, что женщина пошла. Мы с Любой сами выведем его за огород.
Девушки быстро оделись и повели связанного обера, а партизаны пошли следом. Когда вышли за огород, Горбачев велел девушкам спрятаться, а сам с подпольщиками повел фашиста.
Выйдя за поселок, партизаны сняли с обера покрывало, надели на него шинель, шапку, даже перчатки отдали, чтобы эсэсовец был в полной форме и чтоб всем было видно, что пойман крупный зверь. Вели нарочно через деревни, через партизанские лагеря.
И вот обер стоит перед нами…
На совещание в обком прибыли все командиры и комиссары отрядов, секретари райкомов партии, руководители подпольных групп. Пленный фашист привлекал внимание. Решено было тут же допросить его. Это было нелишне перед началом совещания, на котором должны были обсуждаться важные тактические и политические задачи партизанского движения.
Зашли в землянку, конвоиры ввели туда эсэсовца и развязали ему руки.
— Из какой части? — спросил я.
Эсэсовец медленно поднял глаза на меня, а потом перевел их на Горбачева.
— Воды! — попросил он.
Гальченя дал ему берестяную кружку с желтоватой водой. Обер, должно быть, принял ее за остывший чай, глотнул, потом сморщился, покрутил носом и плюнул себе под ноги.
— Вы ест партизаны или коммунисты? — спросил он.
Герасим Маркович объяснил, что мы и коммунисты и партизаны.
Из допросов и документов гитлеровца мы получили очень важные сведения. Разгром под Москвой и те огромные потери, которые понесли захватчики под ударами Красной Армии, вызвали у них большую тревогу. Они готовились к новым решительным боям.
Эсэсовец говорил об этом сквозь зубы, злобно, исподлобья бросая на нас колючие взгляды. Ему хотелось видеть, какое впечатление производят на нас его слова. Он говорил с явным расчетом на то, чтобы смутить нас. Зная, что это последние часы его жизни, он всеми силами старался показать, что и мы не жильцы на этом свете.
— Мы не будем отступать под Москвой, — злобно шипел он, — мы будем только выравнивать фронт. А если отступим, после нас останется только шварц земля и — это… шварц пепел. — А потом, немного помолчав, добавил: — Пусьтыня.
В полевой сумке эсэсовца были найдены копии приказов командования центральной группировки войск СС. В них указывалось, что в связи с ухудшением положения на фронте надо более энергично и более жестко взяться за «наведение порядка» на оккупированной территории. Эсэсовской дивизии и отрядам СС, расположенным на территории Слуцкого, Старобинского, Копыльского, Гресского, Любанского, Осиповичского, Глусского, Октябрьского районов, приказывалось немедленно уничтожить партизан, очистить от них территорию и коммуникации, создать благоприятные условия для маневрирования и перегруппировок фашистских войск.
Специальной инструкцией определялись формы и методы диверсионной и шпионской работы. Намечалось создание провокационных партийных органов в городах и районных центрах, организация провокационных партизанских отрядов и групп, открытие диверсионных школ во многих городах Белоруссии, в частности в Слуцке, Бобруйске и Борисове.
Засылая в отряды шпионов и диверсантов, фашисты рассчитывали разложить партизанское движение, дезорганизовать его, сыграть на некоторых слабых сторонах партизанской жизни. Инструкция о выведении из строя командно-политического состава партийного подполья была разработана особо.
Материалы допроса оказались очень полезными. Все то, что мы услышали от пленного эсэсовца, о чем узнали из документов, еще раз убеждало в своевременности нашего совещания и важности тех вопросов партизанской войны, которые мы собирались обсудить.
Совещание должно было разобрать конкретный план совместных действий отрядов и групп на зиму 1941/42 года. Мы понимали, что если не укрепить отряды, не объединить их действия, то некоторые зимой ослабят свою деятельность. Нам же надо расти и умножать свои силы.