Страница 9 из 10
Суббота, 10 июля. За обедом Борхес внезапно говорит: „Думаю, нет никакого смысла в том, чтобы я каждодневно работал с Норманом[74] над переводами моих рассказов на английский. В этом есть что-то нездоровое — постоянно возвращаться к собственному прошлому. Да и какое мне дело до переводов? Я аргентинец и пишу, чтобы меня читали здесь. Мне семьдесят два года: успех меня не волнует. Успех в США или Европе — что он для меня значит? По правде говоря, успех мне совершенно безразличен. Это просто абсурдно — извечно продолжать эту работу. По-моему, осталось десять томов. Если я и дальше буду все переводить, лучше больше не писать, ведь из-за всего вновь написанного растет объем непереведенного“.
Пятница, 14 января. Борхес: „Люди говорят мне о Кортасаре, как о предателе, потому что он принял французское гражданство. По-моему, это совершенно не важно. Или после сей волшебной операции он разлюбил нашу фирменную вареную сгущенку — „дульсе де лече“? За пределами России быть писателем-коммунистом очень просто. Достаточно заявлять, что ты — коммунист. Читая Кортасара, ты замечаешь что-то особенное? Это в России им приходится подстраиваться под определенные правила“.
Воскресенье, 4 февраля. Беседуем о метрике. Бьой: „Английский пятистопный ямб звучит как испанский или итальянский одиннадцатисложник“. Борхес: „Я никогда не изучал метрику; всегда доверял слуху“.
Среда, 23 января. Борхес говорит по телефону, что правит корректуру своего „Полного собрания сочинений“: „Поразительно, какую чушь я написал. Такие книги, как ‘Эваристо Каррьего’ и ‘Обсуждение’, невозможно исправить. Напечатаю их, как есть, и отмежуюсь в приписке“. Бьой: „Насколько я помню, ‘Обсуждение’ — восхитительная книга“. Борхес: „Ну, не знаю насчет ‘Обсуждения’, но что можно ждать от книги об Эваристо Каррьего[75]? От книги о насекомом? Странно, но Эваристо Каррьего был остроумен в разговоре. Хотя если подумать, вовсе это не странно, ведь разговор вытекает из контекста, но человек пишет в одиночку, никакого контекста нет, приходится его создавать, а в голове нет ни одной мысли“.
Четверг, 28 февраля. По словам Борхеса, его отец говорил, что одно слово в Евангелиях в пользу животных избавило бы их от тысяч лет грубого обращения. Но искать это слово бесполезно, его там нет.
Среда, 6 марта. Читаем Вольтера. Борхес: „Вольтер, по-видимому, был одним из величайших людей, когда-либо живших на земле“.
Воскресенье, 31 марта. Борхес рассказывает, что в одной саге герой, отважный воин-победитель, под конец, состарившись, сидит у огня в суровую исландскую зиму, а служанка выгоняет его, выпихивает на улицу, где он умирает от холода. „С каждым из нас может случиться такое“, — добавляет он.
Понедельник, 3 июня. Читаем Вольтера. При чтении об ужасах в Англии времен Ричарда III Борхес замечает: „Это означает, что цивилизовать можно любую страну“.
Вторник, 11 октября. Бьянко рассказал мне о диалоге Борхеса с таксистом. Борхес: „Я не могу читать. Я слепой“.
Таксист: „Ничего не можете читать?“ Борхес: „Нет. Ничего“. Таксист: „Даже газет?“
Суббота, 19 ноября. Борхес рассказывает, что ему приснился кошмар. Он направляется к поезду на вокзал Конститусьон, так как должен читать лекцию в Ла-Плате. По пути замечает, что несет с собой подушку: он ее бросает. Позднее, уже на вокзале обнаруживает, что несет вторую подушку, чуть меньше первой: он ее бросает. Окошко по продаже билетов находится на перроне. Борхес платит. Кассир, брюзжа, дает ему сдачу — целую уйму купюр — и маленькую подушечку. В этот момент Борхес проснулся.
Воскресенье, 31 декабря. Борхес считает, что „The End of the Tether“[76] — замечательная повесть, и задается вопросом, могли слепой, подобно капитану из этой повести Конрада, в течение нескольких дней скрывать свою слепоту? Конрад пишет о мраке у слепого: Борхес говорит, что никогда не ощущает мрака; он тоскует без тьмы. Мир для него отдает голубоватыми, либо желтоватыми, или оранжевыми тонами.
Воскресенье, 21 октября. Борхес говорит, что ему приснился сон: ужасно сильный карлик запихивает ему в рот перья, которые затем оборачиваются птицами. Отмечает: „Странно, за минуту придумываешь такие несуразности“. Рассказывает еще: „Снилось мне также, что я нахожусь в библиотеке с бесчисленным множеством одинаковых книг. Они переплетены. Без названия или имени автора. Вроде бы книги с краткими мыслями или фрагментами. Я читал какие-то из этих фраз: они были непонятны. Я хотел уйти и не находил выхода. У господина, который находился в библиотеке и во сне был одним из моих друзей, я спрашивал, где дверь для выхода. ‘Вообще-то ее нет’, — отвечал тот“. Борхес добавляет, что Джонсон (в беседе с Босуэллом)[77] и Шопенгауэр отмечали следующее: порой в сновидениях побочному персонажу известно то, о чем не знает центральный персонаж, которому снится сон.
Суббота, 26 января. Борхес: „В происходящем не бывает ничего романтичного. Романтика рождается из ностальгии“.
Понедельник, 25 августа. Борхес рассказывает, что впервые он вырядился на маскарад в костюм дьявола. Опыт ему понравился: ему показалось, что в этом наряде он неотразим. Его сестра Нора надела костюм клоуна. Я видел фотографию Норы в этом костюме[78]. Она смеется, ужасно довольная. Рассказывая о том, как он радовался своему наряду, Борхес отмечает: „Ошибка. Важно понять, что жизнь состоит из совершения ошибок и их преодоления. Ошибки столь же нелепые, как считать себя неотразимым в костюме дьявола: то, что я стал ультраистом, то, что потом вступил в радикальную партию, — последняя ошибка оказалась наихудшей“.
Пятница, 8 января. Беседуем о том, как мы начинали в литературе. Борхес говорит: „Я писал со словарем синонимов и всегда старался употребить самые диковинные слова. Когда мне удавалось вставить их в мои сочинения, я очень гордился и думал, что критика отметит, как я раскопал это старое, столь полезное слово. Однако те же самые слова, когда я читал мои тексты дома, вызывали у меня чувство стыда“.
Пятница, 19 марта. Бьой: „Для дружбы между двумя писателями желательно, чтобы каждый одобрял книги другого“. Борхес: „Не одобрял, а смирялся с ними“.
Понедельник, 13 декабря. Борхес рассказывает сон. Он идет со мной по туннелю с шероховатыми стенами. Я низенький, почти ребенок. Он несколько напуган, потому что туннель, кажется, тянется бесконечно. Словно догадавшись о его тревоге, я ему говорю: „Сейчас найдем выход. Дверь справа“. Борхес видит дверь и говорит: „Она слева“. Я отвечаю: „Значит, нам это снится“.
Понедельник, 13 февраля. Последние вести о Борхесе и Марии [Кодаме][79], сообщенные Фанни[80] Сильвине: Борхес уже ни с кем не видится, не только с нами, но и с Ноэми Улья или Алифано[81]. Утром принимает журналистов et alii[82]. Потом обедает и устраивает сиесту. Потом приходит Мария, они работают и ужинают, у него не остается времени видеться с кем-то еще. Фанни заключает: „На деле она хочет именно этого: чтобы он больше никого не видел“. Если это окажется правдой, я не удивлюсь: несколько моих приятелей прошли через нечто подобное. Сама Сильвина, при возможности, сделала бы со мной то же самое.
74
Норман Томас Ди Джованни (р. 1933) — литературный секретарь Борхеса, переводчик его новелл на английский.
75
Эваристо Каррьего (1883–1912) — аргентинский поэт, друг семейства Борхес.
76
«Конец рабства» (англ.).
77
Джеймс Босуэлл «Жизнь Сэмюэля Джонсона», «1780 год». (Прим. автора.).
78
См. М. de Torre Borges. Borges; Fotograffas у manuscritos. — Renglón, 1987: 38. (Прим. автора.).
79
Мария Кодама (р. 1937) — подруга и помощница Борхеса, затем его жена и вдова.
80
Эпифания Уведа де Робледо (1922–2006) — с конца 1940-х гг. домоправительница в семействе Борхес.
81
Ноэми Улья (р. 1930), Роберто Алифано (р. 1943) — аргентинские писатели.
82
И прочих (лат.).