Страница 12 из 15
Я чувствовала себя самой красивой, самой желанной, окруженной заботой и лаской, как во сне, в том давнишнем сне, который мы увидели на двоих...
Сначала я боялась ходить к кабинет канцлера по вечерам. В памяти было свежо воспоминание о неприлично задранных юбках. Но маркиз, видя мои опасения, (я заходила к нему бочком и по стеночке, зыркая исподлобья), больше не предпринимал никаких попыток поцеловать или приблизить меня к себе. Чинно сидел в кресле и действительно просматривал бумаги, а мне велел тихо сидеть на кушетке. Потом, потихоньку осмелев, я сама читала документы , разложив их на туалетном столике, или брала работу с собой. Очевидно, что маркиз изменился. Вместо самоуверенного, высокомерного хлыща сейчас передо мной сидел просто уставший, заработавшийся и запутавшийся человек. Немного бледный, с красными от недосыпания глазами. Однажды мне стало его просто жалко. Он беспрерывно тер глаза и хмурил брови.
- Почему вы не идете домой? Вам же нужно поспать, милорд, - тихо произнесла я.
- Я уже давно не могу нормально спать, Вероника, - рыкнул он... Тебе ли не знать, из-за чего?
Я опустила глаза. Рукой нащупав в кармане нитки, потихоньку вытащила и сплела тоненькую косичку, вложив в нее самые свои сильные эмоции...Безмятежное спокойствие и умиротворенность. Ощущение дома, родного и близкого, друзей, которые никогда не предадут, заботу, теплоту... И когда он выходил на минутку из кабинета, подложила под кресло... Пусть ругается, но хотя бы выспится... Спустя полчаса я вышла тихонько закрыв дверь, позади оставив посапывающего, улыбающегося во сне канцлера.
Было бы глупо не признаться себе, что я влюбилась. Точно и сомнению не подлежит. Влюбилась без оглядки, впервые в жизни, в человека, виденного во сне, человека, настолько выше меня стоящего по социальной лестнице, что будущего у моей любви нет. Потому что быть с любимым мне возможно только в роли содержанки. А это претит самой моей сути, воспитанию, моей бессмертной душе... Поэтому мне нужно придумать, как исчезнуть из жизни канцлера, что бы попытаться собрать свое бедное сердце воедино вдали от него...
За наведенный сон, и опять без согласия того, кому он предназначался, мне не попало. На следующий день, маркиз только вздохнул и сказал, что наверное судьба у него такая смотреть мои сны без своего согласия... Но что бы это в последний раз! Я закивала, сама с умилением смотря на выспавшегося мужчину.
Мы молчали, мы разговаривали, мы делились мыслями и воспоминаниями. Маркиз рассказывал о своей семье, семье потомственных верных слуг монарха и короны. Его дед был канцлером, а отец министром финансов. Герцог Доремби был несгибаемым и жестким человеком, так ни разу за все время не сказавший сыну доброго слова. Да и видел канцлер отца достаточно редко, тот все время проводил во дворце, истово служа королю, не допуская ни малейшей слабости, ни одной лишней эмоции. Приезжал в родовой замок только для того, чтобы сделать жене еще одного ребенка или наставить сына на путь истинный твердой рукой и строгим словом. У маркиза было еще два младших брата , все они выгодно женились и разъехались, оставив нелюбимых родителей. И сейчас отец и мать были уже пожилыми людьми, запертыми в своем родовом замке, как в клетке. Взаимно не любящие и не любимые. Последний раз, когда маркиз отдавал сыновний долг, приехав в замок, те даже не разговаривали с друг другом по нескольку дней, обитая в разных концах огромного дома.
- Как же это ужасно, - прошептала я, ошеломленно, - такая жизнь... Я бы ни за что не смогла так жить, - добавила, видя его пристальный взгляд.
- Конечно бы не смогла, ты же полна любовью до краев, солнечная девочка, - эхом ответил он.
Я же рассказывала о своей семье, о бабушке, о маме. Я смущенно поведала о своем первом, так сказать, профессиональном подарке ей на день рождения. Видя как она тоскует по папе я сплела ей сон о нем. Мне было десять лет и мои представления об отце были весьма надуманными и сказочными. Мама на следующее утро после сна, со слезами на глазах рассказывала всем, что всю ночь ее обнимал большой плюшевый медведь, щекоча колючей пушистой шерсткой.
Слушая мои рассказы, маркиз улыбался, его глаза теплели, в них появлялся какой то странный незнакомый блеск. Нет, не страсть (ее я уже видела и знала, как она выглядит). И я радовалась, что могла хоть на миг развеселить его. Он вызывал к себе каждый вечер, и каждый вечер убеждал меня в том, что только со мной его сердцу становится спокойно и безмятежно.
Моя любовь. Я была счастлива и не счастлива одновременно. Счастлива, потому что узнала ее, впустила в свое сердце, мир озарился светом и добротой. Я сияла так ярко, что люди на улице оборачивались мне в след. И мне казалось, что все в этом городе знали о моем чувстве. Я улыбалась случайным прохожим и они тут же подхватывали мои улыбки следом. Все мои сослуживцы стали для меня самыми добрыми хорошими друзьями. Господин Анрук, заметив мое состояние (только слепой бы не заметил как я свечусь), хоть и хмуро, неодобрительно посматривал на меня, но так же не мог не заразиться улыбкой в ответ.
А несчастлива... Рано или поздно волшебство должно было кончиться. Король заставляет канцлера жениться. И давно подобрана невеста. А я.... Я не смогу жить на два сердца. Видела, что Эдвард привязался ко мне, видела, как вспыхивают его глаза, завидев меня, видела тепло его улыбки, обращенной ко мне. Может он меня и не любит, так сильно и беззаветно как я, но что не равнодушен - это точно. И знала, что он сделает все, чтобы еще крепче и сильнее привязать к себе, что ни за что не отпустит от себя. И хоть сейчас он меня и не трогает, это продлиться не долго. Он тоже заметил мою любовь, я вижу по глазам, ее ведь трудно не заметить. Мое радостное сияние, ауру нежности, женственной мягкости и теплоты, окутывающую меня. А значит, в следующий раз, когда он меня поцелует, я просто не смогу сказать нет, не смогу встать и уйти...
Я шла в кабинет к канцлеру с твердым намерением поговорить и расставить точки. Сцепив зубы и сжав волю (точнее ее остатки) в кулак. Нерешительность засунув подальше, свою несбыточную любовь посадив под замок.
- Здравствуйте, милорд.
- Здравствуй, Вероника. Давай бумаги и присаживайся.. - все как всегда, но сегодня я не буду на него смотреть глазами преданного щенка, я буду уверенная и непоколебимая.
- Милорд, мне нужно серьезно поговорить с вами, - начала я пока еще не растеряла смелость..
- Я внимательно слушаю тебя, милая, - маркиз с ласковой улыбкой смотрел на меня, прекрасно зная как она действует на меня, нехороший человек... Я нахмурилась.
- Так больше не может продолжаться. Все эти наши встречи наедине, проводы домой в карете, совместные обеды, цветы... То что у меня уже давно не осталось репутации я могу стерпеть. Все мои самые близкие люди уже не смогут укорить за беспечность и мне в общем то плевать на сплетни. Но... - я замолчала, беря себя в руки.
- Но? - вопросительно потянул маркиз, внимательно и настороженно смотря мне в лицо. Наверное почувствовав угрозу своему теперешнему благополучию...
- Отпустите меня, - я жалобно хлопнула глазами, - вы же не жестокий монстр, которому нравиться наблюдать за страданиями других... Вы же видите, как я к вам отношусь. Ваш план удался, я влюблена в вас...
- Дорогая моя девочка... - начал он, взволнованно.
- Стойте!, - прервала резко, подняв руку, - дайте договорить. Что дальше? У вас по прежнему есть невеста и вы по прежнему на ней женитесь. Ничего не изменилось...
Маркиз молчал. Возражений не последовало.
- Ты не понимаешь, - неуверенно произнес он, - это мой долг, долг как старшего сына, наследника рода, долг как канцлера нашей страны. Я не принадлежу себе, Вероника...
- Зато я себе принадлежу... - перебила я, - я не смогу быть вашей любовницей - для меня это смерти подобно. А работая здесь еще десять лет, все это время мы будем терзать друг друга. Зачем это вам? Вы хотите, чтобы через время я превратилась в озлобленную, мрачную ненавидящую всех и вся женщину? - это был удар ниже пояса. На это я и рассчитывала, что если маркиз хоть немного любит меня, то не сможет сделать мне больно.