Страница 4 из 11
– Да что вы говорите?! А я-то полагал, что все, что касается вас, касается и Рорка. И наоборот. Кстати, тут выяснилось еще одно небезынтересное обстоятельство: да будет вам известно, что ваш Рорк вел дела с убитой, с ее бывшим мужем и с ее нынешним любовником.
Руки Евы непроизвольно сжались в кулаки.
– Рорк – бизнесмен. Он ведет много разных дел с большим количеством разных людей. Кстати, я и не знала, что вы снова взялись за светскую хронику, Си Джей.
Последние слова задели Морса за живое. Больше всего на свете он не любил напоминаний о том, что в начале своей карьеры подвизался на ниве скандальных слухов и светских сплетен. Теперь, когда он сумел занять прочное положение в судебной журналистике, подобные напоминания стали ему особенно неприятны.
– У меня с тех пор остались кое-какие связи.
– А еще с тех пор у вас остались угри по всей физиономии. Попробуйте, что ли, их чем-нибудь мазать, – не слишком остроумно огрызнулась Ева и отключила телефон.
Она вскочила на ноги и принялась нервно мерить шагами тесное пространство своего кабинета. Ну какого черта в связи с убийством всплыло имя Рорка?! И что за дела у него были с Тауэрс, с ее любовником и бывшим мужем?
Ева снова рухнула в кресло и сердито уставилась на разбросанные по столу бумаги. Ладно, о связях Рорка с покойным прокурором она все узнает очень быстро. Хорошо хоть то, что она была абсолютно уверена в его алиби. В тот день и час, когда неизвестный злоумышленник перерезал горло Сесили Тауэрс, Рорк самозабвенно и неистово занимался любовью с лейтенантом Даллас.
2
С большим удовольствием Ева поехала бы сейчас к себе домой – в квартиру, которую она продолжала снимать, несмотря на то что почти все ночи проводила у Рорка. Там она могла бы немного привести себя в порядок, спокойно подумать, поспать, наконец. И попытаться восстановить события последнего дня жизни Сесили Тауэрс. Но вместо этого она поехала к Рорку.
Ева смертельно устала и вела машину автоматически: благо она хорошо знала дорогу и легко маневрировала на запруженных машинами улицах. Ей выпала возможность минут на десять расслабиться. Весна в тот день наконец-то вступила в свои права. Ева опустила стекла, и в машину тут же вторглись звуки оживленной улицы: автомобильные сигналы, шуршание покрышек, гудки автобусов, болтовня пешеходов.
Чтобы не слышать навязчивых туристских громкоговорителей, она повернула на Десятую улицу. Можно было бы выиграть время, проехав мимо Центрального парка, но Еве не хотелось в тысячный раз слушать о нью-йоркских достопримечательностях, истории и традициях Бродвея, великолепии музейных собраний и ассортименте товаров, предлагаемых шикарными магазинами, протянувшимися от Пятой до Мэдисон-авеню.
Ненадолго застряв в пробке на 56-й улице, Ева оказалась прямо напротив огромного рекламного щита, на котором потрясающий красавец целовался с не менее потрясающей красавицей. Надпись гласила, что изрядной долей восторга оба они были обязаны освежителю дыхания «Горный источник».
Неподалеку от Евы две машины оцарапали друг другу борта; из обеих выскочили водители и принялись обмениваться изощреннейшими проклятиями. К сцене не остались безучастными ни пассажиры оказавшегося рядом автобуса, ни пешеходы, моментально столпившиеся на тротуаре. Вскоре на место происшествия прибыла патрульная машина. Дорожный полицейский в мегафон убеждал эмоциональных водителей не мешать движению, обещая в противном случае наложить штраф.
Мало-помалу пробка рассосалась. По мере того как Ева пробиралась от центра к окраинам, состоятельные жители которых принадлежали к привилегированным слоям, облик улиц менялся – они становились шире и чище, все больше вдоль них было деревьев, вскоре начали появляться целые скверы и небольшие парки. Проезжавшие мимо машины были по большей части новыми и исключительно дорогими, пешеходы – все, как один, – облачены в костюмы от лучших портных.
Наконец ее машина подъехала к владениям Рорка. Деревья в парке стояли в цвету, и на фоне по-весеннему свежей, сочной листвы яркими пятнами выделялись белые, розовые, красные гроздья соцветий.
Дом из серого гранита и стекла сверкал в лучах предзакатного солнца. В первый раз Ева увидела его несколько месяцев назад, но все равно каждый раз по-прежнему поражалась этому чистому воплощению откровенно беспредельного богатства. И каждый раз невольно спрашивала себя, что может быть общего у нее с владельцем этого особняка.
Ева остановила машину у подъезда и взбежала вверх по ступенькам. У нее был свой ключ, но пользоваться им она считала ниже своего достоинства. Дворецкий Рорка, Соммерсет, в свою очередь, глубоко ее презирал и не давал себе труда пытаться свое презрение скрыть.
Вот и теперь он открыл ей дверь с уже готовым недовольным выражением на лице. Оглядев Еву с головы до ног, дворецкий дал понять, что от его внимания не укрылось, в каком плачевном состоянии пребывает ее одежда – та же самая, что в прошлый раз.
– Мы не ждали вас так скоро, лейтенант.
– Кто это – мы? – язвительно хмыкнула Ева. Зная, как это злит Соммерсета, она стянула грязную и мокрую кожаную куртку и вручила ее почтенному старцу. – Рорк дома?
– Он занят делами строительства.
– Курорт «Олимпус»?
Соммерсет брезгливо скривил рот.
– Как вам, должно быть, известно, я не имею привычки совать нос в дела Рорка.
«Да ты всегда прекрасно знаешь, где он и чем занят!» – подумала Ева, но промолчала и через просторный холл направилась к мраморной лестнице.
– Я поднимусь наверх и приму ванну, – заявила она, а потом уже с середины лестницы с некоторым высокомерием бросила: – Доложите ему о моем приходе, когда он закончит со своими делами.
Едва перешагнув порог спальни, Ева принялась раздеваться. Ее путь к ванной обозначила цепочка брошенных на пол вещей – сначала ботинки, потом рубашка, джинсы, белье.
Она включила горячую воду и насыпала в ванну ароматической соли, привезенной Рорком из каких-то экзотических мест. Эта соль придавала воде цвет морской лазури и запах сказочного леса.
Вода была такой горячей, что Ева сначала никак не могла собраться с духом и опуститься в огромную ванну. Наконец она решилась, набрала в легкие побольше воздуха и с головой окунулась в благословенный жар. Досчитав до тридцати, она подняла голову и с закрытыми глазами застыла в полном блаженстве.
В этом состоянии ее и застал Рорк.
Другой бы на его месте решил, что она полностью расслабилась. Но это означало бы, подумал Рорк, что этот другой совсем не знает и не понимает Еву Даллас. Сам же он был так близок с ней – и сердцем, и умом, – как не бывал близок ни с кем прежде. Но и для него в дебрях ее души и сознания оставалось множество неизведанных уголков. Ева не переставала удивлять его; каждый раз, когда он был с ней, ему открывалось что-то новое.
В ароматной пене было видно только ее лицо – щеки раскраснелись от жара, глаза закрыты. Но Рорк видел, что полностью Ева не расслабилась. О внутреннем напряжении говорила едва заметная складка между бровями.
Нет, Ева погружена в свои мысли, она чем-то обеспокоена и что-то обдумывает, решил Рорк. Он подошел к ванне бесшумной походкой, которую приобрел еще в детстве, проведенном в дублинских трущобах. Когда он уселся на край ванны, Ева не пошевелилась, но Рорк знал, что она наверняка почувствовала его присутствие.
Через некоторое время Ева открыла свои золотисто-карие глаза и пристально посмотрела в его синие. Как всегда, от одного взгляда на Рорка она испытала тревожное волнение. Его безупречно красивое лицо, обрамленное густыми темными волосами, не переставало удивлять ее – это было сошедшее с живописного полотна лицо падшего ангела.
– Извращенец, – произнесла Ева, нахмурив брови.
– Но это же моя ванна! – ответил Рорк и, погрузив в пену руку, провел ею по груди Евы. – Ты сваришься живьем.
– Я люблю, когда горячо. А сейчас мне нужно как можно горячее.